Шпион, или Поэма о нейтральной территории массового сознания

Павел Нахимов Укенг
Посвящается тем гениям и подвижникам Тайной Войны, силы которых оказались растрачены впустую и той Великой Пустоте, в которой они растворились.


За окошком – жёлто-красный ливень.
Ни к чему глядеть на эти листья
Взглядом равнодушным и сонливым…
Только свежим взором нигилиста!

Бегай по перилам на балконе
Радостнее пса, спокойней кошки!
А иначе – просто не запомнить
Красно-жёлтый ливень за окошком.

Красный – как Союз на карте мира,
Жёлтый – как Алжир, Китай и Чили…
Будь спокоен, как за стойкой тира!
Всё проделай чётко, как учили!

Вспышка! – листопад на микроплёнке.
Через день – кассета у агента!
Ты бредёшь, скользишь по самой кромке…
Только у виска свистят моменты…

Может быть, давно известно в Центре
Всё, что знаешь ты о ливне этом,
Вычислен листочков каждый центнер
Лучшим аналитиком – поэтом…

Но не мелочиться же! – Чего там!
Вновь орёшь истошно – хоть не ново –
Что последний лист по всем расчётам
С ветки упадёт 22-го!!!…

Долго будут спорить пушкинисты
Над собраньем полным тайных сводок,
Был ли Пушкин просто мазохистом,
Или он и впрямь любил природу,

Иль его заставил лист искристый
Полюбить лесов таёжных зелень…
Может быть, он просто был растерян –
Ведь сослали столько декабристов!

Рассовавши руки по карманам,
Всё-таки глядел он не туманно,
А – до смерти выверенно-ясным
Энергичным взглядом наркомана;

Зная и мечтая о расстреле,
В лихорадке завершая книги,
Чувствовал: секунды засвистели
У виска, а в поднебесье – миги,

Яки, фоккевульфы, и фантомы
Во клубке едином, словно листья…
В том клубке, туманно-заоконном
И растаял призрак коммунизма.


В ресторане всё было как обычно – услужливая официантка незаметно возникала из полумрака, чего-то там колдовала над нашим столиком и столь же незаметно исчезала, лишь полумрак продолжал слегка покачиваться, выведенный из равновесия её эротичной походкой; из динамиков мягко лилась отвратительная русскоязычная музыка – это ж надо додуматься включать «Радио-Балтику» в приличном заведении; на танцевальном пятачке покачивались пары. Я сидел здесь со своим старым корешем Александром Сергеевичем Козловым и отмечал чрезвычайно важную для меня дату – сегодня исполнилось ровно 13 лет с того дня, как меня начало терзать мучительное непонимание того, кто мы друг другу – друзья или же смертельные враги. Впрочем, с каждой выпитой бутылкой (кстати, водки – я, вообще-то, не люблю этот напиток, но Александр считает чуть ли не нектаром и пьёт, как компот) мне становилось на это всё в большей степени наплевать, настолько заволокло моё сознание дурманом алкоголя, качающимся в такт официанткиным бёдрам полумраком, а главное – дымом воспоминаний о 13-и годах нашего с Александром Козловым звёздного восхождения к вершинам карьеры в разведке.
Познакомились мы на призывном пункте. Поводом для знакомства послужила весьма банальная для этого незабываемого места причина, как то, что мы были приписаны к одной команде – 665, и эта цифра по тогдашней волгоградской моде светилась у нас на всех местах, где только можно было её запечатлеть – на панамках, футболках, джинсах, кедах и даже в виде нарисованных шариковой ручкой татуировок. Поскольку мы с Александром были одними из самых последовательных приверженцев этого стиля, то вскоре заметили друг друга, а обнаружив ещё и идентичность команды, тут же стали пить водку, Козлов постоянно где-то добывал в неимоверных количествах. Но эта идиллия – вакханалия продолжалась недолго. Вот уже заорали в мегафон: «Команда № 665 – построиться на плацу!», вот затолкнули в какие-то фургончики без окон и куда-то повезли, а вот и привезли, как оказалось, на какой-то военный аэродром и впихнули в транспортный самолётик. В полёте мы все протрезвели и застремались: Вот ведь херня какая, люди с бодуна, а их пихают во всякие самолёты как багаж. Но после приземления мы застремались по-настоящему. Ибо выгоняли нас из самолётика уже просто пинками, и делали это какие-то огромные сержанты с чёрными петлицами без эмблем. Затем нас загнали в какой-то ангар и провели с нами так называемый инструктаж, который заключался в том, что один из сержантов стал громко орать, что мы все дерьмо, козлы (в этом месте Александр Сергеевич поморщился и получил по роже) и папиндосы, и что нам конец, и поэтому мы якобы не должны вякать, крякать, бегать, делать резкие движения, строить из себя задумчивые рожи и так далее. Затем в ангар зашёл какой-то плюгавенький майор, при виде которого все сержанты замерли по стойке «смирно», а мы задумались, взглянул на нас как-то по-отечески тепло и сказал: «Ну что сынки, прилетели? Поздравляю вас. Вы попали туда, куда надо. Теперь у вас всё будет нормально."»И вдруг в мгновенье ока его лицо кардинально переменилось и он совершенно по-сержантски заорал:
«Добро пожаловать в ад!!!», - вслед за чем разразился сатанинским хохотом, под звуки которого сержанты пинками и невесть откуда взявшимися резиновыми дубинками выгнали нас из ангара и загнали в вертолёты, которых раньше тут не было, - видимо их приземления было не слышно за звуками инструктажа. Замелькали лопасти, застрекотали моторы, вертолёты стали медленно подниматься, но ещё долго сквозь рёв моторов до нас продолжал доноситься леденящий душу хохот майора, а перед глазами бледным пятном светилось его лицо, искажённое гримасой дьявольского смеха.


************


Когда мы немного оправились от потрясения и стали поглядывать в окошки, то видели лишь горы и высокие сосны. И вот наконец вертолёты пошли на снижение. Внизу – какие-то дымы, овчарки, колючая провлока, солдаты в тогда ещё непривычной полевой форме нового образца – со множеством карманов и так называемыми «пидорками» вместо пилоток, и, как и следовало ожидать, новая порция сержантов с дубинками – рявкающая, орущая, раздающая пинки («и зуботычины» – просится на язык, словно эхо прошлого века, но увы, только пинки и удары дубинками по спине и рёбрам). Гонят в какие-то бараки. И что, мы будем здесь жить? Бред какой-то! Абсолютно пустой параллелепипед – ни окон, ни кроватей, ни вешалок там каких-нибудь – просто голый струганный пол. Но рассуждать некогда – гориллы с лычками начинают орать: «Отбой!» и дубасить палками сначала всё, что стоит, затем всё, что движется, пытается ползать или разговаривать. Наконец все находят единственно возможный способ не получать ударов и от страха, стресса, да и ,собственно говоря, от нечего делать погружаются в сон.

************


Просыпаюсь в темноте и несколько секунд верю, что всё это был дурной сон, но тут же понимаю, что увы. Просыпаюсь, кстати, от жуткого желания пойти в туалет. Пока я размышляю, как решить эту проблему, слышу сзади звук удара кулаком по морде (именно по морде) и, развернув затёкшую (и замёрзшую) шею, вижу одного из наших новобранцев, отлетающего от двери вглубь помещения. Догадываюсь, что на его месте мог бы быть и я, а прислушавшись к шёпоту внутри барака, понимаю, что нас таких много и с каждой минутой становится всё больше. Времени никто не знает, так как часы у всех отобрали где-то в пути. Наиболее отчаянные с опаской приподнимаются с пола и, поскольку это вроде бы не влечёт за собой репрессий, начинают прохаживаться, чтобы унять нетерпение, натыкаясь на тех, кто ещё не проснулся. Постепенно все начинают табунами ходить по бараку, подпрыгивая и шёпотом матерясь. На попытки постучать в запертую дверь она мгновенно отворяется и в барак словно на пружине влетает кулак размером с кувалду, без промаха поражающий постучавшего, и дверь тут же закрывается.
Но вот по каким-то необъяснимым признакам мы чувствуем, что приближается утро. Терпеть становится всё труднее, но пока мы из последних сил держимся, понимая, что, судя по всему, жить нам, во всяком случае первое время, придётся именно здесь. И наконец, в какой-то кульминационной точке пересечения пространств и времён, вспыхивает свет (и в наших душах тоже), раскрывается дверь (“OPEN ALL THE DOORS!!!” – Взрывается в моей ещё не осалдофоненной политзанятиями башке голос Джима Моррисона) и мы, давя и топча друг друга, лавиной вырываемся «на волю», и эта лавина, подобно муравьям или пчёлам, по какой-то сложной, интуитивно ощущаемой траектории безошибочно достигает вожделенной цели в виде до боли знакомых со времён пионерских лагерей многоместных уличных отстойников. О блаженство!

