Под расплавленной майской звездою,
с судьбою играя,
по бессмертному времени кругу,
в суете, в толчее,
в разноликой и гулкой толпе,
быть может, о том и не зная,
но навстречу друг другу
брели - это точно.
Диогены, покинув уют
комфортабельных бочек,
человеков искали.
На ветру развевалось,
как веселое знамя, -
мое черное пламя,
твое рыжее пламя, -
над толпой, факелами.
И сквозь сонмище тел
огонь притянулся к огню.
Захотел
поиграться друг с другом
и сжечь на корню
все, что нас разделяет,
включая
пейзаж за окном,
стойку бара с поникшим цветком,
чашку крепкого чая,
некрашеный дом, -
и наших несчастных супругов.
Смешно...
А огонь колдовал -
танцевал,
обнимал,
целовал,
и смеялись на грани весны, -
твое рыжее пламя,
мое черное пламя, -
то есть мы.
Словно не было белого пепла
и марева зим.
Только крепла
уверенность в том,
что еще погорим
(А, впрочем, уже погорели.)
на бушующем море
зеленой травы.
Пересохли капели.
Потом пересохло во рту.
Зазвенело вдруг небо
тугой тетивой,
раскаленное солнце
пропело: "За мной!"
И навстречу ему
из травы поднялись, -
мое черное пламя,
твое рыжее пламя, -
прямо ввысь,
где объятия протуберанцев
казались прохладой,
а объятия
огненных рук
были высшей наградой,
где времени круг
развернулся спиралями света,
понесшими нас
сквозь мосты и кварталы,
троллейбусы и провода,
качели и ветки акаций, -
туда,
где сидят под окном часовые-старушки,
где лицо на экране все бредит инфляцией,
где на белом межзвездном
пространстве подушки
слились в упоеньи, -
твое рыжее пламя,
мое черное пламя, -
навсегда?
на мгновенье?..