Что же такое свобода поэзии от формы? И, как ни парадоксально это звучит, каковы рамки поэтической свободы? Можно ли называть стихами тексты, лишенные рифмы и ритма? Уверен, что к концу моего короткого наблюдения, читатель, впрочем как и я, приблизится к ответам на некоторые вопросы, но так же появятся и новые.
Материал слишком сложен и объемен для формата сайта, а моего маленького авторского «я» на всех не хватит, поэтому пропущу белый и вольный стих, пропущу обзор большинства произведений авторов stihi.ru, работающих в жанре свободного стиха, так или иначе. Моя цель – познакомить читателя и, разумеется, писателя, коим на сайте несть числа, с такой модной и вызывающей бурную полемику стихотворной формой, как верлибр. Вот еще… пока не забыл: обещаю не быть объективным!
В адрес авторов, публикующих на сайте произведения в разделе «верлибр», часто поступают замечания о том, что их творение - это не стихи. Слово предоставляется Игорю Белавину с его «не стихами», встречайте:
ЭТО – НЕ СТИХИ
Главное - признать свои ошибки и найти поводыря.
Каждый гений - потенциальный противник:
он может занять твое место.
Отойди в сторону, скрой свое лицо, изменись;
мир движется по чужим законам
и нельзя стоять
на его пути.
Сильный выживает в одиночку.
Широта сердца сменяется широтой кармана.
Лучшие люди сходят на станции “Деньги”
и это никого уже не удивляет.
Чем же ты гордишься?
Ты, умеющий добывать лишь правду,
жесткую, как кость,
неудобную в потреблении и дележе?
Поезд ушел, а ты остался
на грязном перроне одиночества...
Твоя правда - это
самум, смерч, стихийное бедствие,
она сводит с ума, ломает ребра и ориентиры.
Она оскорбляет самое святое, что есть в человеке:
самодовольство!
Правду
с отвращением разглядывают,
с осторожностью берут в руки,
неохотно используют.
Может быть, в ней скрыт заряд потрясения
или переворота,
или просто чужой и непонятный мир,
слишком большой,
чтобы можно было с ним не считаться,
и слишком сложный,
чтобы ходить не оглядываясь...
Полная свобода
насилия.
Абсолютное большинство
мягких игрушек.
Огромный черный рынок
совести.
Стою
на закате надежд
на обрыве сознания
над седым морем
Безмолвия.
Кричу
в самое ухо морской раковины.
Но моллюск боится отзываться и вслушиваться,
ибо
откуда ждать удара?
И нужно еще проверить,
готов ли быть распятым
говорящий с тобой.
Нет ни привычного разделения на строфы, ни рифмы, ни ритма. Что же тогда есть? А нужно ли вообще уметь писать стихи, чтобы писать ЭТО? Приведу еще одно произведение, опубликованное в рубрике «верлибр» автором ДК:
Повторение пройденного
Я буду думать о тебе, говорить, писать,
Долго, терпеливо и безответно,
Рассказывать тебе о звездах,
Держать за руку, дышать на пальцы.
А ты будешь менять адреса, имена, фамилии,
Проходить мимо, ошибаться номером,
Все глубже и глубже погружаясь в дебри
Моей безнадежной памяти.
Но я буду верить в тебя,
Как верят в то, что взойдет солнце,
Назначать свидания, опаздывать, извиняться.
Тайно следить за тобой, ревновать,
Напрашиваться на грубость.
А ты будешь смеяться надо мной,
Казаться открытой и непосредственной,
Нежно целовать на прощанье,
Говорить, что скоро вернешься.
И я буду скучать по тебе,
Сдавленно, туманно и необъяснимо,
Глядя в серое моросящее утро,
Который раз вчитываясь в наше недалекое прошлое.
А ты будешь узнавать себя в каждой моей песне,
Прощать мне мои неизбежные многоточия,
Пытаться не принимать меня всерьез,
Отвечать сдержано и немногословно:
"Да, любовь - это наркотик.
