Абажур теперь железный, нагревшийся.
Принимаю форму абажура. Наблюдаю за пальцами:
клик-кликк-ттратттттата-
птичья толкотня подноготной -
кормится с невысокой планки, согревает пластмассу разговором – чат.
Чат - это во-первых.
Краска вторая - вообразите! -
С улицы бАбы заглянут:
Заголенные, упругие коромысла
Трутся в пазухах, выворачивают на подоконники пахучие ночные изнанки... -
Закрыть их, захлопнуть - это Город, это сиреневый Город! -
Покуда Днепр к нулю стремится,
чтоб воздух в крестики играл» -
закрыть!
(Это вам не Рио-Де-Жанейро, -
первый этаж и что-то льется во дворе.)
...А щелчок исходил из пластмассовой перепончатой рухляди у изголовья.
- Наденька..?
Нехотя вставать,
приоткрывать плоские створки,
большим пальцем выдавливать рыбий зрачок CD...
Боли нет, и удивления нет, море ушло, по углам шушукается петлюра -
Такая вот музыка, братцы.
...
А скажи студент- дальнейшее за деревьями!..
Скажи?
Будущего нет, а дальнейшее так и напирает -
Луженые хрипатые перегноем глотки напряглись,
выше, вЫ-ыше берут -
у них в недрах дыхание-то искусственное –
крепко мы им землю к животу прижали,
И вот по задохшимся горловинам поднимается совершенно чистая вода - к нам.
Некоторые растут прямо через завалы кассет, мокрой посуды, книг, пеналов каких-то, раздвигают голым телом всю ракушечную утварь; пластинки мостовой цокают (промеж них воды уходит - пропасть!), заголяют смельчакам сосновые щиколотки.
Другие стоят как крест Святого Владимира ("...на теле ангела обнаружены вздутия, потеки и трещины"), испытывая собой на прозрачность последние километры...
Любили мы марсиан, братец Наденька, любили, а теперь вот темно и ветер кругом, и каштан вертит нашу каморку в узких пальцах -
как хочет, так и этак, и все нехорошо...
Оттого и ветер, что на Плеханова фонарики качаются…
Да, нехорошо.
Третий вопрос - это стало быть любимые игрушки и куда их девать когда уже стыдно.
То есть -
Когда все только занова строилось и глина была округла, разноцветна и тяжела,
И кто-то просто сказал:
«Три краски брошены на стекло.
первая – разбила