Удовлетворив физиологическую потребность, мы однако сразу утратили муравьиную интуицию и её функции сразу же взяли на себя мощные пинки сержантских сапог, задавшие нам скорость и направление кросса, который начался сразу на выбеге из сортира. Так всё и пошло. Дубинки и кулаки сержантов показывали нам единственно возможный в той или иной ситуации способ выживания и мы выживали. Бегали, прыгали, лазали, кувыркались, били друг другу морды, крушили доски и манекены, а иногда даже спали вповалку и чего-то запихивали в желудок. Сознание включалось лишь эпизодически и каждый раз удивлённо фиксировало, что за время его отключки что-то в нашей жизни переменилось. Вот я вдруг обнаруживаю на себе и окружающих какую-то форму, а не чёрные от грязи и пота футболки, некогда демонстрировавшие окружающему миру гордую надпись 665; вот, вскакивая утром, обнаруживаю, что вскакиваю не откуда-нибудь, а с кровати, которую мгновенно автоматически заправляю каким-то особым, самому не вполне понятным изысканным способом, и куда-то несусь, мозг сковывает испуг, что я не знаю, куда несусь и что теперь делать, но тут получаю мощный поджопник, и сознание спасительно отключается; эге, а вот мы и палим куда-то из автоматов, и вообще эти автоматы уже когда-то успели стать привычной частью окружающей действительности, постоянно торчащей из рук, колотящей по спине или плечу или маячащей перед мордой.
Но всё хорошее когда-нибудь кончается, и однажды происходит то, чего я подсознательно панически боялся все эти… гм… Дни? Недели? Месяцы? Годы? – Сознание включается на всё более и более продолжительные промежутки времени и постепенно текущая действительность начинает увязываться в какое-то единое логическое пространство, в котором надо как-то жить. Впрочем, первое чувство панического ужаса после включения сознания быстро ослабевает и вскоре проходит, так как я обнаруживаю, что за период психологической анестезии уже, собственно, как-то притерпелся к тому образу жизни, который ныне возник перед глазами во всей красе и привыкший организм сам уже как-то носит удивлённый мозг по крутым горам и непролазной грязи, ломает доски, уворачивается от ударов, ловит на мушку манекены (надо же, и тут преуспел безо всяких мозгов!), жрёт какое-то дерьмо и при этом ещё и довольно похрюкивает.
Видимо, происходящие с нами перемены были запланированы, так как неожиданно с нами происходит то, что в прежнем, отключённом состоянии было бы вряд ли возможно: политзанятие!

                **************** 

На первом политзанятии нам объяснили главное: наше место – на переднем крае борьбы с врагом и поэтому мы должны быть очень сильно политически подкованы и особенно ненавидеть тех врагов, чьё место – на переднем крае борьбы с нами, то есть шпионов. Потом у нас спросили, есть ли среди нас такие, кто уже сталкивался в своей жизни с вражескими шпионами и имел возможность проявить свою ненависть к ним в полной мере. Тут руку поднял мой друг Алекс Козлов и сказал, что он сумел даже выявить одного шпиона и может вкратце рассказать об этом случае. Зпамполит дьявольски усмехнулся и заявил, что у Алекса есть ровно 13 минут, но если он хоть что-нибудь упустит, или же не уложится в срок, то пусть пеняет на себя. «Не думай о секундах свысока!» – мысленно усмехнулся в ответ Александр Сергеевич и неторопливо начал свой рассказ и 13 мгновений тайной весны запечатлелись в наших сердцах.
 


1

Человек, играющий спектакль не для зрителей, а сам по себе, подвержен опасностям психологического рода. Просто обманывать не так уж трудно: всё зависит от опыта и профессиональной компетентности, эти качества может развить в себе почти каждый. Но в отличие от виртуозного фокусника, актёра или шулера, которые, окончив представление, могут влиться в ряды публики, тайный агент лишён такой возможности. Для него обман – это прежде всего способ самозащиты. Он должен обезопасить себя не только извне, но и изнутри, должен остерегаться самых естественных импульсов: зарабатывая кучу денег, он не вправе приобрести даже иголку с ниткой; он может быть умницей и эрудитом, но ему придётся бормотать глупости и банальности, он может быть образцовым мужем и семьянином, но будет вынужден при всех обстоятельствах сторониться тех, кого любит.
Хорошо понимая, какие жуткие искушения подстерегают человека, запертого в оболочке исполняемой им роли, Лимас прибегал к единственному спасительному средству: даже оставаясь наедине с собой, он продолжал существовать в пределах той личности, которую изображал.

Джон Ле Карре “Шпион, пришедший с холода”

По автобусу шёл контролёр. Я видел, что он приближается ко мне, но из какого-то глупого упрямства не стал пробивать талон, хотя у меня было для этого время и был талон. Нет, если честно, я не сделал этого не из глупого упрямства, а поддавшись парализующему чувству страха, которое всегда накатывало на меня в условиях смертельной опасности. Если бы я подключил сознание хоть на одну секунду, я бы, конечно, справился со страхом, вернее, даже бы и не заметил его и спокойно пробил бы талон, но что-то во мне решило, что мне лучше остаться в отключённо-созерцательном состоянии, позволяя подсознанию командовать мной, а оно тут же выкатило на поверхность свой излюбленный инстинкт кролика перед удавом. Контролёр -–высокий крепкий парень в очках. Не «очкарик», а наоборот, из тех, что, решившись надеть очки, дают себе страшную клятву каждым мгновеньем последующей жизни доказывать себе, что они не то что не «очкарики», а одни из самых крутых. Если мне когда-нибудь придётся носить очки, я не буду давать себе такую клятву, - подумал я и отвернулся к окну. Меня начали теребить, что-то требовать, совать под нос какую-то вонючую бумажку. Я не слушаю, смотрю в окно, не обращаю никакого внимания. И только когда очкарик с другом хватают меня за руки и пытаются вывести из автобуса, я проявляю свою подлинную сущность. Я хватаюсь за поручень и начинаю кричать: « Позовите консула! Я невинный дипломат! Консула! Консула, гады, позовите! Рта не раскрою, пока не поговорю с консулом!» Я очень увлекаюсь в такие моменты и это часто приводит к ошибкам. Но на этот раз я, видимо, всё сделал правильно, так как когда во время допроса мне плеснули в лицо водой и я очнулся, я осознал, что я по-прежнему еду в автобусе и никто меня не трогает. Даже не знаю, чем всё закончилось и как кто реагировал.

2

В комнате Лимаса на посеребрённом подносе стояла бутылка виски и сифон с содовой. Занавешенная дверь в дальнем конце комнаты вела в ванную и клозет.
- Недурное гнёздышко. И за всё это платит великое государство трудящихся?

Джон Ле Карре “Шпион, пришедший с холода”

Я вышел на углу Большого проспекта и 9-й линии. Если идти по этой линии в сторону Среднего проспекта, то вскоре увидишь небольшую кафешку. А надо Вам сказать, что я вообще являюсь крупным специалистом по подобного рода кафешкам. Я стал им, когда жил в общежитии, где всё время нечего есть, особенно вечером, а я всегда был допоздна занят (кстати сказать, всякой фигнёй – вы бы наверное вообще не стали считать это «занятостью»). С тех пор я очень люблю непритязательные дешёвые забегаловки. Я живу в Ленинграде уже год, не был ни в музее, театре или даже ресторане, зато досконально изучил все общедоступные столовые и бары Васильевского острова и на этом основании совершенно искренне считаю себя в курсе культурной жизни города. Та кафеха, в которую я направлялся в данном случае, обладала следующими преимуществами:
1. а) Из множества видов мороженного с присыпкой я люблю только с мёдом и с орехами. Все эти дурацкие шоколады, кофе, сиропы и т. д. в мороженном совершенно не ощущаются, мёд же явно слаще мороженного, а орехи -  значительно твёрже. Брать мороженное с другими присыпками – это значит выбрасывать деньги на ветер из пустого тщеславия. Так вот, в данной кафехе есть мороженное и с мёдом и с орехами. Собственно, всё вышесказанное я понял, лишь став посетителем данного заведения, так как если мороженное с шоколадом или даже с орехами вы можете купить где угодно, то мороженное с мёдом на Васильевском острове вы больше не купите нигде.
Б) Мороженное (особенно мягкое, в вазочке) лучше всего сочетается с пирожными типа «язык» или «бантик», т. е. слоёными – получается что-то типа «наполеона». В этом кафе есть пирожные «бантик».
В) Кекс творожный здесь на 2 копейки дешевле, чем в других подобных заведениях – не 16 копеек, а 14. А за 18 можно купить кекс с изюмом, причём он просто до отказа набит  изюмом – таких в окрестностях тоже не встречается.
2. Здесь играет проигрыватель. Да-да, не кассетник и не новомодная «Европа-плюс», а именно громоздкий блестящий старый проигрыватель и к нему имеется большой набор пластинок. Представьте себе, как приятно смотреть, как мороженщица за стойкой меняет пластинки, вытаскивая из стопки громоздкие цветастые конверты. Думаю, что зрелище это уникально не для одного только Васильевского острова.
3. В заведении три столика. Один, маленький, слева от входа и два больших – справа, то есть в центре, перед стойкой. Столы эти чуть великоваты для данного помещения, поэтому поставить их порознь возможности нет и они сдвинуты в один большой стол, вокруг которого и расставлены стулья. Получается, что посетители сидят вокруг одного большого стола, как члены одной дружной семьи, - это тоже очень необычно и потому весело.
4. Заведение работает до десяти (фактически – до полдесятого). Это – большая редкость и большая удача.  В Ленинграде зимой темнеет рано, где-то часа в 4. В девять, если сидеть дома и не смотреть на часы, кажется, что уже глубокая ночь и все порядочные люди давно спят. И вдруг, взглянув-таки на часы, обнаруживаешь, что можно ещё выйти на улицу, посидеть в кафе и стрескать мороженное с мёдом. И вот тут главное – сохранить в себе ощущение, что сейчас уже глубокая ночь, и то, что для тебя среди ночи открыто какое-то там кафе – следствие твоей тайной и ужасно несправедливой привилегии.
Данное кафе обладало следующими недостатками:
1. К вечеру заканчиваются кексы, а то и «бантики». Поэтому я иногда заходил в это кафе за вышеупомянутыми продуктами по пути домой и глубокой ночью шёл туда уже со своими.
2. Плохой кофе, но для меня это было неважно, так как кофе я пил очень редко и мне было почти всё равно, хороший он или плохой.
3. Некачественные спиртные напитки, но для меня это было тоже неважно, так как спиртные напитки я покупал в магазинах и пил дома.
4. В своих странствиях по городу в эту забегаловку иногда залетал Сергей Гагарин.
Эта маленькая, неприметная на первый взгляд забегаловка по количеству достоинств бессменно удерживала первое место в моём хит-параде забегаловок и когда мне удалось снять комнату на 10-й линии в двух шагах от неё, я считал это для себя большой удачей.


