“Я вернусь в этот город, знакомый до слёз.
До прожилок, до детских припухших желёз ” (О. Мандельштам)
До истертых асфальтом кровавых колен,
До печного дымка сквозь пурги гобелен.
До кленовых ожогов в траве неживой,
В чьи заносы так тянет упасть с головой
И лежать, глядя в синий сентябрьский свет,
Как бывало когда-то в четырнадцать лет.
Я вернусь, чтобы в памяти вновь всколыхнуть
Воглым валенком лужиц весеннюю муть.
И ломать с пацанами последний ледок
Под охрипший от старости школьный звонок.
Чтобы снова увидеть, как в зимнюю хмарь
Заметает сугробом бездомный фонарь.
И на город, что в снежных объятьях опух,
С неба сыплется, сыплется, сыплется пух.
Как в полуденный зной, семенами пыля,
Карусель эту кружат уже тополя.
И быть может, шумит ещё в нашем дворе
Тополь с буквою “Л” на шершавой коре.
И быть может, не сгнил ещё кирзовый мяч,
Что принёс мой дружок на решающий матч,
Когда кто-то, срывая спортивную злость,
Насадил его прямо шнуровкой на гвоздь...
Я вернусь на исходе обычного дня
И приду к тем, кто помнит и любит меня.
И обнимемся мы по-мужски и опять
Будем жить и друг другу во всем потакать.
И как прежде, закружит речной переплёт
Наш потёртый, но непотопляемый плот.
И привычно ворочая старым веслом,
По волнам нашей памяти мы поплывём…
1998 г.