Под дождем – оказались разные,
большинство – чистые, хорошие…
А. Башлачев
И мне так сложно бояться Той,
что стоит за левым плечом…
Б. Г.
***
Как много нам всего не помогает…
И это значит, мы опять больны.
Ты мне простишь предчувствие войны,
а я тебе – кривое оригами.
Пирожное упало кверху кремом,
на миг создав обманчивый уют.
И кануло, как рыба в полынью,
нам наступавшее на пятки время.
Разметку нашей встречной полосы
гаишник разобрал на сувениры,
сопровождая криком "майна-вира"
движения отточенной косы.
По линиям пунктирным берегов
перемещается с трудом канатоходец.
И как в бездонный призрачный колодец,
мы падаем в отточия зрачков.
И нам не нужно больше ничего -
ну разве что зашторить на ночь окна,
и под грозой до ниточки промокнуть,
и надышаться летнею травой.
И амулеты собирать у плахи,
и голубям крошить сухой батон,
и не оставить шансов и следов,
и улыбаться там, где надо плакать.
Хранить себя – вокзал, перрон, вокзал –
от боли, одиночества и тлена.
И никогда не преклонять колена.
И не смотреть на тех, кто опоздал.
***
Призрак из опиумной курильни
на ночь зачем-то читает Рильке,
забавляется нюансами перевода...
нервишки шалят... это все погода...
Панды похрустывают бамбуком...
В этих краях идиот непуган,
в этих краях воробей нестрелян.
Куда ты топаешь, крошка Элли?
Ведь железные дровосеки
не пройдут с тобой и парсека.
А, чтобы с ним оказаться рядом,
тысячу уровней сложной аркады
надо преодолеть бесстрашно.
Глупою детскою неваляшкой
так некстати курлыкнет память -
очень хочется все исправить…
Нам неважно, что будет после.
Я с тобой. Засыпай… не бойся…
***
Хаер веером, феньки бисером...
Согреваемся снами-письмами.
Десять лет долой - да по трассе бы,
беззаботны, светлы и счастливы.
Только дети сопят за Стенами...
Ох, смешное мы поколение...
Ни покоя нам нет, ни отдыха.
Осень выкрасит листья охрою.
Мысли - пО ветру, соня - в чайнике.
Только ангелы врут отчаянно.
Что вы гоните, хоронители?
Не подвластно вам небо Питера
да московские переулочки.
Счастье спит в прикроватной тумбочке.
Рюкзаки в шкафах так соскучились...
Будем мы уповать на лучшее,
будем мы молиться за светлое
размечать манжеты заметками.
Мы, похоже, с тобой - синонимы,
сумасшедшие да влюбленные.
Оба битые, осторожные...
Вот такие мы - подорожники.
***
И ветер дул, как водится, с Невы,
и холодил сплетенье наших пальцев.
И было нам – летуче и легко. Увы -
разлука, мускулистая, как Тайсон,
держала нас за глотки, черт возьми,
к перрону подогнав твою «Аврору»…
Богам, всегда фальшивящим на «ми»,
так не по нраву наши разговоры,
объятья, шутки, нежность вперехлест
и прочие приятные симптомы…
Несет тебя проклятый паровоз
прочь от меня… от Города… от Дома.
Но ты увез с собою мой портрет,
губами губ коснувшись осторожно…
А это значит, расставанье – бред,
и я тебя, а ты меня – храним под кожей.
И был закрыт Михайловский сад,
и сладко пах корицею кон-лече…
И мы прощались сотню лет подряд,
чтоб разойтись – до новой скорой встречи.
***
Вспоминай. Коль забыть все равно невозможно –
так зачем мы жестоко насилуем память?
Приходи – по распутице и бездорожью,
без билетов и денег… Ну чем мы не пара –
филолОги, поэты, бродяги, литреды,
безрассудны, бесстрашны, без крыши, без башни?…
Жду тебя в понедельник, во вторник и в среду,
с четверга до субботы… а впрочем, неважно –
даже и воскресенье подходит отлично!
Каждый сходит с ума как умеет, как хочет.
Поезда, самолеты, двуколки и брички –
все сгодится – без разницы. Жду тебя. Очень.
***
Я ненавижу тех, кто себя превратил в КСП -
слезы, сопли, слюни, задумчивый перебор...
Слишком узка тропа, и на этой узкой тропе
человек человеку - волк, кидала и вор.
Я ненавижу интернеточьи "эл-цэ-о",
легкость пощечины, с которой бросают "люблю".
Мы пойманы в этой Сети, и паук-кукловод
попытки живого тепла злорадно сводит к нулю.
Я ненавижу расходы сил на тех, кто не стоит того.
На каждый внутренний свет положен жесткий лимит.
Оберегая близких - остальных выгоняйте вон.
Это - единственный метод, иначе нам предстоит
взорваться инфарктом где-нибудь в пятьдесят.
Лечь, широко закрыв глаза, с биркою на ноге,
не успев осознать, что жизнь - вот уже и вся...
И посмертно пахнуть духами "In Love Again".
***
Она любит улыбку, что он прячет в уголках рта.
Он любит, как звучит ее голос, и - особенно - смех.
Они всегда и везде - одновременно и здесь, и там.
Они умеют бродить без карты, не расставляя вех.
Она ловит кайф, молча ткнувшись ему в левый бок.
Он слышит все, что она таким образом говорит.
Их линии судеб сплетаются в хитрый клубок.
Они проживают за ночь две жизни. Может быть, три.
Она целует его в подбородок - он много выше ее.
Он знает - она умеет падать, но только - вверх.
Если им удается недолго побыть вдвоем,
им - тепло и спокойно. Им наплевать на всех.
И каждый раз, когда отменяют все поезда,
и звери-птицы рыдают, не понимая, о чем,
он говорит: "Мы рядом". Она отвечает: "Да".
И на шаг отступает Та, что стоит за левым плечом.
***
Холодно. И это - в двух-то свитерах!
Где же отопительный, бля, сезон?
Ткнешься в книгу - попадается Ричард Бах.
Включишь телек - и уставишься в "Вечный зов".
Dolby-дятел наточил свой surround-клюв,
и Крамского свел с незнакомкой Блок.
Продавали парки ниточки - по рублю.
Мы купили две, соединенные в узелок.
Все бросаем в стену сухой горох,
рикошетом скачущий - прямо в лоб.
Мир - нейтрально-вял, ни хорош, ни плох.
Но с тобой мне радостно. И светло.
Разбивая в крошево стекла-витражи,
нудно вызывает нас ледяной Таймыр.
Только не дождется он... Будем жить.
Потому что - ты и я. Потому что - мы.
24.09.02 г.