3

Лимас молча продолжал разглядывать его, думая о том, что тип этот держится недурно, хотя и не слишком хорошо. Байка была весьма неправдоподобной, но дело не в ней. Главное, что она оказалась наготове, едва Лимас свёл на нет ситуацию, которая была поистине классическим поводом для знакомства.
- Я-то Лимас, - сказал он наконе. – А вы, чёрт побери, кто такой?

Джон Ле Карре “Шпион, пришедший с холода”

- И всё же во всём этом чувствуется какой-то скрытый изъян, - задумчиво проговорил мой случайный знакомый по столику Сергей Гагарин.
- Да нет никакого изъяна.
- Да я же чувствую, что есть. Ну вот смотри – возьмём пример из дзен-буддизма…
- Серж, ради Бога, я тебя, правда, знаю всего полчаса, но признайся, что за эти полчаса я тебя ни разу ни о чём не попросил, так вот я тебя прошу, - не приводи больше примеров из дзен-буддизма.
- Но почему?
- Ну как тебе сказать… Однотипные все какие-то, - тут я немного погрешил против истины – дело заключалось не в однотипности приводимых примеров, а в полном отсутствии связи их с предметом спора и в полной невозможности объяснить это Сергею (а может быть, в моей полной неспособности почувствовать эту связь?).
- Во бля эстет! Ну тогда скажи, откуда тебе привести пример?
- Всё равно откуда. Только не из дзен-буддизма.
- Хорошо. Магия устроит? Нет, я же вижу по твоему лицу, что магия тебе чем-то не нравится (Должно быть, на моём лице отразилось понимание того, что вместо примера на меня сейчас выльется всё, что Сергей знал о магии). Ну ты, блин, даёшь… Ну ладно. Возьмём к примеру тантризм. Что есть тантра? – Тантра…
- Сергей, я хочу открыть тебе одну тайну, но боюсь, что ты не сможешь меня правильно понять…
- Что такое?
- Да нет, ты или не сможешь меня правильно понять или даже обидишься.
- Кто – я? Гы-гы-гы-гы! – засмеялся он как-то одновременно натужно и, в то же время искренне, - Говори, не дрейфь! На обиженных воду возят, а я, как ты видишь, предпочитаю более благородные напитки. Гы-гы-хха-ха… - Его 1)тон, 2)мимика и 3)жестикуляция просто заставляли собеседника отреагировать так, как будто Серж сказал что-то ужасно остроумное, но я успел за этой тройной линией талантливой маскировки разглядеть ядро, состоящее из чепухи, и не расхохотаться вслед за ним.
- О’кей. Только это , пожалуй, даже не одна тайна, а две. Первая – знаю, что такое тантра. Вторая – мне не нравится тантра.
На секунду Серж застыл в недоумении, потом расхохотался и потребовал, чтобы я назвал что-нибудь, что мне нравится. Я порылся в своей голове и, не найдя ничего такого, что бы могло не вызвать со стороны Сергея Гагарина лавины словесного поноса, отказался.
- Но почему? – удивился он, умудряясь даже и этой фразе, как и любой высказываемой им короткой фразе, придать вид тончайше-остроумного замечания.
- Всё главное должно быть тайным, - мне стало легко говорить, так как я перестал врать.
- Отнюдь… (понимающие зрители просто под стульями должны валяться от хохота и восхищения).
- Ну это у тебя отнюдь (он поморщился, как будто я схватил грязными и неловкими руками тончайшее произведение искусства), а со мной тебе ещё повезло, что сама эта мысль ещё не вошла у меня в число главных. Так что лови момент, пока можешь ещё чему-то от меня научиться. Так будет не всегда.
- Гы-гы-гы-гы-гы, здорово. Но это нечестно. Я-то тебе всё рассказываю.
- Ну и что? Ты-то этим ничего не нарушаешь. Ты же не считаешь, что всё главное должно быть тайным.
- А хрен его знает. Интересная мысль, но так сразу не сказать.
- Но в любом случае до этой минуты ты так не считал.
- Пожалуй, что да. Гы-гы. Блин. Но ведь так человек становится закрытым.
- Ну и хрен с ним.
- Эх, блин… Мне бы так рассуждать. Слушай, а кто ты по гороскопу?
- Весы.
- А-а, всё ясно. Тебе всё похеру.
- Собственно, почему?
- Ну Весы ж, ёлы-палы. Хуль тут. Весам всегда всё похеру. Да, тут тебе легче. А я вот – Рак. – Он долго смотрит на меня, кажется, ожидая взрыва изумлённого сочувствия. Не дождавшись его, несколько секунд пытается понять причины моего столь экстравагантного равнодушия к поразительному факту и с облегчением разражается своим странным искренне-неестественным смехом:
- Хы-хы-хы-хы-хы, ну ёб-те, я всё время забываю, что ты – Весы. Тебе же всё похеру, гы-гы-гы-гы-гы.
Он так заразительно смеётся из-за какой-то фигни, только что самим им выдуманной и тут же запущенной в реальность, что я тоже начинаю смеяться. На него мой смех действует, как допинг.
- Уа-ххы-хы-гы-гы-гы-гы-гы, как хорошо… Весы ж, ёлы… Всё похеру, а я тут пристаю со своей ерундой – дзен-буддизм, Рак… Уа-хха-ха-га-га-га-га-га… Всё похеру человеку… Всё главное должно быть тайными – и звиздец. И нефиг умного из себя строить, а то – Ра-ак, дзен-буддизм, ну ё-моё – ху-хху-гу-гу-гы-гой, насмешил, ой, здорово.
Всё это время я тоже смеюсь, так как на спонтанное веселье Сержа невозможно смотреть без смеха. Наконец успокаиваемся.
- Так значит тебе всё похеру?
- Да нет. Хотя… - я на секунду задумываюсь, внутренне проверяя себя – нет, мне довольно многое не похеру. Но вообще-то – вдруг припоминаю я, - многие тоже почему-то считают, что мне всё похеру.
- Ну да, в тебе есть что-то такое, гы-гы… Весы ж, хуль тут… Да ты не обижайся.
- Да я не обижаюсь.
- А чё помрачнел как-то? Только что такой весёлый был.
- Да я не помрачнел. Сижу и сижу.
- А, ну да. Тебе ж до фени всё. Сидишь себе и сидишь. Давай я тебе хоть возьму чего-нибудь, чтоб тебе сиделось-то получше. Чё взять-то? Или тебе похеру…
- Сто грамм с мёдом и орехами и «бантик».
- Ух, ёб-те. Серьёзный заказ. А я, пожалуй, коньячку.
- Здесь плохой коньяк.
- Ха-ха бля, так давай же прогуляемся туда, где хороший!
- Там мороженного с мёдом не будет.
- Да найдём. Пошли, не беспокойся.
- Нет, я тебе серьёзно говорю – мороженное с мёдом есть только здесь.
- Ну другое найдём.
- Я другого не хочу. – Я был совершенно спокоен, а он – весел и суетлив, поэтому преимущество было на моей стороне.
- Во блинство! Ну ладно, лопай своё мороженное, а потом пойдём искать коньяк.









4

Лимас растерялся. Ему не раз приходилось слышать, как этот человек нёс всякий вздор, прежде чем засадить кому-нибудь нож под ребро, но ничего подобного на сегодняшнее ещё не бывало.

Джон Ле Карре “Шпион, пришедший с холода”

