Я мог бы быть Деревом.
Родиться в забытой провинции.
Обычным зеленым деревом,
поросшим мхом, засиженным птицами.
До открытия электричества
и курьерской доставки писем
я мог бы вырасти полным достоинств и листьев.
До появления топора, пилорамы, спичек
жить, считая время по годовым кольцам,
диким язычником -
разухабисто и безысходно,
как черно-белые титры к фильму Кустурицы.
Шуметь на холме, разделять дороги:
налево – яблоко с порчей,
направо – языкастая рыба,
прямо – прикладывать подорожник.
Ближе к осени отстраненно морской ракушкой посреди книжной полки,
между незаконченным иабунинокаянныедни в затертой обложке,
и случайным отпуском в сочи,
где с подножки скорого поезда сорвался невызревший август
не прибрано с прошлого года.
Со мной даже мог случиться, как в кадрах документальной хроники,
скоропостижный роман –
на грани истерики -
с бульварным кольцом в белых каштанах под голос Эдит Пиаф.
Жить в пространстве между снами и сном,
опылять безымянные вещи простыми словами.
Доживать
или распущенно на отдельные доски,
или мелко рублено на дрова,
или подробно
тонкой лучиной в печи сочинять освещение комнат.
Здесь должен был бы вступить на форте шквал
скрипок и труб оркестра Горана Бреговича,
но не вступает…
К зиме раньше срока слетелись синицы,
от них так же никчемно и холодно:
без крошек в кормушке, без солнца на подоконнике.
Я мог бы быть деревом,
нездешне-роскошным деревом.
В корнях что-то там перепутали с парами хромосом.
До моего, вспять растущего, дерева
полвека бетонных шпал.