Но ты же сам этого хотел".
А я буду любить тебя, тихо, незаметно,
Безлунными ночами, пустынными переулками,
Появляться некстати, неожиданно исчезать,
Придумывать тысячи нелепых оправданий
Своему невезению, твоему невниманию.
Совершать маленькие безобидные глупости:
Цветы у двери, поздний телефонный звонок,
Твое имя, вытоптанное на снегу,
И мое, на этот раз последнее, слово:
"Иди... И не оборачивайся".
В романе великого Райнера Рильке «Записки Мальте Лауридса Бригге» есть знаменательное высказывание о сущности поэзии. Ранние стихи, говорит герой Рильке, обычно бывают плохими. «Не надо торопиться со стихами», и тогда в зрелые годы можно написать «десять хороших строк. Ибо стихи – это не чувства, как обычно говорят (чувства есть у нас и в ранней юности), - это опыт…»
Распространимы ли эти слова на представленные выше тексты? Думаю, да. Кажется, мы пришли к понятию зрелости «не стихов», насыщенности или не насыщенности опытом, мудростью. У «не стихов» появилось одно из свойств стихов. Любопытно?
Что еще может быть общего у стихов и «не стихов»? Может быть гуманистическая идея? Приведу перевод стихотворения выдающегося польского поэта XX века Збигнева Херберта:
ГОСПОДИН КОГИТО ЧИТАЕТ ГАЗЕТУ
На первой странице сообщенье
убито 120 солдат
война идет долго
можно привыкнуть
рядом уголовная хроника
сенсационное преступление
портрет убийцы
глаз Господина Когито
скользит безразлично
по солдатской гекатомбе
чтоб сладострастно углубиться
в уголовный ужас
тридцатилетний крестьянин
в нервной депрессии
убил свою жену
и двоих детей
сообщают подробно
как именно он убил их
положение тел
и другие детали
120 павших
напрасно искать на карте
слишком большая удаленность
скрывает их как джунгли
не потрясают воображенье
слишком их много
цифра ноль на конце
делает их абстракцией
тема для размышлений:
арифметика сострадания
1974
И вот еще небольшой, но яркий фрагмент из его «Душа господина Когито»:
Прежде
как известно
душа выходила из тела
когда остановится сердце
с последним вздохом
удалялась тихо
на пажити неба
душа Господина Когито
ведет себя иначе
покидает тело при жизни
ни словом не простившись…
Находить общее, как и искать различия можно до бесконечности. Продолжим. Теперь немного теории.
Верлибр, vers libre (фр.), буквально - "свободный стих". Отказ от четко определенной метрики, от рифмы, от изосиллабизма. Настолько вызывающий отказ от любых традиционных элементов, что в культуре возникает понятие "верлибризации", применимое весьма широко в аспектах, не связанных напрямую с литературоведением.
Для начала следует четко разобраться с определениями. Верлибр - это не просто "стих без рифмы". Чтобы усвоить это, неплохо было бы вспомнить о двух сводных братьях верлибра по матери - безрифменной строке, - о белом стихе и о версэ. Братья так похожи, что некоторые словари и справочники считают всех троих разновидностями одного и того же. Но разница между этими сближенными формами настолько концептуальна, что не чувствовать ее - значит, не понимать сути и смысла верлибрического стихосложения как такового.
Верлибр, версэ и белый стих близки отсутствием рифмы. Различие же между ними - это различие в степенях авторской свободы. Белый стих, подчиненный метрике и размеру обычного стиха, зажат в рамки изосиллабизма. Он дает лишь первую, низшую степень свободы, - свободу от рифм. Вторую (вернее сказать - другую, ибо накопление здесь неочевидно) степень свободы дает версэ, где изосиллабизм не является непременным требованиям, но на смену ему приходит такой кусачий цербер, как хиазм. Вдобавок «тяжесть тысячелетий, сухость ветхозаветного и новозаветного наследия мешает версэ свободно ворочаться в авторском рту». Логично было бы верлибр назвать третьей и, пожалуй, самой спорной, формой авторской свободы.