Сергей Гагарин обладал следующими чертами:
1) Невысокий рост.
2) Атлетический тип конституции, в его конкретном случае выражавшийся в форме некоторой худощавости, так как спортом Сергей Гагарин не занимался, много курил и ел не систематически.
3) Симпатичное, немного скуластое лицо с маленькими глазами и ртом в стиле «лук Амура». Когда он смеялся или улыбался, это его сильно портило, так как глаза совсем исчезали, а рот ощеривался рядом зубов, выдержанных в духе Караченцева, что придавало ему сходство с обезьяной. Кстати, ситуация в некотором смысле зеркальная по отношению к моей. Я несколько похож на обезьяну как раз в неулыбающемся состоянии, а когда смеюсь, это сходство исчезает, но было бы лучше, если бы этого не происходило. Пользуясь случаем, следует заметить, что я похож не только на обезьяну, но и на осла, не буду объяснять, каким образом, но для тонкого наблюдателя это очевидно. Если же кто и считает меня симпатичным, то тут, как мне кажется, сказываются две следующие особенности человеческой психики:
А) Скудость обывательской фантазии, благодаря чему многие люди  не улавливают во мне сходства с ослом, констатируя лишь сходство с обезьяной.
Б) Деликатность людей интеллигентных, а среди моих знакомых большинство были именно таковыми, превращающая сходство с обезьяной в «сходство с Пушкиным», а сходство с ослом в «сходство с каким-то очень известным актёром, напоминающим осла».
4) Довольно пышная и слегка вьющаяся, но всегда какая-то свалявшаяся шевелюра. С несвалявшейся шевелюрой я видел Сергея Гагарина лишь один раз и выглядел он в этом случае довольно необычно, и несколько хуже, чем обычно, напоминал не то попика, не то батьку Махно, не то какого-то анархо-синдикалиста в шляпе, очках и с маузером. Кстати, видимо подсознательно чувствуя это, он в тот раз был в шляпе – единственный случай на моей памяти – обычно он ходил без головного убора и поэтому моя пытка приклеить ему кличку «Антонов-Овсеенко» потерпела неудачу.
4) Когда холодно, Сергей Гагарин носил чёрное пальто до колен, осенью и весной – серую куртку, летом – футболку. Всё это было довольно потёртым, но приличным.
Сергей Гагарин обладал следующими особенностями:
1) …Впрочем, об особенностях 1-4 говорить сейчас неуместно, так как они и так скоро проявятся в ходе повествования.
5) Сергей Гагарин был агентом иностранной разведки.
Я узнал об этом следующим образом: в тот первый вечер нашего знакомства мы долго где-то шлялись и вели какие-то идиотские разговоры, кстати, первой особенностью Сергея Гагарина как раз и было то, что он способен был вести только идиотские разговоры. На любую вашу реплику он реагировал либо ложно-глубокомысленными рассуждениями, либо фальшиво-остроумными афоризмами, но если фальшиво-остроумные афоризмы были по крайней мере короткими и так веселили самого автора, что иногда и вас как-то психически расслабляли, то ложно-глубокомысленные рассуждения представляли из себя неопределённо-долгий, бессмысленный и никак не связанный с репликой собеседника бред-попурри на темы Кастанеды, Германа Гессе, тибетской «Книги мёртвых», и вообще всего экзотического, что он успел прочесть за свою жизнь. Вообще-то Сергей Гагарин был человеком неглупым и почему он постоянно нёс такую чушь я так и не понял. Но самое опасное было, когда он резко переходил от одного из этих двух типов вербального отражения окружающей действительности к другому. Хотя, может быть, опасны они были только для меня, так как я почему-то всегда стремлюсь следовать за мыслью собеседника. Попытки же как-то проследить за гагаринскими ложно-глубокомысленными рассуждениями (в дальнейшем – ЛГР) требовали титанического напряжения ума, наряду с его сознательным извращением с постоянно меняющейся процентной скидкой на возможное безумие собеседника. И когда в момент наивысшего напряжения, когда вам каким-то уголком сознания удалось ухватить кончик луча некоего, иного чем земное, сияния, как бы взлетев, оттолкнувшись от трамплина гагаринской тупости, и все ваши помыслы слились в желание удержать этот кончик где-то в памяти ощущений; когда в такой вот момент вас вдруг на лету сбивает какой-нибудь невообразимо тупой и неуместный и всё же каким-то образом смешной гагаринский ФОА (фальшиво-остроумный афоризм)… Просто хочется плюнуть ему в обезьянью рожу, и уйти, и больше его не видеть. Что я однажды наконец и сделал, но пока что до этого было ещё далеко. Кстати, опасны были и обратные переходы от расслабляющих и дающих надежду на не вполне безумное общение с Сергеем Гагариным ФОА к неотвратимо нарастающей лавине ЛГР.
Так вот, в процессе идиотских разговоров я сказал что-то вроде того, что сложившаяся в моей голове философская система достаточно прочна, и вряд ли что-либо способно её в ближайшее время изменить. Сергей Гагарин (в дальнейшем – СГ) тут же заявил, что в ближайшее же время не оставит от неё камня на камне и пустил в ход несколько потоков ЛГР, не имевших, однако, никакого успеха. Тогда он пригласил меня к себе, пообещав, что там он выложит свой главный козырь, который и решит исход дела. Заинтригованный, я согласился, хотя и не любил ходить в гости, так как это меня всегда отвлекало, и утром мне необходимо было провести интенсивную тренировку. СГ пообещал, что в моём распоряжении будет целая большая комната. Мы купили белого вина, приехали к нему в двухкомнатную квартиру на «Приморской» и после небольшой дозы ЛГР и обещания, что главный козырь будет выложен завтра, легли спать. Наутро, войдя в «мою» комнату, СГ обнаружил меня сидящим в поперечном шпагате и проделывающим руками серию сложных упражнений. Он забрался в кресло и в восхищении следил за мной до конца тренировки. Затем в возбуждении походил по комнате, подёргивая руками и ногами, и, видимо, желая, но не решаясь, тоже провести какую-нибудь эдакую тренировку, попытался плавно перейти на ЛГР, но я остановил его решительным требованием обещанного «туза в рукаве». Тогда-то СГ и сказал, что он был агентом иностранного государства. Впоследствии это действительно сильно изменило моё мировоззрение.






5

Да и кто такие, по-твоему, шпионы: священники, святые, мученики? Это неисчислимое множество тщеславных болванов, предателей –да, и предателей тоже, - развратников, садистов и пьяниц, людей, играющих в индейцев и ковбоев, чтобы хоть как-то расцветить свою тусклую жизнь.

Джон Ле Карре “Шпион, пришедший с холода”

