Если все, что я написал по памяти ниже, кому-нибудь не понравится, прошу учесть мой старческий склероз. Наверняка я что-то напутал во всем этом действе. Лично я счастлив, что Липки были. И жаль, что малая толика стихируйного народа могла ощутить это слияние и сливание, а также разливание и вливание в мир творчества и ощущения себя частицей мироздания. А посему...
* * *
Стояла жаркая погода, без единого намека на облачность. И была пятница. И пятница была не простая. В этот день пииты решили посмотреть друг на друга и понять первопричину осененности своей, и низменность всего остального рода человеческого.
Алексей, он же АКС, заехал за мной под вечер, когда солнце начало катиться к закату, но не то чтобы очень. В машине уже была Дикка, она же Светлана Викторовна Огнева, ветврачовка с трубой, с которой она никогда не расставалась, утверждая, что ей всегда могут позвонить, и она должна будет лететь куда бы то ни было, и спасать, спасать, спасать. Время от времени Дикка вынимала мобильник из сумочки и проверяла, все ли кнопочки у него работают, и не поступило ли какое архиважное сообщение.
Вот и сейчас, несмотря на ответственность предполагаемого мероприятия, она приставляла мобик к уху и прислушивалась, словно там находился говорящий чертик, либо вот-вот должна была позвонить собака президента.
Алексей решил занять ее более существенным на этот момент делом, и вручил карту, сказав:
- Найди там Липки и руководи:где и куда поворачивать, а то как бы нам не заночевать в пути.
Светлана Викторовна приняла вид, соответствующий моменту, вдумчиво и углубленно принявшись рассматривать предстоящий маршрут. Я понял, что наша судьба в надежных руках и расслабился. Алексей же рванул на кольцевую, а потом и на трассу...
О времена, о нравы! Кто бы знал, из чего сделаны поэты. В апреле мы обмывали сотого ласкового мальчика Чикиты Бананы у Ариадны. Юрий Ракита, когда мы входили, сидел у компьютера и возмущался от очередной пакости Кравчука, решившего присвоить наши права на произведения себе, и получать от того немалую выгоду (в чем мы были уверены).Нам было досадно, что самим не удалось выжать из выстраданных строчек ни рубля, а тут нате вам - нахаляву твоим трудом того и гляди сколотят себе состояние.
Само собой, такие вопросы не решаются без предварительного разогрева. Тем более, что стол был полон яств и выпивки. Чикита сразу присохла к Масику и все время пыталась потрогать его за щечки, но сдерживала себя, до поры. Эклога делала томные взгляды, а Джокер их принимал. Планжер улыбался мило и непосредственно, даже скромно, я бы сказал. Дикка приняла позу нераспустившегося лотоса. У меня позы никакой не было, или я еще не решил, какую принять лучше, оставив это на потом.
Чтобы известие об утере наших кровных прав на сочиненные произведения правильно отобразились в области коры головного мозга, мы приняли по несколько доз алкоголя, закусили обалденной селедкой под шубой (и не только ею, понятно), и вот тут Юрий Ракита стал излагать план, смущаясь немного прислонившейся к нему, изрядно раскрасневшейся Светланы Викторовны (Дикки), которая в этот момент была похожа на жар-птицу из села Степанчиково, которую только что вынули из духовки.
План был хорош, что и говорить: создать собственный сайт и вытворять на нем все, что хочется. Юра, как всякий порядочный интеллигент "под шафе", излагал мысли четко и адекватно моменту, раскладывая по полочкам цифры и суммы. На создание хорошего сайта требовались деньги. Лично Ракита готов был положить на алтарь поэзии 500 долларов, чем весьма воодушевил остальную компанию, хотя никто больше денег не предлагал. Все начали что-то там говорить, выкрикивать лозунги о непродажности поэтов, вечности и любви друг к другу.
Чикита Банана любила всех, кто любил ее, и потому стала интенсивно тискать Масика, потом Юру. Дикка вынула мобильник, потом положила его обратно. А Ариадна просто взяла гитару и запела. В тот момент мы слабо осознавали, что это и было счастьем.
