Половицы трескучи. Я – тать в ночи,
увлечен как любовник своей татьбой,
на бедре позвякивают ключи
от чуланов глухих за печной трубой.
Да и нешто не знает любой дурак,
что чуланы те ломятся от добра?
Проведешь рукой – паутина, мрак,
но потемки – исподнее для вора.
Мне потемки что мамки родной подол,
или бабы моей сумасшедший глаз.
Истопник бумагу сует в подзол,
я же – тело свое в подзаборный лаз.
Я же сам как свечка, хоть нет огня,
хоть погашен окурком, ушел в распыл,
но еще проедусь, мошной звеня,
мимо тех трущоб, где болел и стыл.
Накажу купчину, чтоб знал чурбан,
что не всё купаться ему в меду,
что не всё брюхатить капустой жбан,
не сбеднеет авось, не впадет в нужду.
.................................
Колотушками ходит от страха кость,
мне с овчинку небо и воздух мал.
В доме вора застал именитый гость,
как пальнул… в осколках себя узнал.