Проходя сквозь закрытые двери... Теперь cолнце уже неотличимо от самой крошечной звезды, слова, распадающиеся на слоги и полуслоги, создают иллюзию связи, иллюзию понимания; взгляды выражают лишь замозабвенное погружение в пространство. И нет этого неба, укрывающего, спасающего, - чаши для солнечного огня, пристанища для ищущих глаз. Мы- рыбы, полуслепыми глазами уставившиеся в кристально чистое зеркало над нашими головами. И кроме волн света, кроме отдаленного грома и шума прибоя – что мы слышим? Зачем мы здесь?
Пух и вата зимних одеял – замерзая в промозглой темноте космоса, пытаясь дышать обжигающим вакуумом – рывками раскрывая грудь в попытке стать единым с пустотой. И только слезы поднимаются к глазам – может, как знак удушья, а может – просто тоски. И в самых тесных объятьях наши тела не более наши, чем колючие звезды над нашими головами, над нашими постелями. И мысли мечутся как стая испуганных птиц в тесной клетке, и гвалт и щебет лишь немного стихают по ночам, когда сновидения перелетают с место на место на беззвучных крыльях полярных сов. Полуслепые, полусонные птицы. В наших словах – эхо их испуганного писка.
Крепко прижимаясь, пытаясь сохранить, спрятать и спрятаться. Чуть ближе, чем в танце, мы думаем, что мысли могут выпорхнуть из наших горячих голов, закружить нас в вязком омуте ночи, связывая, отпуская. Луна отражается в зеркале и в холодных бликах отражений пылинки взлетают и падают, словно крошечные привидения, неразличимые для нас. И их приход и их пророчество уже не значит ничего. И танец наших тел, нашего дыхания и наших воспаленных век, сливаясь с карнавалом чувств, течет в сладостной патоке ночи – и черные птицы мыслей воронами мечутся среди вихря. Танцуя, мы распадаемся на части, рассыпаемся, умираем.
Бесконечно произнося одни и те-же слова, теряя их смысл, вслушиваясь в странную музыку бесконечного повторения, мы плывем по черной воде среди призраков, прячущихся в пустоте - и мы улыбаемся, и мы смеемся. Сплетая и расплетая руки, сжимая пальцы, наши тела теряют себя, наши глаза все еще согреты теплыми прикосновениями чужих взглядов, которые ведут нас в глухую черноту, которые знают все и могут простить. Но нет вины, а значит нет и прощения. И слезы радости смешиваются со слезами печали – но их соль одна, она из морской волны, из глубин, она соткана из останков водорослей и крошечных призрачных существ, танцующих в толще воды.
Вдыхая дыхание друг друга, глотая воздух из чужих губ – лишь бы не этот ледяной вакуум, - вытягивающий, выворачивающий наизнанку. И вот мы странно вместе, потерянные друг в друге, играем в новую игру – дым сигарет и голубоватый свет – это не самое страшное, что течет в пещерах наших тел. И глаза источают мрак, и губы кривятся, но они уже не в силах оборвать перетекание горячего воздуха из одного тела в другое – воздуха, который становится все более затхлым и влажным. Скоро нам все равно придется судорожно вдохнуть пустоту – и тогда все поплывет в красном тумане, и тогда наши глаза остановятся на самом глупом выражении, - просто уже не в силах закрыться.
И небо стекает дождем по листьям, и мы плачем среди сизого дыма сигарет. А крыши мокнут за окном - и вот еще один день пустоты и моросящего дождя остался позади. Дрожание стекол – мы на дне этого воздушного океана; и если поднять глаза, то можно увидеть следы далекого небесного шторма – разорванные тучи и гул отдаленного грома. И если только поднять глаза, то так ясно будет видна черная пелена наплывающей на нас ночи, с колючими безжалостными звездами и луной, разливающей по лужам свой ледяной свет – и пристально смотрящей нам в души.
И вот мы уже не смотрим в глаза – и только наши руки по прежнему соединены, они все еще помнят то, что давно забыто. Прорастая друг в друга, чувства кружатся в пространстве наших душ, как пылинки в темном глухом чулане, давно закрытом, холодном, пустом. И нет света, что наполнит и понесет нас – согретых и живых, верящих и бесконечно единых – уже не осознающих ни этого единства, ни потока этого. Разбитые стекла, подобно застывшим языкам пламени, отражают лучи заходящего солнца – они гаснут, они растворяются в ночной пустоте. И только наше дыхание напоминает нам, что мы еще живы.
Зачем мы здесь?