Как приятно строить планы, совсем не думая их осуществлять, плавать в миражах собственных чувств, предполагать себя центром всего сущего и не быть таковым, потому что лишние хлопоты не к лицу настоящему поэту, ибо он является лишь мессией, трубным гласом вопиющего в пустыне.
Из всех нас, как потом оказалось, лишь Юрий Ракита не был настоящим поэтом, потому что он организовал для нас Липки, что само по себе уже недостойный факт произведения действия, не свойственного творческим людям. Ну да это было неважно, ведь как человек Юра вполне заслужил постамента с надписью: "Он жил, как мог, и умер, как хотел." Впрочем, до последнего ему еще далеко, дай бог... Джокер был настоящим поэтом, он всю зиму и весну кричал о нашей встрече, и докричался. А что еще может делать пиит в пылу творческого экстаза?..
Когда Алексей остановился на развилке, оглядываясь на Дикку и спрашивая ее о дальнейшем пути, я заволновался, зная, что она скорее поставит каждому по уколу, чем найдет правильную дорогу. Но после дебатов было решено ехать, куда глаза глядят. А глядели они у Алексея в нужном направлении, благодаря чему мы и оказались перед долгожданными воротами. (Рассказывать про ворота я не стану, поскольку их уже описала Ася Анистратенко в своем трактате о ее поездке в Липки)
Первое, что мне запомнилось в Липках, это столовая и Анников с коньяком. Ах Анников, любил бы я тебя... когда б... Потом мы с ним целовались на каком-то стадиончике и он подарил мне свою книжку со стихами. Но первый вечер я помню смутно, потому как спиртного было больше, чем мне удалось правильно усвоить.
Самое ужасное, что я проснулся в одном номере с Диккой, которая прочитала мне лекцию о вреде неумеренного пития. Она заставила меня идти есть этот чертов завтрак. Потом был пруд и была шикарная Леночка Медведева, отображающая собой женскую суть российской поэзии в самом широком смысле этого слова, у которой я постоянно "стрелял" зажигалку, потеряв свою при чувственном воссоединении с Анниковым. Профессор Годлевский постоянно нырял в пруд, словно искал там что. Но, видимо, так и не нашел, поскольку потом взял гитару и запел. С чего бы ему и петь, если все в порядке?
После стали петь все, кто ни попадя, даже те, кто второй раз в жизни брал в руки гитару. Гудзо был суров, и всячески пытался скрыть бутылку водки от Дикки. Но она уже приспособилась к такому повороту событий и допивала трехлитровую коробку с вином. Никогда раньше я не видел, чтоб женщины так пили. Она и Эклогу научила пить из этой посудины. Они вдвоем опрокидывали эту коробку в себя и были очень тем довольны. Татьяна, правда, немного урчала, что коньяк кончился, вопрошая к небесам или еще к кому: «Где водка? Где водка?» А Дикка неверными шагами то ныряла в пруд, то плюхалась в траву около меня и кричала: "Хочу Эклогу!".
Но Эклога с четвертого взгляда влюбилась в Юрия Ракиту, забыв напрочь первые три, и постоянно напоминала ему о себе своими ногами и прочими средствами. У Ракиты от этого никак не получалось поставить «крокодил», что изрядно нервировало его и приводило к нервному срыву, который и произошел позже на стадионе.
Веслоногая Птица (она же Татьяна Кан) сидела тихо, предчувствуя, что скоро ей предстоит стать главной рассыльницей стихируйных чудо-творений по городам и весям, не побоюсь этого слова, мирового пространства. Она старалась запомнить всех, чтобы после воздать каждому по потребностям и взять от каждого по способностям, по принципу коммунизма. Изредка лицо ее озарялось каким-то таинственным светом с сияющим нимбом над головой. Хотя это могли быть и фокусы распекающего нещадно солнца.
Сима. Да, конечно же, Сима. В моем подсознании она существует в неразрывной связи с пивом. Я не могу представить ее без этого прекрасного напитка, к которому отношусь равнодушно, но с пиететом. У Симы обязательно в руке был или стаканчик с пивом, или бутылочка, либо другой какой-никакой сосуд. Говорят, что она даже спала с трубочкой для коктейлей во рту, другой конец которой был опущен в пиво. Она и в Липках не изменяла себе, чем еще более укрепилась во всеобщем мнении как дама с пивом, подобно чеховской «Даме с собачкой».
