Вдаль по черному небу плывут облака,
Ты до них не достанешь ослабшей рукой.
И щемящая горечь и ствол у виска,
Как черта, за которой желанный покой.
Бредит сумрак в бездонных проемах бойниц,
Пляшут образов тени на желтой стене.
Чередою унылых размазанных лиц
Это время давно пробиралось ко мне.
И теперь оно смотрит ночами в окно
Мириадами крохотных звездных зрачков,
Увлекая к себе на небесное дно,
Разрывая завесу спасительных снов.
Это осень дурманом березовых рощ
Закружила меня, подняла, понесла.
И какая-то дивная дикая мощь
В этом яростном вихре себя обрела.
Я лечу листопадом в сухую траву
И трава, как жена принимает меня.
Я сгораю во сне, превращаясь в золу,
Горсткой пепла дрожа на окраине дня.
Я лечу в никуда- в пустоту небытья,
Погружаюсь в свою бесконечную суть.
И уже не понять где есть Я и не-Я,
И глаза не раскрыть и в глаза не взглянуть.
Слышу гулкие выстрелы- промахи лет,
Мне уже все равно то, что будет потом,
Сквозь фальшивое золото новых монет
Улыбается смерть исковерканным ртом.
Я плевал ей в пустые колодцы глазниц,
Я плясал на ножах, я над ней хохотал,
Но из всех существующих в мире границ
Ближе всех оказалась вот эта черта.
Русь святая! - Надежда небесных миров,
Я тебе не смогу, не сумею помочь.
На крестовые взлеты твоих куполов
Опускается ночь, беспросветная ночь.
Поздно думать о счастье, уюте, тепле,
Зыбь да хлябь под ногами, мешок да клюка.
Ты юродивой странницей бродишь во мгле,
Собирая в котомку года и века.
Так очнись же! Вон царственной ризы клочок,
Где двуглавый орел, горделив и сердит,
Сквозь багряное рубище виден еще,
И еще не разбит твоих храмов гранит...
...Города изнывают в цепях фонарей,
Пешеходы бегут от вчерашнего дня...
Мне бы в пламени веры сиять и гореть,
Есть дрова, но, увы, не хватает огня.
Только черное небо и в нем облака
И мелькает звезда, как случайный маяк,
И щемящая горечь и ствол у виска,
Но спасительный выстрел не грянет никак.