Н.С.
Под настроение, вне желаний, пронзая мглу городского чада,
Передо мной возникают лица, осколки действа, обрывки фраз.
Температура спешит к пределу, тепло Эдема и стужа ада
Взрывают градусник, сочетаясь одновременно-синхронно-враз.
Гремят литавры, звенят подковы. Дымов как не было. Ясно вижу
Трущобы города и проспекты, по коим носится ветер бухт.
Фасады выполнены изящно, архитектура близка к Парижу...
Но я не прав, я сквозь серость утра смотрю на сумрачный Петербург.
Под звуки марша топочет войско, парады длятся и днем, и ночью.
Сам император весьма доволен, доволен весь Генеральный штаб:
Порядок в городе, всё спокойно. Но, проклиная судьбу челночью,
Челнок плывет по Неве к Кронштадту, мимо Кронштадта и за Кронштадт.
Он не боится воды и ветра, а в чем же дело? Всё дело в Польше,
В которой тоже пока что утро, и тоже серое дочерна.
И чтоб оно поскорей светлело, петух - вставай же, иди же, пой же,
Пускай твой крик маяком послужит для упомянутого челна.
Челнок втыкается в побережье, в песчаный пляж где-то рядом с адом,
От нежелательного соседства картина мира мутнеет вмиг.
Мне только слышно то, как на пляже какой-то Эве какой-то Адам
Внушает нечто, во что, похоже, он сам ещё до конца не вник.
Мне слышно слово "Эдем", мне слышно, что речь касается неких яблок.
Всё это вздор, это всё не нужно, я отворачиваюсь от них -
Туда, где бродит веселый Дидель, в его силках подыхает зяблик.
Здесь интересно. Я оставляю Адама с Евой совсем одних.
Веселье Диделя не смешно мне и мертвый зяблик уже не важен,
Я раб безумных ассоциаций, в калейдоскопе стучит стекло,
И вот уж замок расправил стены, как перепонки меж пальцев башен.
Мне из донжона, ехидно скалясь, глядит в глаза мировое зло.
О, этот взгляд! Среди плеска красок, и мельтешения, и мельканья,
Он недвижим, он проткнул картину, как колесо насадил на ось.
Красоты мира, полеты мысли, графита хрупкость и прочность камня
Жуком нанизаны на булавку, на мрачную мировую злость.
Сопротивление бесполезно, слабеют руки, в высоком сальто
Калейдоскоп рассекает воздух, по всем законам стремится вниз.
Мне больно видеть - и я не вижу, как рассыпаются по асфальту
Цветные стёкла моих иллюзий. Давай, мгновенье, остановись.
Оно не слышит меня, и снова жужжит проектор, меняя кадры.
Взор фокусируется внезапно на море цвета морской волны.
Челнок невидим, Кронштадт неблизок. Прекрасный флагман большой эскадры
Уходит в сторону, нужный там, где грохочут залпы его войны.
Всё громче буря, всё злее натиск! Война кончается - флагман гибнет,
Везут в больницу его матросов, они влюбляются в медсестёр,
Но тут налет, кутерьма, бомбёжка, у капитана и так ноги нет,
Теперь он мертв и горит больница, как погребальный его костёр.
Сеанс окончен, включают лампы. Скажите, доктор, каков диагноз?
Пока неясно, да и не важно. Картина мира завершена.
Алтарь разрушен, тесак затуплен, испачкан кровью невинный агнец,
И всё прекрасное умирает от передоза веретена.
Калейдоскоп - ерунда, игрушка, но сквозь него всё отлично видно.
Мир предстаёт по частям и в целом - я вижу космос и вижу тлю.
Она топорщит усы и крылья. Я улыбаюсь, как зло - ехидно.
Реактор встал. Вышибает пробки. Я закрываю глаза. Я сплю.