Вы бывали в июне в Ростове-на-Дону? Нет?
Тогда вы не знаете, что такое жара...
Ефим Шифрин
Навалился июнь на асфальт потным телом
и прохожим в лицо задышал перегаром;
и о чём-то просил он, и чего-то хотел он,
и о ком-то рыдал он, и кого-то ругал он...
Это было в Ростове, сём граде небесном,
а может быть, поднебесном,а может быть, инфернальном;
это было в Ростове с одним неизвестным
(впрочем, точно известно, что он был ненормальным).
От жары засыхали цветочные клумбы,
и, в слезах уповая на влагу из тучи,
звонко шлёпались в обморок дети Лумумбы -
потому что не Африка, потому что покруче.
О ростовский июнь - инквизитор в экстазе,
воплощение мрачных мечтаний де Сада,
эта душная плоть сексуальных фантазий,
сладкий ужас и боль за пределом «Не надо!»,
этот запах акаций, густой и медовый -
в их цвету утопает городская больница,
этот запах любви над Большою Садовой -
запах пряного пота плывущей девицы,
эта ярость желаний, как жажда японца -
брюхо вскрыть, чтоб оттуда кишки вытекали!..
Да, так где я забыл своего незнакомца?
Где-то между седьмой и восьмою строка/ми.
Он стоит у стены и не сделал ни шагу:
боль в груди, а в глазах - разноцветные пятна...
Что ты, парень, забыл в нашем русском Чикаго,
что тебя привело сюда - мне непонятно?
Всё нутро тебе выжрет палящая похоть -
что ж ты мчался сюда, словно девка на б л я д ки?
Нет, болезный, не акать тебе и не окать
во Владимире или в какой-нибудь Вятке.
Этот город, как сфинкс - та же тварь и скотина.
Ты ослеп и оглох не от зверского зноя:
злая баба оплывшею тушею львиной
придавила тебя, истекая слюною.
Так рванись из когтей, доползи до вокзала,
Глянь в окно напоследок с щенячьей тоскою...
Дёргай, брат! ты не первый, кого растерзала
эта сука над тридцать шестою строкою.