Многие отечественные литературоведы и поэты называют верлибром русский свободный стих, или вводят понятие «русского верлибра» (например, такой известный верлибрист и литературовед, как Юрий Орлицкий). Мне кажется неправомерным заявление, о том, что верлибр – русское явление в поэзии. Все же этот жанр зародился в Европе. Но с Орлицким соглашусь. Вряд ли сумею объяснить читателю, что такое «русский верлибр» и чем он отличается от любого другого, так как сам писал в этом жанре по наитию, руководствуясь, скорее, внутренним голосом, поэтическим слухом, и только впоследствии обнаружил сходство того, что делал я и того, что делалось в веке двадцатом русскоязычными верлибристами. И мое «наитие» наложило рамки на мою свободу, как бы смешно это не звучало. Вот вам другой пример.
Познакомившись с творчеством одного из авторов сайта Вадимом Кейлиным (Raz d’Or), у меня возник вопрос: насколько автор волен быть свободным-от-всего? Насколько «свободна» эта третья степень свободы? Для меня верлибр – свобода формы, в первую очередь. Как и в рифмованных стихотворениях, я стараюсь придерживаться поэтического замысла, концепции, если хотите. Языка, пусть немного другого, но русского языка, с его устоявшимися поэтическими оборотами (хотя считаю, что поэтика у верлибра своя, у моего – сухая и сдержанная, почти до разговорной речи). И стараюсь оставлять лазейку для читателя – возможность понять сказанное на любом уровне восприятия (принцип прозрачности первого слоя). Стихи Вадима для меня оказались загадкой, которую я не смог разгадать. Я видел что-то подобное в поэзии Джима Моррисона, которую читал в юности, и которая для меня стала «культурным шоком» в то время. Видел и некоторое время спустя, но проходил мимо, не считая тексты такого рода стихами, ставя под сомнение их культурную ценность. Мне непонятна та степень свободы или, если хотите, вседозволенности, что дает освобожденное подсознание, нарушение законов логики. Можно еще очень долго рассуждать об этом, но позволим высказаться Автору:
Созидание как форма нервного срыва (Raz d’Or)
Ветками ветра – взмах – по лицу:
У крови привкус плесени песен –
В этой ли вечности ждать свободы?
С этой ли смерти отсчитывать счастье?
Бывший залогом или заложником,
Бывший проигранным броском многогранника –
Стоит ли верить стоптанным строкам –
Отражениям в глади голода жизни:
Внутри-костный космос опять неспокоен –
Юпитер сердится, и в этом прелесть момента
Освобождения – что бы ни было дальше –
Созидание, как форма нервного срыва:
Если полет – частный случай падения
Какая разница – вверх или вниз – лететь (падать?) –
Концовка одна – неизбежность
Признаюсь честно: я не смог пробиться сквозь завесу авторского «я». Мне непонятны речевые обороты, образы произведения. Стихотворение лишено явной смысловой нити. Со слов автора: для него прежде всего была «картинка», и размышление носило, скорее, визуальный характер. Отсутствует, так любимая читателем, узнаваемость. Но это Автор. И произведение Автора. И ему решать кого пускать в свой поэтический мир, а кого – нет. Чисто технически, если можно применить понятие техники к свободному стиху, мне не понравилась излишняя ритмичность и схема разбивки строк, свойственная, скорее, рифмованным текстам. В «русском верлибре» принято разделять строки на законченные смысловые или образные фрагменты, хотя такой метод аксиомой и не является. Допустимо ли наличие ритма и рифмы в верлибре? Я бы отнес такие стихи к промежуточным жанрам, в которых с успехом или нет пишут поэты всего мира, но это попахивает спором «за чистоту», а я не уверен, что у кого-либо из современников, а тем более у меня, хватит смелости и знаний довести этот спор до конца. Цитирую Вадима:
«Первое – по поводу излишней ритмичности:
