Придешь ли в саван скрыть меня – не тронь словцом,
Ни жестом, труп терзая,
Прядь тонкую, что матовым венцом
Короновала руку мне – в ней темной тайны завязь.
В ней зримая душа,
Оставлена в наместье той, на небо устремленной,
Хранить мое, страшась
Распада, тело – сад ее покинутый, влюбленный.
Когда б мой мозг прервал, подобно жемчугам,
Связующей теченье нити,
Вот прядь волос, забава им легка –
Рассудок в целость воссоединить, им
Близ большего ума
Созревшим; ведь едва ли их дарившая желала,
Чтоб вечной муки тьма
Меня, как смертника, кандально оковала.
Что б ни желала – схорони реликвию со мной,
Не дай на идолопоклонство.
Я был мучим любовью, храм земной
Ей тесен. Но ни светел локон сколь твой,
Не смог он – грех пенять –
Свершить деянье, что одной душе под силу.
Ты не спасла меня,
Со мною часть тебя приемлет в корм могила.
The Funerall John Donne
Who ever comes to shroud me, do not harme
Nor question much
That subtile wreath of haire, which crowns my arme;
The mystery, the signe you must not touch,
For ‘tis my outward Soule,
Viceroy to that, which then to heaven being gone,
Will leave this to controule,
And keepe these limbes, her Provinces, from dissolution.
For if the sinewie thread my brain lets fall
Through every part,
Can tye those parts, and make mee one of all;
These haires which upward grew, and srength and art
Have from a better brain,
Can better do’it; Except she meant that I
By this should know my pain,
As prisoners than are manacled, when they’are condemn’d to die.
What ere shee meant by’it, bury it with me,
Fore since I am
Loves martyr, it might breed idolatrie,
If into others hands these Reliques came;
As ‘twas humility
To afford to it all that a Soule can doe,
So, ‘tis some bravery,
That since you would save none of mee, I bury some of you.