Поднимаюсь по лестнице, выше этажом открываются двери, выходят люди, я слышу их голоса, бегут тени солнечного октябрьского дня, через несколько секунд голоса облекаются плотью, идут мне на встречу – молодые и радостные, проходят мимо, не касаясь меня своей плотью, пробегает лишь еле заметный ветерок по моим волосам. Кто они? Прошли мгновения и ушли в пустоту, как ушел этот прозрачный октябрьский день.
Проносятся машины под окном по площади, идут чьи-то тени к парку, а далекие ядерные взрывы приносят мне возможность видеть их или считать, что я их вижу.
Сгущаются сумерки, зажигаются фонари, воздух пахнет чем-то уютным и живительным - это от близости кафе, вспоминается Прага – 2 года назад в Виноградах также горел закат, а с затаившихся в темноте деревьев слетали мертвые желтые листья и вместо бинта прикрывали кровоточащую душу, тот воздух я хотел бы вдохнуть вновь, но кто подскажет где мне его искать.
За стеклами кафе горит свет, он льется на мокрый от дождя асфальт, какие-то люди сидят за столиками, и их мир – это их мир, но мне кажется, что это те же люди, что сидели за этими окнами вчера и позавчера, и неделю, и год назад, я закрываю глаза и иду в темноте – ноги попадают в лужу – мне все равно, - холод осенней чахоточной влагой обволакивает ноги – мне все равно – толчок – чьи-то крики – я на какого-то налетел.
- Вот обдолбался придурок – слышатся голоса откуда-то со стороны.
- Смотри куда идешь, козел, - кричит чей-то силуэт, поднимаясь с земли и отряхивая испачканное пальто, - ослеп что ли, купи очки!
Сворачиваю в какую-то подворотню, передо мной трансформаторная будка из белого кирпича и мусорные контейнеры рядом с ней, чей-то силуэт шевелится среди картонных коробок, подхожу ближе и вижу женщину в резиновых сапогах, она нашла какую-то кость и грызет ее, пытается нащупать голодными губами на ней мясо, а ее сын тем временем роется в самом контейнере
- Мама, смотри что я нашел, - слышится тонкий голосок.
Подхожу к одинокому клену в середине двора и смотрю вверх, держась за него – черные ветви скрывают от меня небо, листья танцуют какой-то зловещий танец, вот оторвался один, слежу за его полетом, но он исчезает в сумраке, тогда я начинаю трясти дерево – на лицо летят ледяные капли осени, я слизываю их языком – они горьки на вкус, как пиво.
Фонари освещают детскую площадку, она пуста, на песке пустые водочные бутылки и ломаные шприцы, хватаюсь теплыми руками за металлические перила маленькой карусели, она раскручивается и скрипит, разрывая ночной покой этого загадочного двора. Я вдруг вспоминаю, что это та карусель… ну да, это тот самый двор, вот та черная труба котельной за стеной из красного кирпича, на которую я тогда забрался… был такой же осенний вечер, мы возвращались с ней со спецкурса по древненорвежскому языку, только тогда выпал снег, он лег на зеленую траву во дворах, было очень красиво, он освещал этот двор лучше фонарей, дул ветер с Финского Залива, когда мы переходили Неву, по Дворцовой площади гуляла метель, а через нее неслись кони… это было 10 лет назад.
Я еще сильнее раскручиваю карусель, она мчится, надрываясь скрипом, мне хочется заскрипеть как она или просто закричать, я заскакиваю на нее – кружится все перед глазами – кирпичные стены, деревья и белые снежинки начавшегося снега, сливается в один безумный танец, я перестаю понимать где небо, а где земля, она уходит куда вглубь и вот я уже лежу уткнувшись в нее лицом , целую ее, хватаю ртом ее шершавую плоть.
Иду вдоль кустов, туда, где кончаются огни и выхожу на пустырь, рядом с деревянным сараем стоит ржавый остов от запорожца, брошены трубы, к ним прислонены оконные рамы, краска на них совсем ободралась. В конце пустыря пустой полуразрушенный дом, вхожу в парадную – дьявольским ртом чернеет спуск в подвал, ступаю на полуобвалившиеся ступени лестницы и начинаю медленно поднимаюсь, в абсолютной тишине звучит шорох моих шагов. Достаю зажигалку – мерцающее пламя убивает весь окружающий мир – теперь не существует ничего кроме него в этом мире. На стене надпись маркером – «Саша Башлачев».
Вдруг ступаю в пустоту, ноги уходят в пропасть, слышится шум падающего мусора, ударяюсь обо что-то щекой, но руки нащупывают опору, я держусь, я вешу над бездной. Хватаюсь за перила, пытаюсь подняться, наконец это удается – поднимаюсь выше, но теперь более осторожно – почти ползком двигаюсь вперед во мраке.
В темноте проглядывают жуткие уходящие в никуда коридоры, мне кажется, что у них нет полов, а есть лишь стены, кто затаился в них, выйди мне на встречу…
Вот и последний этаж, металлическая чердачная дверь раскрыта настежь, под ногами скрипит стекло, летит в лестничный пролет потревоженная мной бутылка от портвейна, хлопают крыльями разбуженные голуби.
- А ведь этот дом мог быть разрушен много лет назад, еще в Блокаду… - вдруг приходит мне в голову мысль, - а вместо этого он столько времени простоял и вместил людскую боль и радость, эти стены могли бы рассказать много интересного, но некому их слушать, никто не сможет их понять…
Сажусь на припорошенной снегом крыше. Призрачный город стреляет в меня огнями, за каждым огнем светится чья-то душа, они сливаются в один поток света и несутся на мертвенной Невой, над умершими деревьями университетского сада, вслед улетающим листьям нашей радости, навстречу вечному холоду, заблудившемуся в сосновых лесах Норвегии.
Ложусь на спину, не ощущая холода, проникающего в мои легкие, открываю глаза – передо мной кусочек неба и закопченная кирпичная труба. Пищит сотовый телефон, достаю его из кармана и читаю на экране одно лишь слово SMS-сообщения - «Прощай».
Бросаю телефон куда-то в ночь, через несколько секунд слышится глухой звук от его падения, смеюсь и опять закрываю глаза…