У края леса, на полянке,
в ночи стояли наши танки;
уснул, уставший за день взвод.
Кружили звёзды хоровод
в глубокой пропасти небес,
дремал тревожно тёмный лес,
оберегая сон полянки,
и бинтовал ей ветер ранки,
волной ласкала берег речка,
зажгла в селе далёком свечку,
чтоб Бог хранил её сынка,
святая, мамкина, рука…
Смеялась юная берёзка,
листвой своей дразня дубок,
а рядом аленький цветок
раскрыл свой первый лепесток,
но Смерть уже взвела курок,
нетерпеливо, с подлым смаком
к утру готовила атаку…
Объявлен взрывом карнавал
и, соблюдая ритуал,
танк, как бумажный, запылал;
я жить хотел, но умирал…
Умолк, запнувшись, пулемёт,
и пулей вспоротый живот
не волновал. Огонь, как птица,
крылом обжёг мои ресницы,
горячий дым съедал глаза,
сползала мёртвая слеза…
Попав в капкан железной банки,
душа рвалась наверх из танка;
молчала мёртвая полянка,
молчал убитый пулей лес,
молчали даль и синь небес,
и окровавленная речка…
Сгорала тоненькая свечка,
стекая вниз слезинкой воска,
молчала голая березка,
молчал раздавленный дубок
и только маленький цветок
причин молчать не понимал,
под пули голову поднял…
Лежало под сгоревшим танком
письмо, написанное мамке,
и ветер молча, сжав уста,
письма странички полистал…
Солнце ослепшее, с неба сползая,
эту историю нам рассказало.
3.01.2000г.
***