Сергей Гагарин стал иностранным шпионом в результате следующего происшествия:
Он сидел в своём любимом небольшом, но уютном кафетерии на 1-м этаже гостиницы “Гавань”, куда в то время мог зайти любой желающий, если он не выглядел уж совершенным бомжом, и где продавали очень хороший коньяк (кстати, и по другим критериям  гагаринский любимый бар являл собой зеркальную противоположность моему, символично, что и стены в этом кафе были зеркальными, а в моем – что-то вроде морёного дерева, но тем не менее я не мог отказать ему приятном своеобразии и изредка заходил туда за парой штучно продаваемых шоколадных конфет с ликёром и чашкой хорошего кофе).
В это время в кафетерии возник огромный и не совсем трезвый негр, который не мог говорить по-русски, но нуждался в том, чтобы его поняли. Сергей Гагарин в то время не владел иностранными языками, но ему нравилось всё, что связано с Африкой, поэтому они стали вместе пить коньяк и обсуждать текущие события из жизни друг друга. Сначала СГ объяснил негру, что он с давних пор интересуется историей, культурой, социально-экономическим положением Африки, её местом в современном меняющемся мире, и подробно рассказал о причинах возникновения у него интереса к этому загадочному континенту. Для этого он несколько раз повторил слово “Боб Марли”. Так как Сергей, чуждый музыкальных тусовок и видевший имя любимого музыканта лишь на пластиночном конверте, ошибочно делал ударение на последнем слоге – «Боб Марли», да и вообще произносил это слово как-то нечётко, негр не сразу осознал всю глубину гагаринского интереса к «чёрному континенту». Тогда СГ повторил это слово много раз, как бы намекая, что Африка в его жизни – не какое-то случайное увлечение, а вполне продуманный и по-взрослому осознанный выбор. Негр, наконец, всё это понял и, радостно заорав «А-а-а, Боб Марли !!!», вдруг излил на немного растерявшегося Сергея столько восторга, обрушил на него такой водопад крепчайших рукопожатий, похлопываний по плечу и дружеских апперкотов, что СГ испугался, что он невольно ввёл своего собеседника в заблуждение, заставив его поверить, что именно он – Сергей Гагарин и является знаменитым Бобом Марли. Он тут же  приступил к восстановлению истины и вновь много раз повторил священное имя, на этот раз сопровождая его всевозможными отрицательными жестами и даже как бы отталкивая от себя. Негр некоторое время продолжал по инерции сильно хлопать Сергея по спине, но, постепенно осмысливая характер гагаринской жестикуляции, как-то вдруг сразу расстроился, притих и как бы даже о чём то задумался, что почему-то показалось Гагарину опасным и он поспешил утешить своего нового друга и убедить его, что всё не так уж плохо, что он ещё наверняка где-нибудь познакомится с подлинным Бобом Марли, что может быть даже они когда-нибудь втроём вот так-же соберутся и от души посмеются над этим мелким недоразумением и вот тут-то Серж и напомнит негру, как тот чуть было сдуру не расстроился из-за какой-то ерунды, и они будут хохотать, жать друг другу руки и наносить дружеские апперкоты, а Боб Марли – так тот наверное и вовсе живот надарвёт от смеха. Для этого СГ опять много раз произнёс слово “Боб Марли”, на этот раз сопровождая его жестами и мимикой, выражающими крутизну, уверенность и высокую степень кайфа. Если принять во внимание, что классический жест с поднятым кверху большим пальцем даже не был им употреблён ввиду его невыразительности на фоне остальной тирады, то можно понять, что столь зажигательная речь не могла оставить негра равнодушным и он начал мало-помалу оттаивать и вскоре вернулся к своему прежнему благодушно-радостному состоянию, хотя некоторое время ещё поглядывал на Сергея насторожённо, видимо, опасаясь, что тот опять испортит момент наивысшей радости каким-нибудь идиотским фортелем. Окончательно поверив СГ, негр стал повторять слово “Гвинея-Бисау”, при этом он не показывал на себя, из чего можно было бы заключить, что Гвинея-Бисау – это его Родина, но практиковал чрезвычайно разнообразную и непонятную жестикуляцию, причём было более похоже, что он не рассказывал какой-то конкретный случай, а абстрактно теоретизировал на вышеупомянутую тему. Иногда СГ пытался принять участие в беседе, сочувственно качая головой и воспроизводя жесты собеседника. Когда он попадал в точку, негр очень радовался и один раз даже отпустил ему дружеский хук; но часто его движения не вполне соответствовали негровому представлению о Гвинее-Бисау, и тогда в ответе последнего звучало горькое ехидство.
Постепенно иссяк коньяк, и разговор логически перетёк на него. Поскольку иссякло его довольно много, то, когда негр вдруг изъявил желание самолично произвести заказ, то Сержу не удалось натренировать его произносить это мудреное русское словцо до такой степени, чтобы оно на слух отличалось от других слов, время от времени произносимых негром, который уже время от времени с хитроватой улыбкой придрёмывал на столе. Наконец СГ исхитрился втолковать ему, что «конь…» – это конь, а «…як» – это як, и, изображая поочерёдно этих двух животных, можно в принципе добиться, чтобы тебя поняли. Негр сначала долго не мог понять сути объяснений, потом всё не верил этому хитрецу Сержу, потом вдруг усомнился в своей способности так вот запросто преодолевать языковые барьеры, прикинулся дураком, начал говорить только “Yes” и “No”, делая при этом непонимающее лицо и даже попытался было ускользнуть, но Серж уже вошёл в азарт, как-то смутно почувствовав, какой единственно верной тактической линии ему сейчас следует придерживаться и , делая вид, что его интересует только чисто лингвистическая сторона проблемы, притолкал смущающегося негра к стойке. Увидев мясистую барменшу, тоже чем-то напоминающую негра, только перекрашенного в белый цвет, наш негр сразу как-то внутренне расслабился, но забыл ключевых животных и стал необычайно талантливо показывать ей поочерёдно слона, льва, страуса, крокодила, сумел чисто изобразительными средствами создать образ коалы, и наконец, на самой вершине творческого экстаза, теперь уже невоспроизводимыми мимическими усилиями сходу нарисовал живой портрет панды, причём так, что его нельзя было спутать с коалой. Увлёкшаяся отгадыванием барменша, по инерции назвав двух последних зверушек, вдруг поняла, что никогда ранее в жизни этих слов не произносила, и даже не вполне точно представляет себе, о чём идёт речь, но когда негр, почувствовавший, какие именно миниатюры произвели на неё, равно как и на собравшихся у стойки клиентов, наибольшее впечатление, повторил два последних номера, она с удивлением поняла, что чётко различает, кто из них есть кто. Подобный же психоаналитический фокус видимо произошёл и с некоторыми из зрителей, которые стали оживлённо обсуждать особенности этих представителей африканской, как они ошибочно полагали, фауны, правда по вопросу «кто есть кто» сразу же выработались две полярно противоположные точки зрения и в воздухе замелькали флюиды скандала. Негр же воспринял это оживление как подтверждение того, что он наконец нашёл правильных животных и он ещё несколько раз изобразил коалу и панду, что-то быстро и громко говоря про “Russian traditional drink”. Барменша начала смутно улавливать, что вся эта угадайка была затеяна не ради одного только развлечения и, подумав, вручила негру большую бутыль «Коко-колы» и плитку шоколада «Панда», что вызвало аплодисменты и примирение в рядах зрителей, начавших удивлённо хвалить негра, сумевшего так находчиво объяснить, что ему нужно. Видя, что негр чем-то недоволен, и произведя более глубокий анализ имеющейся у ней базы данных (1. Рашен  2. Традишенл 3. Дринк), барменша нерешительно протянула ему бутылку водки, мучительно решая вопрос, вправе ли она, с учётом сложившейся в баре конъюнктуры, потребовать денег. Когда же негр отверг и водку, она уже совсем было растерялась, но тут на арене вновь возник Серж, до этого несколько забывшийся внизу у стойки, и не сумев выговорить нужное слово, решил прибегнуть к предложенному им же невербальному способу, но, видимо, он был в таком состоянии, что и это оказалось ему нелегко, и, пытаясь последовательно заржать, а затем замычать, показывая рога, он лишь ощерился и что-то там сотворил со своими ушами, из чего получилась форменная обезьяна. Это как-то неуловимо отразилось на лице барменши и сразу же было замечено негром, смутно почувствовшем в этом что-то для себя обидное. Эту неуловимую гримаску, машинально скользнувшую по лицу барменши, уловили и некоторые из наиболее наблюдательных клиентов, самый нетактичный из которых ещё и пьяно заржал. Тут же в затуманенных мозгах негра словно вспыхнула электрическая лампочка и он тоже, но уже в прямом смысле этого слова, заржал на весь бар и взбрыкнул копытами. «Конь!», - радостно заорали зрители, решив, что игра в угадайку продолжается. Когда же он показал рога и замычал, то в качестве вариантов ответа были предложены бык, мул, зубр и бизон, что исключало возможность реализации замысла Сержа. Тогда негр, чувствуя к себе дружеское расположение публики и показывая жестами неагрессивность намерений, перебрался через стойку, чтобы непосредственно у бутылочного ряда показать, что ему нужно, однако начисто забыл, как выглядит бутылка коньяка. Серж, величайшим напряжением мышц верхнего плечевого пояса удерживающий лицо на уровне стойки, пытался руководить действиями своего более стойкого друга посредством каких-то кивков, но это только усугубило ситуацию, так как, собственно говоря, и негр уже начал сдавать, а несколько градусов отклонения от нужного направления в кивке Сержа плюс несколько градусов в движениях его друга рождали совершенно непредсказуемые траектории, которые всё чаще начинали упираться в различные места на теле барменши. Это её одновременно и возбудило и расстроило, так как она поняла, что всё происходящее, которое чем-то напоминало ей волшебную сказку из детства, должно вот-вот закончиться. И всё действительно закончилось, как-то даже на удивление мирно. Негр понял, что звезда Сириус сегодня не благоприятствует точному исполнению его низменных желаний, и с Сержем под мышкой вернулся за свой столик, попутно захватив честно заработанные «Кока-колу», шоколад и водку. Там он раз за разом стал воспроизводить следующую операцию:
1) Громко ржал и единым движением безошибочно наполнял стакан водкой на 2/3.
2) Тихо, задумчиво мычал и тонкой струйкой лил в стакан кока-колу, при этом закрыв глаза и как бы прислушиваясь к внутреннему голосу. Как только внутренний голос подавал ему какой-то таинственный сигнал, струйка резко обрывалась.
3) Залпом выпивал полученную смесь, по цвету действительно напоминающую коньяк, и на несколько секунд сосредотачивался на своих ощущениях. Если они были достаточно близки к искомым, он заставлял находящегося в полубессознательном состоянии Сержа съесть дольку «Панды», если недостаточно, - съедал её сам.
Он-то и завербовал Сержа, присвоив ему агентурную кличку «Шпион, пришедший с голоду» (на африканском языке это короткое и звучное односложное слово), так как негру показалось, что именно духовный голод, равно как и духовная жажда, явились основными причинами перехода Сержа под знамёна свободной Африки, в физическом же плане Серж был столь неприхотлив, что вообще не брал денег за свою работу, а брал только консервы с африканской символикой и талоны на водку, причём последние требовал в таком количестве, что для их добывания африканской резидентуре пришлось в срочном порядке развернуть обеспечивающую операцию  «Талон – баллон», пока кто-то не догадался снабжать Сержа водкой напрямую, после чего Серж вообще бросил пить, так как ему стало неинтересно.
Своему куратору – негру он присвоил оперативный псевдоним «Максимка», так как кроме «Боба Марли» это было единственное негритянское имя, которое он знал (из Станюковича). Негр, кстати, стал очень гордиться этим псевдонимом после того, как он, по долгу службы изучая русскую литературу, прочёл пушкинского «Героя нашего времени». Негру стало казаться, что на скользких тропах тайной войны он играет ту же роль в жизни СГ, что и Максим Мсксимыч в жизни беспутного Печорина на скользких тропах войны кавказской. Говорят, что много лет спустя, когда они случайно встретились уже в Африке, эта встреча была столь же печальной и трогательной, как и последняя встреча пушкинских персонажей. Сергей зачем-то уезжал в экзотическую северную страну Персию, а мы с Максимычем… Впрочем, не мы, конечно, меня-то там вовсе не было, да и быть не могло. Ненавижу Африку!!!


6

Мы обвиняем товарища Мундта в том, что он является агентом империалистической державы. Я мог бы предъявить и другие обвинения – то, что он снабжал информацией британскую секретную службу, то, что он превратил вверенное ему учреждение в невольного пособника буржуазного государства, намеренно прикрывал антипартийные реваншистские группировки и получал в порядке вознаграждения крупные суммы в иностранной валюте. Но все эти обвинения вытекают из первого и главного – из того, что Ганс Дитер Мундт является агентом империалистической державы. За это преступление предусмотрен смертный приговор. В нашем  уголовном кодексе нет более тяжкого



преступления, более опасного для государства и требующего большей бдительности партийных органов.

Джон Ле Карре “Шпион, пришедший с холода”

