Не беда, что не сразу доходит наш голос до века,
Не беда, что уходим мы раньше, чем голос доходит,
Ведь не сразу священными стали Афины, и Дельфы, и Мекка,
Да и тех уже слава, как солнце, зашла или ныне заходит.
И Пиндара строфа и слова Иоанна, как лава, остыли,
Усмехнется душа на наивный призыв толмача – «не убий!».
Сколько раз наше тело, и душу, и память убили,
А бессильных убить выручал своим оком услужливый Вий.
Наши дети растерянно тычутся в землю своими губами,
Но и эти сосцы истощили запасы надежды, желаний и сил,
Не спасает уже ни пробитое небо, нависшее низко над нами,
Ни истории миф, ни раскрытое чрево распаханных веком могил.
Все морали забыты, истрачены, съедены и перешиты.
И религией скоро объявят и горький отечества дым.
Наша жизнь и планета невидимо сходят с привычной орбиты.
Так до наших ли детских забот – быть услышанным веком cвоим.