* * *
Свет скользит по карнизу, заглядывает в окно,
обозревает то, что видел уже давно
и не однажды: пространство, убитое стеллажами,
стул, сервировочный столик в руинах вчерашней еды,
подле - кровать, и на ней - лоснящийся плотный волдырь...
впрочем, нет - человек, если судить по пижаме.
Это - натуралист, он мучается во сне,
чувствуя на лице цепкую тварь, но не
опознавая последнюю по списку известных тварей.
Ясно одно: насекомое, но стоило столько лет
заниматься наукой, чтобы определить... и нет...
и не было ли поспешности в превращенье души в бестиарий?
В следующей квартире шторы черны, её
свет брезгливо минует, чувствуя в ней жильё
этого... ну, вы знаете... ценителя тех, что не дышат.
Хотя, как известно соседям, в ней обитает лишь
дама-фотограф, лучшая в запечатлении крыш,
трогательно влюблённая в чучело крупной мыши.
Из третьей квартиры все, кто её занимал, ушли,
вытесненные временем, и нынче здесь всё в пыли:
стены, пол, потолок, получившие вольную вещи...
Так время играет в киллера, пространство играет в музей;
опытный антиквар подбирает друзей
по сохранности, возрасту, количеству мелких трещин...
Сей славный специалист однажды придет сюда
и, видя обсиженный солнцем, как мухами, подоконник,
почувствует, что устал копаться в чужих следах,
но умолчит об этом родственникам покойных.