У Малларме: "он (верлибр) предполагает разложение традиционной метрики, если угодно, до бесконечности, лишь бы из этого извлекалось удовольствие" et cetera - там дальше приводились примеры. Французская "энциклопедия символизма" утверждает, что для верлибра "важны единицы ритма, которые диктуются и направляются метром и соответствуют ему ", а местная энциклопедия данного сайта, насколько я помню, вообще не проводит различия между верлибром и вольным стихом (что имеет свои основания, так как vers libre и есть вольный стих). Далее, британская энциклопедия определяет верлибр как форму стиха, в которой "основной метрической единицей является фраза, а не строка из фиксированного числа слогов <...>длина строк _может_ (!!!) варьироваться в зависимости от <здесь мне не удалось точно перевести, в оригинале – sense of poem – то ли настроение, то ли ощущение стиха>, полное предложение заменяет строфу <и совсем уж интересно> РИФМА ОПЦИОНАЛЬНА (!!!!!!!)". В той же статье англоязычную поэзию XX столетия вообще относят не к верлибру, а к вольному стиху. Так что я думаю не стоит быть столь категоричным по поводу ритмической организации. Есть еще давнее, хоть и не проверенное досконально подозрение, что в языках с фиксированным ударением, к коим относятся большинство европейских, определенная ритмичность навязывается этой фиксированностью, что теряется при переводе на язык с переменным ударением. Во всяком случае, для меня отправной точкой было именно суггестивное воздействие ритма – отсюда и не вполне верлибровое разбиение: ну не могу я допустить паузу, да еще и такую мощную, как перенос строки, там, где её быть не должно по определению…»
«…по поводу рассматриваемого стихотворения:
Для начала, обратимся к названию, которое, по идее, должно бы все объяснить. Стих ни в коем случае не о смерти, он ровно о том, о чем заявлен – о созидании и нервном срыве (собственно, в состоянии с которого он и писался, как и большинство представленных текстов), отсюда (от расшатанных нервов) и привкус плесени у крови, и дальнейшие размышления об очередной смерти (срыве, опять же) и вполне себе традиционном ощущении бесконечности настоящего момента. Песни тут как отсылка к созиданию, выражение "плесень песен" помимо созвучия, также указывает на паразитический характер этих песен. С другой стороны, плесень используется как сырье для получения пенициллина, это её свойство также можно привязать к песням et cetera, ad eternum. То же с многогранником – помимо созвучия с "проигранным", это также может быть ассоциацией с камнем, ограненным в виде "голландской розы" et cetera…
Вообще, первые одиннадцать строк – так называемый flow of experience, то есть набор ощущений, впечатлений, мыслей в том порядке, в котором они приходят в голову лирического героя, логики в такой последовательности вообще крайне мало, а если опять же учесть расшатанные нервы... вообще, была мысль эти 11 строк "закавычить"…»
А вот вам несколько цитат из современников и не «очень» о свободном стихе - верлибре:
"Свободный стих свободен от примитивной регулярности, от единственности и неизменности закона, регулирующего ритм стихотворения. В некоторых известных мне индивидуальных системах свободного стиха зарубежных поэтов предлагается вместо этого столь сложная и замысловатая совокупность законов и правил, что стих этот лишь в шутку можно считать свободным... В большинстве индивидуальных систем свободного стиха принимается либо свобода сочетать принципы разных традиционных систем стихосложения, либо свобода то следовать им, то не следовать" (В.Британишский).
"Свободный стих свободен от неизбежных штампов метрической и рифмованной поэзии, от ее накатанности, но он позволяет и непоэтам писать стихи. Однако, на мой взгляд, свободный стих - это особый способ поэтического мышления... поэта от непоэта всегда можно отличить" (О.Мишин).