Разумеется, произошедшее быстро и легко превращение Сержа в шпиона оказалось возможным потому, что было подготовлено долгим процессом внутреннего перерождения, начавшемся уже давно. В книге Эдуарда Лимонова «Убийство часового» (Москва, «Молодая гвардия», 1993, с. 86-96) подробно описывается процесс превращения целого класса наших советских людей в потенциальных сторонников западной цивилизации, осуществлённый спецслужбами США и Западной Европы. Однако, немногие знают, что эта небывалая диверсионная операция, приведшая к выигрышу Соединёнными Штатами психологической войны против СССР, была тайно продублирована спецслужбами Африки, сумевшими вовремя понять и использовать для своих целей гениальный замысел западных коллег. Многие помнят, что на заре процессов, приведших к крушению советской империи, политики условно делились не на два лагеря, как сейчас, - так называемые «патриоты» и «демократы», а на три – были ещё и «каннибалы» - сторонники африканского пути развития. Отношения между американскими и африканскими спецслужбами были в то время чрезвычайно сложны и колебались от тесного сотрудничества в совместной борьбе за низвержение социализма до открытой конфронтации, когда стало ясно, что эта задача выполнена и вопрос был лишь в том, чьё влияние на Россию окажется более глобальным – евроамериканское или афроиканское. В результате этой долгой и сложной борьбы , которая в своё время станет объектом тщательного исследования историков и кладезем сюжетов для беллетристов, «демократы» добились внешней победы, недаром даже сам термин «каннибалы» стал употребляться всё реже и постепенно как-то сошёл на нет. На самом же деле это произошло потому, что Африке удалось на нескольких стратегических направлениях переиграть «западников» и чётко повернуть страну на африканский путь, предоставив глупо-наивным «демократам» и агрессивно-злобным «патриотам» делить шкуру давно оприходованного «каннибалами» медведя.
Позволю себе бегло осветить основные этапы «африканского заговора», опираясь на схему, разработанную Эдуардом Лимоновым для Запада. Надеюсь, этот  уважаемый автор не обвинит меня в плагиате, так как, по сути, африканцы просто скопировали американский проект, получив столь же блестящий результат – массу проафрикански настроенных граждан.
Я думаю, эти строки помогут читателю лучше разобраться и в механизме «озападнивания» наших сограждан, так как в Африке, если уж говорить честно, жизнь такая же херовая, как и на Западе, а все эти проафриканские настроения – результат тонко продуманной психологической войны Юга против СССР.
Началось всё с идеологических нападений в печати , на радио и телевидении на СССР и его политический строй. Затем к этому добавилась война за обладание душами. У нас многим нравилось, что Африка, континент со столь высокой культурой, с таким вниманием относится к культуре других стран, не замыкается в себе, что на этом континенте достигнута столь высокая степень свободы мысли, духа, свобода выражать свои взгляды (особенно это касалось Бурунди и Сьера-Леоне). Ну как тут было не полюбить Африку? А некоторые олухи до того обафриканились, что стали на полном серьёзе полагать (я не шучу), что высокий уровень жизни – явление положительное. Ну таких-то, понятно, было немного, так как каждому нормальному человеку ясно, что чем он, этот самый уровень, ниже, тем более интересной и насыщенной духовной жизнью живут простые люди, поэтому тут у них было мало шансов переиграть коммунистов, но вот своими вонючими свободами да культурами они нас здорово поддели, тут уж ничего не скажешь. А уз об этой хвалёной африканской лжедемократии и вовсе говорить смешно. Вы думаете, что вся эта раздутая до невероятных размеров разница между Гвинеей и Гвинеей-Бисау действительно существует? Увы, это всего лишь хитрый трюк, призванный всех отвлечь от более насущных проблем.
 Привилегированной целью стали души интеллектуалов. Для завоевания, «похищения» их велась тонкая культурная политика (Интересно, что африканские спецслужбы взяли на вооружение методы зомбирования с помощью барабанов «там-там», ещё когда официальная наука Африки продолжала их третировать как шарлатанство).  Некоторые африканские издательства стали издавать не только едко-остроумные политические памфлеты, но и тома собраний сочинений Мандельштама, Ахматовой, Гумилёва. Целью на этот раз являлось завоевание расположения советского интеллигента. Всего лишь расположения пока (А там, когда увяз коготок, то и всей птичке пропасть).
Когда с пришествием Хрущёва к власти коммунистическая система вступила в эпоху декаданса, ведение психологических военных действий облегчилось. Со времён первого Всемирного фестиваля молодёжи в Москве для африканцев стали возможны личные контакты с представителями класса, чьи души предстояло захватить, сделать своими. С 60-х годов профессора, писатели, инженеры, главы госкомитетов и даже партсекретари стали массами ездить в Африку с визитами. Их поселяли, как подобает посланцам великой державы, в привилегированных отелях, возили на сафари,  «обедали» (разумеется, бесплатно) в прекрасных ресторанах, в какие нормальный негр попадает, если повезёт, раз в жизни. Их прогуливали по великолепным улицам богатых кварталов вдоль витрин с чудесными тропическими товарами и исподволь взращивали в них чувство восхищения всем этим. Средний интеллигент, как известно, ленив и нелюбопытен. У большинства из наших визитёров никогда не возникало желание расширить свои знания, проверить самому, верно ли внушаемое хозяевами впечатление: выучить язык, прочесть оппозиционные газеты и книги, посетить серые предместья богатых столиц, куда вышвырнуты бедные люди. Удивительно, что ведь таким образом удалось провести не кого-нибудь, а самих прародителей идеи «потёмкинских деревень»! Улетая из тщательно организованного для них Юга-рая обратно, в свои Москвы, Ленинграды, Киевы, Таллины или Тбилиси, они увозили глубоко запавшие в лабиринтах полушарий головного мозга (в виде лёгкой пыли или всего лишь красноватого вздутия) недоступные никакой медицинской проверке вирусы Обожания и Зависти. Обожания жизни, которую ведут африканские интеллигенты, и Зависти к братьям по классу. Прибыв на «родину», они испытывали только раздражение, временами выплёскивающееся в истерию.
Однако, тут и наша госбезопасность придумала очень казалось бы удачный ход, продливший, как это принято было считать, на несколько десятилетий существование коммунистического режима. Каким-то образ удалось заманивать на учёбу в различные институты множество негров. Хотя каждый, побывавший в Африке, знает, что уровень образования там гораздо выше, чем у нас, но многие обыватели купились на этот трюк и стали всерьёз полагать, что раз африканцы едут к нам учиться, значит есть чему, в чём то мы их таки обошли (Это Африку то! Даже звучит смешно.). На самом деле спецслужбы Африки специально пошли на этот шаг (так называемая операция «Маугли»), чтобы приехавшие к нам негры возбудили всеобщую любовь и вызвали в нас ещё большее обожание Африки и зависть к её обитателям, как оно в конце концов и получилось.
Остальные «переродившиеся» схватили вирус через передачи пропагандных «голосов», иллюстрированные журналы, музыку, африканскую видеотехнику и даже технические рефераты. Причиной, облегчавшей течение болезни и полное превращение многих советских людей в «южников», послужили семейные и личные счёты. Среди «чужаков» много детей и внуков репрессированных. Например, известный на всю страну «южник» мадам Тракторова-Пленэр – дочь репрессированного премьера Казахстана. Кому пожаловаться таким бедолагам, как не доброму «дяде Тому». Вирусы Зависти и Обожания удивительным образом вызвали у наших интеллигентов полную мутацию психики. Они стали целиком отождествлять себя с объектом обожания – Африкой и считать себя её подданными. Более того, безропотно отдавшись чужой ментальности, они возненавидели не только партию у власти, НО возненавидели традиции народа своего и сам народ свой. То есть они переродились полностью.
Рассмотрим поподробнее ингредиенты ментальности типичного перерожденца-каннибала. Никакого сюрприза: разумеется, огромное количество слепого обожания богатства чужих стран и отождествление себя с их жителями, обязательное для типичного «каннибала» почитание «Прав человека», соблюдением которых Африка всегда славилась, слепая вера в существование космополитического улыбчивого содружества «цивилизованных» африканских наций, в то время как на самом деле все эти Габоны и Бенины только и делают, что рвут друг друга на части, умело маскируя всё это при помощи конспирации и пропаганды. Только один раз у них тут вышел прокол, когда Зимбабве под предлогом защиты демократии втянулась в кровопролитную и дорогостоящую войну в другом полушарии, что всколыхнуло всю прогрессивную африканскую общественность. Каким-то образом произошла утечка информации, и мир узнал-таки о многотысячных демонстрациях, маршах мира и полицейских дубинках, мелькающих в Африке. А все остальные многотысячные демонстрации, марши мира и бездарные войны в других полушариях им удалось-таки, гадам, законспирировать.
Ознакомившись с ментальностью «каннибала», понимаешь, что эти перерожденцы – глупые и ограниченные существа. Без поддержки извне (из Африки) им никогда не удалось бы захватить власть в России. Не имея сил на прямую конфронтацию со своим здоровым народом, они лукаво воюют с помощью лживых мифов. Среди них – лживое утверждение, что якобы в разрушении экономики СССР повинны 70 лет советской власти. Вот ложь-то! Сами своими дурацкими маршами мира всё тут у нас похерили и засрали, а советская власть у них, видите ли, виновата – хамы да и только. Но, как бы то ни было, они имеют полное право на триумф. Да, Африка выиграла психологическую войну против СССР. Им удалось вложить в несколько миллионов черепных коробок советских интеллигентов свою начинку и сделать этих людей тотально чужими российской цивилизации.
И, наконец, последний шаг. Начавшись как феномен социальный с недовольства режимом компартократии, обожание, и секретное и явное, Африки как идеала в годы застоя сделалось эпидемией и превратилось в феномен клинический, в болезнь. Ибо отвращение к своей стране и её традициям (И хоть было бы ради кого!) и чувство принадлежности к какой-то вшивой Африке невозможно отнести к политике. Чем же ещё, как не болезнью, объяснить тот факт, что они вот потянулись именно к Африке – нет чтоб там к Азии, Латинской Америке, или, если уж они такие враги тоталитаризма, к Антарктиде. Что им в Антарктиде кто-нибудь запретил бы все эти идиотские «Архипелаги Гулаги» печатать или на саксофонах пиликать? Вот и строили бы себе демократию по антарктическому образцу или бы что-нибудь собственное изобрели, как например «патриоты» - патриотизм. Вот построят себе патриотизм, да и будут жить и в потолок поплёвывать. А эти недоумки-«каннибалы» только и талдычут о Центрально-африканской республике и пляшущих под её дудку Алжирах и Суданах. Одно слово – мутанты. И одним из этой огромной безликой массы одураченных, а потому представляющих из себя лёгкую пищу для африканских спецслужб людей и оказался Сергей Гагарин.


7

- Я сказал ему, - выкрикнул он в бешенстве, - сказал прямо в его маленькую сморщенную физиономию: не стоит судить Билла по таким вещам. Художники видят то, чего мы не видим. Чувствуют то, что нам не дано. Этот паршивый коротышка только рассмеялся: «не знал, что его картины так хороши». Джордж, я ему сказал: «Пошли вы к чёрту. Пошли вы ко всем чертям собачьим. Один Билл Хейдон стоит всей вашей поганой команды».

Джон Ле Карре «Шпион, выйди вон!»