Про Яфу не могу ничего сказать кроме того, что она целуется как богиня, с тем жаром, после которого можно не целоваться больше никогда. В моей жизни я только раз до того испытывал подобное ощущение. Современные дамы целуются так, словно боятся отравиться или подобно артистам на сцене лишь обозначают место соединения чувств. Яфа целуется так, словно хочет съесть тебя. А что еще нужно обыкновенному номинальному двуногому мужику? Да ничего. Он сразу от этого теряет возможность соображать и ведет себя подобно пациенту из психбольницы, счастливо и беспредметно улыбаясь.
Дмитрий Л. (Легеза) конечно же был хорош и неотразим, как всегда. Если б я был девицей, влюбился бы и умер на месте. Он излучал собой таинственность и импозантность. Ему не хватало только наркозного аппарата, чтобы усыпить всех буйствующих стихируян и попытаться вызнать, из чего их сделали. Но врач-реаниматолог колебался между своим поэтическим кредо и служебным долгом. А потому все остались при своем.
Приехал Сергей (он же zamotay) с Петровичем. Я передал Сергею привет от Верочки, после чего он меня отцифровал, а потом и всех остальных впридачу. Дикка к тому времени стала непонятно лежать на траве с поднятыми вверх ногами, отчего Прочие Опасности уложили ее на заднее сиденье авто и мы вернулись в липкинские палаты каменные.
Мы с Диккой Викторовной шли по всем этим переходам до комнаты. По пути она несколько раз садилась на пол, прислонясь к стене, и кричала: «Открывай дверь!» - хотя никаких дверей там не было, а только окна сплошь. Какой-то сердобольный мужчина, проходящий мимо, хотел ей объяснить, что дверей там нет, но она, садистка, желала, чтобы я их открыл.
В номере Светлана Викторовна принялась без конца лазить под душ и, выскакивая оттуда, кричать: «Хочу Эклогу! Хочу Татьяну Бориневич!». Мне пришлось запереть дверь на всякий пожарный случай.
К вечеру Дикка успокоилась и мы побывали на пруду опять, а после на стадиончике, где была конюшня и, соответственно, лошади. Inek договорился насчет катания на лошадках для страждущих стихируян. Дамы оказались более приспособлены к этому делу, и старательно располагались в седле, единственно мыслью удерживая себя от падений.
Несколько поодаль на лавочке стадиона пела под гитару Ася Анистратенко. Рядом с ней был Юрий Ракита, а сзади все время обнимала его Эклога, от чего он вконец расстроился и стал говорить, что сегодня не расположен к целованиям, а только если с Асей и никем больше, потому что она, Ася, кроме стихописательства еще и хорошо поет, в отличие от Татьяны.
Дмитрий Макаров исполнял акробатический этюд в виде прыганий по скамеечкам стадиона, и всем видом изображал, что он еще трезвый, поскольку не падает. Но разве нормальный поэт упадет от выпивки?
Ольга Сокол появилась, такая компактная, упакованная не по вечерней прохладе, неожиданно павшей после дневной жары, как конфетка в обертке из цветной фольги. Я сразу вспомнил ее «Тушите свет!», и забеспокоился, что тушить было нечего, ни одной лампочки завалящей не горело. Лена Медведева рядом с ней выглядела доброй черепахой Тартиллой, выплывающей из пруда с золотым ключиком.
Питие и пения продолжались еще долго, разносясь над Липками под трепет очумевших от шума ласточек. Никого уже не волновало количество баллов и рецензий на их страничках. Но каждый втайне надеялся, что он выше всего этого, что он единственный осененный, который оказался здесь совершенно случайно дабы расслабиться и потом с новыми силами покорять мир духовностью ритмического строения своих вирш.
Под конец поэтическое братство в очередной раз гуськом потянулось к апартаментам дома отдыха, покачиваясь и поддерживая друг друга. Эту картину приходилось наблюдать всегда, когда толпа измученных своей неповторимостью, и одичавших от приступа не приходящей славы, пиитов двигалась в направлении столовой или номеров. Именно тогда Юра Джокер произнес сакраментальную фразу: «Если б кто знал, что это все - поэты...»