Ночь подбиралась мягко, незаметно,
Змеею черной.
Портьера робко, жалобно вздохнула,
Дрожа от страха.
Квадраты стен спешили разлететься,
Как чьи-то крылья.
Друг к дружке с хрустом ножек стулья жались,
Как будто крабы.
Предметы ощутили приближенье
Метаморфозы.
И трепетали в смутном ожиданьи
Перерожденья.
А потолок растаял и впитался
В ночное небо.
И поры звезд пресыщенно роняли
Свет, словно капли.
Паркет растрескался, явившись галькой,
Песком прибрежным.
И кресло раковиной обернулось,
В спираль свернувшись.
Я наутилусом себя увидел,
Моллюском древним,
Чудовищем из панциря смотрящим
В мир грез невнятных.
Слизь сизых щупальцев моих теплела,
Когда я думал,
Что это все уже происходило
Неоднократно.
Что мир не раз уж зарождался в спазмах
Освобожденья,
Дрожа меж молотом и наковальней
Воображенья.
Опять из недр хрустального горнила
Шли чередою
Созданья, позабывшие свой облик,
Свою природу.
По бритвенному лезвию так тянет
Пройтись однажды.
От кровного родства с когортой монстров
Мне не отречься.
Они ведь тоже не поймут никак,
Какого рода
Их взоров устремленность за пределы
Небесной сферы.
Они ведь, как и я, познать стремятся,
Чего в них больше:
Поющего огня, или углей
Перегоревших.
Но зеркало Вселенной так малО,
А нас так много.
Всем не успеть вглядеться в облик свой
В зерцале древнем.
И отразиться мы тогда мечтаем
В глазах любимых,
С надеждою отчаянной пытаясь
Себя увидеть.
И милые глаза охотно дарят
Нам ложь святую,
Не в силах показать нам наши щупальца
И наши жабры.
И успокоившись, мы уползаем
В свою скорлупку.
И не узнАем мы всю горечь правды:
Нас пожалели.
Я не успел додумать этой мысли.
Был час прилива.
Волна меня с песка слизнула нежно,
Укутав пеной.
И странный морок растворился,
Растаял в пене.
И не осталось ничего на память.
Лишь осознанье...
А после было то же кресло
И те же стены.
Дождь бился в окна рыбою об лед,
И плакал ветер.
И лишь прилипшие песчинки где-то
Между лопаток
Напоминали мне о чем-то, но о чем -
Не мог я вспомнить...