Одинокий птенец, кукушонок, приёмыш насеста,
Вырастающий в рабстве – ведь каждая кура – раба, –
Как непросто тебе объяснить, что тебе здесь – не место,
Что пшено – не единственный корм, а бульон – не судьба!
Кукушонок чудной, вот достало тебя это небо! –
Каждый сон беспокоен; ах, как ты летаешь во сне!..
Но высокую быль вытесняет куриная небыль –
Только чешутся крылья то к осени, то по весне...
И кому ж рассказать эти сны – не несушке ль, соседке? –
Что ей небо; оттуда – ни манны, ни даже пшена...
И тебе, как упрёк: из тебя, мол, не выйдет наседки!
И тебе, как укор: что-то жиру в тебе ни рожна...
Курам насмех всё то, что в зобу своём не упакуешь;
Всё, что выше насеста, на них нагоняет тоску.
Что им вещий твой дар... Да и много ль им лет накукуешь?
Век куриный – до супа, раз-два – и обчёлся "ку-ку"...
Но всего тяжелей вечера, в поученьях и сплетнях.
Куры к вечеру слепнут – а ты им, чудак, о Звезде,
О мерцаньи светил, о мирах... Куры к вечеру слепнут! –
Ну, и что ж – по ночам не искать им червей в борозде.
И, слепым, им видней то, что ты – ненормальный с пелёнок,
Но разносит молва на крылатых своих языках,
Что в семействе орлов появился приёмный цыплёнок!.. –
Я б и сам не поверил – но вот он:
парит в облаках!..