Сергей Гагарин вошёл в здание Русского музея. Ему предстояло около часа блуждать по музею, ожидая, когда прибывший под видом туриста связной передаст ему очередные инструкции и заберёт у него очередную фотоплёнку. Чтобы чем-то себя занять, Сергей Гагарин примкнул к каким-то экскурсантам. Гид показывал им портреты Фёдора Рокотова и говорил, что Рокотов обогатил русскую живопись прекрасным поэтическим чувством, одухотворённостью и изящной манерой. Сергей Гагарин долго смотрел на эти портреты, но ничего подобного в них не заметил. Он решил, что, наверное, он это всё заметит в портретах Рокотова, когда сравнит их с другими портретами. Но, забегая вперёд, скажем, что этого не произошло – он не мог увидеть, что портреты именно Рокотова обладают вышеперечисленными качествами в гораздо большей степени, чем другие. Затем гид показал им портреты Лосенко и сказал, что большая заслуга Лосенко в том, что он ввёл в живопись русскую тему, но его картины, к сожалению, полны театральной условности. Серж внутренне согласился с гидом, но отверг чувство сожаления, на несколько мгновений сильно обезобразившее лицо гида, а вслед за ним и лица всех экскурсантов, кроме Сергея Гагарина, который огромным напряжением воли сумел сохранить на лице нейтральное выражение. Гид обратил на него внимание и Сергей со страхом понял, что так ему недолго и засыпаться, и, невзначай кинув на лосенковские работы прощальный взгляд, изобразил такое горчайшее сожаление, прямо-таки какое-то похмельное раскаяние, что гид тут же успокоился, поняв гагаринскую мятущуюся русскую душу, и в какое-то мгновение даже был близок к тому, чтобы сжать его плечо отеческим жестом: «Держись, мол, брат, справимся мы и с театральной условностью».
Следующим был Дмитрий Левицкий, который, как им было объяснено, объединил в своих работах парадное достоинство официальной портретности с живой спонтанностью и серьёзной психологической оценкой своих персонажей. Наученный горьким опытом Серж внешне во всём соглашался с гидом, но внутренне всё отвергал, полагая, что любой «митёк» на Невском за червонец с ходу накидает целый вагон и парадного достоинства и живой спонтанности и вместе и порознь, а если надо, добавит и рокотовского поэтического чувства, не говоря уже о пресловутой театральной условности.
Портреты Боровиковского оказались простыми, интимными, наполненными какой-то сентиментальной поэзией. Тут Серж опять был на сантиметр от провала, чуть было не спросив ехидно, можно ли этим портретам приписать также и прекрасное поэтическое чувство, одухотворённость и изящную манеру и, если да (в чём СГ ни капли не сомневался), то не одарить ли и Рокотова для создания паритета и справедливости простотой, интимностью и сентиментальной поэзией Боровиковского. Одним словом, в СГ вселился какой-то бес противоречия, заставляющий его внутренне отвергать и подвергать издёвкам именно те особенности того или иного художника, на которые указывал экскурсовод, как бы скатывая из всей русской живописи один безобразный пёстрый круглый ком, в котором что бы то ни было теряло какую бы то ни было индивидуальность. Будь то романтизм Кипренского или реализм Брюлова, противоречивость Шубина или спокойствие Щедрина, гражданское чувство Козловского или гражданское чувство Анатолия Иванова, тихая лиричность Поленова или фантастичность Куинджи, психологизм Репина или историзм Сурикова, сказочность Васнецова или романность Серова, выразительность Левитана или скрытая выразительность Нестерова – всё как-то уже даже против воли самого СГ вызывало в нём отвратительное паясничанье, издевательства над любыми словами гида, какое-то полное неприятие русской живописи как таковой. Ну чего ещё, кроме предательства, можно было ожидать от такого дурака?
Единственное, что можно сказать в его защиту, так это то, что примерно те же чувства он испытывал и в тех случаях, когда встреча со связником происходила в Эрмитаже, даже когда речь шла о картинах Гогена, которые Серж искренне считал африканскими, или искусстве Египта. Если уж говорить совсем откровенно, то и африканский зал музея этнографии ничего не значил для СГ. Да и вообще многие из этих хвалёных африканских шпионов на самом деле – обыкновенные отщепенцы и политические авантюристы, для которых вообще нет ничего святого.


8

- Значит, охранник мёртв? – спросил Лимас.
Волна резкой боли снова захлестнула мозг.
Мундт кивнул.
- С учётом данного обстоятельства обвинение в шпионаже представляет собой чисто академический интерес.

Джон Ле Карре “Шпион, пришедший с холода”


Серж выполнял задания африканской разведки несколько лет и считался очень успешным агентом, однако, по оценкам историков и теоретиков разведки в конечном счёте не принёс нашей стране никакого вреда, а Африке -–никакой пользы. Гораздо существеннее идеологический вред, который Серж нанёс социализму уже после бегства в Африку. Когда он попал в поле зрения советской контрразведки, то Африка тут же предоставила ему политическое убежище, пожизненную пенсию и виллу на берегу гвинейского залива. Серж глубоко изучил язык, историю и культуру Африки и решил посвятить остаток жизни переводам древнеафриканской поэзии на русский язык. Но поскольку неподготовленному русскому читателю было бы очень трудно с ходу разобраться в хитросплетениях интриг всех этих догонов и масаев, а многочисленные ссылки и комментарии лишили бы эти величественные стихи, созданные, когда вся земная цивилизация была ещё в младенческом возрасте, половины их прелести, то СГ заменил названия племён, бытовых реалий, культурных феноменов, географических названий и исторических фактов на более знакомые советскому читателю, стремясь главным образом передать саму суть африканского восприятия мира, его цельность и даже какую-то космополитичность, особенно удивительную для столь ранней культуры. Впрочем, по мнению теперь уже маститого африканиста Сергея Гагарина, Африка и сейчас недалеко ушла от своего раннего мировосприятия. Может быть именно в этом и состоит её притягательная сила для определённой части идеологически незрелых советских граждан, которые никак не могут понять, что в наше время не существует ничего просто хорошего и просто плохого. То, что хорошо африканцу, то русскому – смерть. Недаром гагаринские переводы были долгое время запрещены для публикации даже уже и в либеральные постсоветские годы.
В данной работе мы впервые публикуем несколько этих оригинальных переводов и надеемся, что читатель, знакомясь с ними, не забудет, что стихи, особенно стихи африканские, замешанные на густом тесте древних психоделических практик и магических культов, - это весьма сильное идеологическое оружие, способное искалечить или даже убить душу недостаточно подготовленного читателя, а то и души целых поколений читателей (наглядный пример – стихи Пушкина), и что нейтральной литературы не существует, так же как существует нейтральных шпионов, хотя, по мнению некоторых историков и теоретиков разведки, Сергею Гагарину всё же удалось им стать.


9

Из описательно-бытового цикла «Нравы племён»

1

Когда ко мне в квартиру
Приходят наркоманы,
Стремлюсь я их уверить,
Что наркоман я тоже,

Когда ко мне приходят
Стремительные янки,
Я доллары в банкнотах
Им смело предлагаю,

Когда ж ко мне приводят
Лихого Рибентроппа,
Я тонко намекаю,
Что понял суть фашизма.

Всё это говорит нам,
Что в мире необъятном
События различны,
Но связь их – несомненна.

2

Четыре мушкетёра
К гармонии стремились,
И шпагою фехтуя,
И с женщиной гуляя,

А вот Дюма паскудный
Их взял, да и не понял,
И пронизал цинизмом
Всю серию романов.

Не потому пишу я,
Что рад Дюма обхаять,
А просто не желаю
Примкнуть к непониманью.


3

На свете есть немало
Певцов и музыкантов,
Которые б хотели
Друг с другом поменяться.

Певцы бы так, к примеру,
Сказали: «Музыкант я»,
А музыканты им бы
«Певец я» говорили.

Играть и петь умевший
Исчез бы, вероятно,
И с этим ещё можно
Хоть как-то примириться,

Но штрих недостающий
Логически домыслив,
С такой столкнёшься чушью
Что даже и не скажешь.

4

Представьте, что повсюду
Возникли бы уланы,
Всё конскими хвостами
Ходили б да махали.

Потом бы просочились
Повсюду кирасиры,
Собой заполоняя
Столовые и бани.

Драгуны бы нечасто
На улицах виднелись,
Всё по домам ходили б,
Выпрашивая деньги.

Гусары б узнавали,
Где близится сраженье,
И все туда бы мчались,
На сабли опираясь.

Конечно же всё это
Являлось бы занятным,
Но время нам диктует
Подчас свои законы.

5

Немецкие отряды
Всё время наступали,
Порою не гнушаясь
Допросом партизанов.

А русские отряды
Для виду отступали,
Тая, как говорится,
За пазухою камень.

Америки отряды
Не знали, что и делать,
Они же понимали
Опасность положенья.

Тут им и подвернулись
Японии отряды.
Всегда найдётся выход
Из трудных ситуаций!

6

Однажды космонавты,
Летая на ракете,
Вдруг ясно осознали,
Что всюду – вероломство,

И в космос их послали
Не с целью развлеченья,
А чтоб нахапать фактов
Побольше для науки.

С тех пор настолько горько
В душе у космонавтов,
Что странные улыбки
На лицах их блуждают.

7

С моим больным соседом
Ругаться не люблю я,
А он меня ругает
Всё время понемногу.

Он говорит, что нету
Во мне ведь уваженья,
И что украл я чайник
У этого соседа.

Вот так он упрекает
Меня своим лукавством.

Я очень долго плакал
И думал о похабном.
Потом собрался с духом
И выступил с ответом.

Ответ мой был прекрасен,
Как улицы весною,
Когда гуляют бабы
С красивою осанкой.




10

Из лирического цикла «Африка – территория любви»

1

Все женщины воркуют
Доверчиво и нежно,
А все мужчины злобно
Рычат, их ненавидя.

Всё это, развиваясь,
Ведёт к непониманью,
Порою путь давая
И ревности уколам.

Прочтя это, мужчины
Конечно, усмехнутся,
А женщины – отвратно
И злобно захохочут.

2

Однажды на прогулке
В саду с названьем Летний
Я девочку увидел
С бантами не из худших.

Я дружбу предложил ей,
Она же мне сказала:
«Маньяк ты сексуальный,
Скотина ты скотина».

3

Все девушки в борделях
Отнюдь не виноваты,
Что жизнь их невозможно
Представить без печали,

А виноваты в этом
Собаки-сутенёры
Что девушкам несмелым
Препятствуют порою.

Все девушки мечтают
Вступить с любимым в дружбу,
Чтоб не без уваженья
Трусы им всем снимали,

Но вряд ли сутенёры
Им могут дать всё это.
Порою создаётся
Такое впечатленье,

Что сутенёры эти
Тех девушек считают
Не личностями даже,
Источником доходов!


