С безногостью, во сне дар Божий принимая
за кажущность несбыточных утех,
он, словно пилигрим, застывший в дебрях рая,
вершит свой суд за этих и за тех.
Стакан до дна..., и полуобнаженный
доверчивый сосуд прозрачного стекла,
вдруг сухость ощутив, вздохнет, устав от звона,
от вздохов, что бездарно жизнь прошла.
Очнется инок бытности суровой
всего на миг, чтоб в негу снова впасть,
младенческих времен уста раскроет слово,
не веря ни в покой, ни в силу, ни во власть.