И тогда мы закрываем глаза и говорим об ангелах. Крылья попугаев и расцветка фазана. Золотистые волосы и лицо – не мужское, не женское, но поражающее тонкостью черт. И руки – да, опять этот жест – призывающий, успокаивающий, значимый. Вода обтекает тело, несет его, - бережно, вдоль берегов, под ветвями, низко-низко склонившимися к воде. Нет отражения, ибо вот оно – соединение с собственной тенью. Зачем мы говорим об этом? Мы уже не видим собственных теней, будучи пронизанными ими, как темным влажным воздухом. Вдыхая и выдыхая свою душу, мы согреваем морозный воздух этой осенней ночи. Вода чернеет и уже не ясно, где небо, а где дно, покрытое гниющим илом. Растворяясь в воде, в невесомости, в беззвучии. Маленькие рыбки пощипывают дряблую кожу. И за светом алтаря, за неоновыми лампочками, за электрическими свечками мы теряем друг друга. Расходясь все дальше в этом храме, наполненным дымом, звуками, всхлипами и кашлем... И людьми с заплаканными глазами. И молитвами, гулом возносящимися к церковному куполу, теряющемуся во мраке. Ангелы проходят рядом, они несут в своих руках полынь и листья подорожника, а еще – шары одуванчиков, словно сотканные из воздуха и нежности. Их нежности, их силы. Краешком глаза можно видеть колыхание их одежд и слабый отсвет их золотистых волос. Они уходят, их уже нет с нами. И черная вода в этих лужах – как церковное вино, разлитое на мостовую. Вода шевелит края почти истлевшей одежды и ласково переворачивает тело – все равно, неба все равно не видно. И больше нет звуков. Лето закончилось и цикады уснули до новой весны – как зерна, упавшие в остывающую землю теплыми живыми каплями. И в их зимнем, бесконечном сне им приснится глубокое полуденное небо, зубцы елей, разрезающие низкий горизонт, ослепительное солнце, на которое так больно смотреть. Так больно и так легко. Ангелы входят в воду, они плывут рядом, они берут наши руки в свои ладони. Маленькие рыбки вьются в облаках их одежд. Теперь мы знаем, как проходит одиночество – теплые волны, солнце, рассыпающееся колышущимися искорками и тихий нежный голос. И еще еле слышный смех. Когда мы впервые встретились, мы говорили только о воздухе между нами, о невидимом свете между нашими душами, о странном звуке, плывущем в пространстве. И мы были потеряны в потоке наших слов, - кружась и играя с собственными тенями. И кто-то незримый глядел на нас, и мы были не одни. Порыв ветра подхватывает первые упавшие листья и кружит их в темноте, в промозглом сумраке, наполненном густым туманом. И эти листья, наши руки, наши пальцы – уже не танцуют, но кто-то из темноты поднимает их все выше и выше – к пустому беззвездному небу, к мелкому дождю, летящему с высоты. Ангелы, ангелы – где вы? Черный поток разрезает сумеречные поля, и редкие деревья, как путники, затерявшиеся в их пространствах, застыли, заснув стоя среди холодного савана тумана. Поток несет наши тела от неизвестного истока к таинственному океану, огромному и страшному, как ночное небо. И в этом течении мы уже не чувствуем своих душ – только легкое движение воды, только потоки, поднимающиеся из глубины и нежное, мягкое движение – и нежный голос. И прикосновение чьи-то рук. Но мы уже не здесь, мы уже далеко. Все забыто – и забыто само забвение. И кто-то рядом с нами. Он помнит наши слова, наши молитвы, наш смех. Он закрывает глаза и говорит о нас.