11

Из эзотерического медитативного цикла «Постижение сути неаккуратного небесного кота Сириуса»

Введение
(Единственные, дошедшие из глубины веков сведения, проливающие хоть какой-то свет на происхождение неаккуратного небесного кота Сириуса)

В Замке стояла ужасная суматоха – все ловили кота, а надо заметить, что дело это было не из простых, ибо кот был хитёр, хитёр и гнусен, и знаете, в чём это проявлялось в данном случае? – Да в том, что он прятался в таких местах, где его было совершенно невозможно найти. А найти его было совершенно необходимо, ибо кот этот спёр Кольцо Всевластья, более того, он гнуснейшим образом надел его на свой омерзительный хвост, что само по себе является неслыханным оскорблением этой древней реликвии, но котяра ещё и стал невидим! Многие в Замке считали, что кота давно уже пора усыпить – так он всех достал своими идиотскими выходками, но подлинной ненависти к нему никто не испытывал, ибо кот этот являлся носителем какой-то особой силы и потому был неуничтожим, неуничтожим и гнусен, неуничтожим настолько, что даже не вызывал агрессивных эмоций типа ненависти, а лишь глубокое омерзение и смутную ностальгию по тем далёким временам, когда казалось, что лишь две силы присутствовали в мире – Свет и Тьма, и всё было ясно, и всякие несущественные твари типа этого дурацкого кота либо тихо сидели по своим углам, либо пытались примазаться к одной из этих Сил, и тогда уж поступать с ними следовало соответственно, а тут какой-то откровенный гад спёр святыню, и все должны считать это милой шуткой. Хотя если говорить правду, все эти охи и вздохи насчёт Тьмы и Света были чистой воды ханжеством, можно даже сказать хамством, ибо если уж действительно вспомнить о тех стародавних временах, когда миром вращали лишь эти две силы, то всей этой нечисти, что собралась в Замке, тогда и в помине не было, а если уж быть до конца откровенными, то и все они тут были ничуть не лучше этого кота, просто все они знали друг друга и до Замка, а кот прибыл непонятно откуда, якобы из какого-то там другого мира, и поэтому, когда стало ясно, что они здесь надолго и надо бы выбрать постоянного козла отпущения, то естественно, выбор пал на него. Но вот, наконец, как и следовало ожидать, кот был схвачен, посажен в клеть, и доставлен на судилище.
Председательствовал некий Щемль.
- Господа! – начал было он…
- Господ больше нет! – отпарировал кот и придал своему лицу такое выражение, что стало ясно, что в том мире, из которого прибыл кот, такой ответ считался бы чрезвычайно остроумным, однако присутствующим юмор кота был совершенно непонятен, и даже отчасти чужд.
- Этот кот, - продолжил Щемль, - спёр Кольцо Всевластья, кстати, где оно? (Сзади ему протянули Кольцо.) А всем нам хорошо известно, что если надеть это Кольцо на палец, - иллюстрируя свою речь, Щемль чуть было не надел Кольцо, но в зале предостерегающе зашикали, и он, сконфузившись, отдёрнул руку.
- Ой… Да-с… Прошу прощения… Так вот-с… Если надеть это Кольцо на палец, - он поглядел на кота, - или же на какую-либо иную часть тела, - Щемль в задумчивости потёр Кольцом ту часть своего тела, откуда у кота произрастал хвост, - то может произойти нечто такое, гмм… тэсэзэть некоторый коллапс… не говоря уже о том, что надевший Кольцо становится невидим, что создаёт трудности в общении с ним для остальных членов нашего… гмм-с… объединения, вот-с… но суть не в этом, и вы все это прекрасно знаете! Да-да, кот, и вам тоже прекрасно известно, что надежда (так на жаргоне обитателей Замка назывался надевший Кольцо) может утратить свою сущность и стать орудием невиданных, неслыханных сил! Хорошо ещё, что ты не знаешь секретного слова «крибля-крабля-Сауронбля», а то…
Щемль замер с открытым ртом, поняв, что в пылу педагогического экстаза выдал секретное слово. В зале воцарилась гробовая тишина. И тут случилось нечто и вовсе непредвиденное – кот исчез. Тишина усилилась, но из гробовой превратилась во вдумчивую, и через несколько секунд её разорвал истошный вопль из задних рядов:
- Кольцо-о-о!!! – орал некий Догадль.
Щемль взглянул на Кольцо – и похолодел. В его руках была явная подделка.
- Кклле-е-етка-а-а!!! – заорал Догадль, - Не дайте ему уйти из клетки!!!
Началось столпотворение. Все бросились к клетке, но увы, было уже поздно – клетка была пуста. Пока все орали и метались, кот прочёл секретное заклинание, надел подлинное Кольцо, которое, как вы, конечно, уже догадались, осталось у него, и – исчез. Комната погрузилась во тьму и все поняли, что им предстоит стандартное занятие всяких тёмных и нечистых сил: искать чёрного кота в тёмной комнате, когда его там нет.

Конец введения

За мной по косогору
Неслись коты смущённо.
Они то ускорялись,
То замедляли скорость.

Но бега суть составил,
Конечно, кот небесный.
Лети, блин нафиг, кот, блин!
Лети, блин нафиг, кот, блин!



12

Из эпического цикла «Подвиг охотника»:



Шёл я раз прогулкой
По невскому проспекту
В раздумии глубоком
О смысле даосизма,

Навстречу – хулиганы:
Давай нам, дескать, деньги,
И кулаки при этом
Стыдливо показали.

Я говорю: «Вокруг ведь
Народу очень много!
Я закричу - и вскоре
Милиция прибудет».

Со смехом хулиганы
Удары нанесли мне
И быстро убежали
В молчании бесстрастном,

А я решил за ними
Не гнаться понапрасну,
А продолжать раздумья
О смысле даосизма.

2

Я ездил на машине,
Не думая, что скорость
Несёт в себе зачатки
Медлительности сытой,

И вот моя машина
Не в лучшем состояньи,
А я лежу в больнице
С отвратнейшею рожей,

Ведь всякий, кто явлвяет
Собой односторонность,
Является предтечей
Великих равновесий.

3

Однажды мне приснилось,
Что я на самолёте
Лечу над кораблями
Союзного народа.

Все моряки, стесняясь,
Салют мне отдавали,
А я, о многом думав,
Нежданно сбросил бомбу.

Проснувшись, я подумал,
Что мысли зачастую
Гармонии суровой
Становятся причиной.


13

Из обрядового цикла «Под шкурой леопарда»

1

Кто побывал вначале
Отважным пионером,
Тот и потом не будет
Хамить и хулиганить,

Он шарить по карманом
Навряд ли согласится,
А чтоб убить кого-то –
Откажется и вовсе.

Насильником суровым
Он никогда не станет,
Он даже плюнет в рожу
Тем, кто предложит это.

Как жаль, что пионеры
Примкнули к комсомолу
И все проводят время
В составе группировок.

2

Я в молодости долго
Учился в институте,
А в юности ходил я
И в детский сад и в школу,

Но в ясли не ходил я,
Там тот лишь гость желанный,
Кто есть дебил слюнявый
С повадками младенца,

В чьих мыслях не найдёшь ты
Того, о чём в народе
Лукаво восклицают:
«Наука, брат, наука!»

3

Дружины пионеров
Повсюду наступают,
Борьба у них ведётся
И с двойками и с пьянством.

А пьяницы, конечно,
Воюют не уменьем,
Но численностью могут
Добиться паритета.

Вот тут-то и узнать бы,
С кем будут тунеядцы,
Но суть их так туманна,
Что всюду мир и свинство.

4

Когда учителя мне:
«Хороший» - говорили,
Все люди мне казались
Носителями правды.

Потом я на дороге
Был сбит машиной юркой,
И понял, что все люди
Ослами назывались.

5

Однажды я на ёлке
Ударил Дед Мороза,
И он, поднявши посох,
За мной поднялся быстро.

Все дети за Морозом
Помчались неустанно,
Родители примкнули
Похабною трусцою,

И вся эта погоня
Казалась столь прекрасной,
Что я познал и радость,
И недругов коварство.

6

Однажды в одном цирке
Присутствовал я очно.
Программа неплохая
Представлена была там:

Увлёк меня и страус
Не лучшим отношеньем
К животным, что пытались
С ним в чём-то состязаться,

И львы, довольно злые,
Во мне не пробудили
Чарующую радость
Отвратным поведеньем,

Иное – обезьяны,
Их лица хоть и злые,
Но в подсознанья дали
Являются вратами.

7

Меня атаковали
Четыре октябрёнка
Намёками своими,
Что я не столь уж развит.

А я своим ответом
Могу ль их озадачить,
Коль тот ответ не создан
Ещё моим сознаньем?

************* 

13 минут пролетели как одно мгновение, после чего мы 13 лет (1986 – 1999) выполняли всевозможные задания руководства, летая по всему свету и перевоплощаясь в разных людей, говорящих на разных языках, но мой мозг всё время точила ужасная мысль: а не работает ли и сам Александр Козлов в то же время и на Африку? Поэтому я так и не смог окончательно решить для себя, могу ли я считать его другом, или же мы друг другу на самом деле смертельные враги, впрочем, с каждой выпитой бутылкой мне становилось на это всё в большей степени наплевать, настолько заволокло моё сознание дурманом алкоголя и дымом воспоминаний о 13-и годах нашего звёздного восхождения к вершинам.

Звёздная ширь… Звёздная даль…
Звёздная высь – круг.
Как ни крутись, траса – спираль.
Выпусти руль из рук.

Зелень банкнот… Зелень знамён…
Всюду един цвет.
Помнить к чему сотни имён? –
Просто кивни: «Привет!»

Чёрная злость… Чёрная спесь…
Чёрный, как тьма, - свет…
Чёрный любим многими здесь,
С этим проблем нет.

Всё, что ни есть, можно прочесть
Тысячи раз вновь.
Снова завять, снова зацвесть,
Снова пролить кровь.

Если в себе злость не будить
И не марать рук,
Ты обречён вновь победить,
Снова замкнуть круг.

Снова войдёшь в замкнутый мир,
Снова он весь – твой.
Вновь он тебе станет не мил,
Где-то – другой.

Позже поймёшь – всё, что ни есть
Можно прочесть в словаре,
Перевести, снова прочесть.
Лингвист – навеки в игре.

Там, где стоишь – взять, да и сесть.
Ветер – кабриолет.
Чтобы взлететь – просто не есть
Несколько сот лет.

Звёздная ширь… Звёздная даль…
Звёздная высь – круг.
Как ни крутись, траса – спираль.
Выпусти руль из рук.