"Верлибр свободен от жесткой формообразующей схемы, от однообразия - ритма, стопности, рифмы, приемов версификации.
Верлибр не свободен от установки на поэзию, на напряженность образного мышления, на танец ритма, на взрывчатое движение слова-смысла...
Верлибр позволяет точно, дословно (а не приблизительно) выразить (сотворить) событие души, состоявшееся сейчас.
Верлибр для меня инструмент и возможность стиховой импровизации" (С.Подольский).
"Будучи свободным от формальных вериг канонической просодии (метр, строфика, рифмовка), верлибр не свободен от собственных "правил игры" (ритмический импульс, зиждущийся, в частности, на рефренах, параллелизмах-анафорах, каденции, совпадении или несовпадении строки с синтаксической конструкцией фразы) и в гораздо большей степени, нежели канонический стих, где сама форма может оказаться самодовлеющей, самоценной и по-своему содержательной, - от Смысла.
Каким-то чудесным, неисповедимым образом верлибр соответствует некоторым состояниям и умонастроениям, которые, как мне кажется, не находят адекватного соответствия в традиционной просодии, - то ли в силу ее врожденной несовместимости с этими состояниями души и духа, то ли по причине известного "морального износа". Более того, верлибр эти состояния способен даже провоцировать" (И.Инов).
"С формальной точки зрения свободный стих для меня - то же, что пианистическая классика Дебюсси. Пауза - звучит. Начинаешь любить каждое слово и молчание между словами. Строжайшая настройка слуха. Желателен абсолютный слух. Всякая ошибка - убийственна (а в миниатюре из 1-5 строк - наповал). При такой мощной сцепке звучании править очень трудно - почти всегда исчезает ощущение на одном дыхании, которое очень важно для эмоционального воздействия. Поэтому переделываешь все, то есть практически пишешь заново. Это относится прежде всего к миниатюрам; в крупной форме допустим больший разгон - волна длиннее (ситуации принципиально такая же, как и в традиционном стихе). Свободный стих учит писать без поправок - на одном дыхании, одним движением руки, то есть совершая предельное усилие, в которое вложено все!" (Т.Михайловская).
"Несомненна заслуга верлибра заключается, на мой взгляд, в том, что с его помощью наглядно подтвердилась тенденция, названная Мандельштамом "тенденцией к обмирщению русской речи"... Освобождение поэтического языка от крахмальных воротничков и корсетов канонического стиха, обязательных еще для русского символизма, соответствовало новому для того периода представлению о духовности, точнее, о соотношении между идеальным и материальным, давало возможность постичь поэзию простых вещей, ввести безыскусность в ранг высокого художества.
Верлибр как нельзя лучше соответствует принципу одухотворения вещи, преображению простых, неособенных деталей человеческого существования в знаки и сущности, олицетворяющие жизнь и сознание погруженного в их среду персонажа. Верлибр представляет собой асимметричную конструкцию по отношению к силлабо-тоническому стиху, дает толчок к переосмыслению понятия о красоте и выразительности слога, делая возможным противоречивое (с точки зрения древней классификации Гермогена, например) сочетание выразительности и чистоты. Нетривиальная графика текста повышает роль интонирования стиха, приближая его, с одной стороны, к так называемой естественной речи, а с другой - делая упор на некую неочевидность смысла, заключенного именно в интонационном мерцании, в смещенном освещении, куда менее уловимом и наглядном, чем метрика и эвфония в целом. Но, повторяю, сегодня эти возможности верлибра воспринимаются (и используются) как само собой разумеющееся и закономерное развитие традиции русского стихосложения" (Н.Искренко).
К сожалению, я только чуть-чуть прикоснулся к этой теме, хотелось бы сказать много больше. Но надеюсь, что прочитавший это наблюдение, признал за верлибром право на жизнь, право быть одним из сложных и перспективных направлений в современной поэзии.
С вами был Владимир Белавин (Бездарь).