Пришелец ниоткуда, твой двойник,
Как оборотень мысли не находит
Из лабиринта выхода, хотя б
Избавленный позора оказаться
Обедом Минотавра, погибает;
Скорей от недосыпа, чем от жажды.
Достойно ль продолжение времен
Самих времен? Тем более, что лица
Теряют право личного в толпе;
Их профили тончают, словно свечи,
И гибнут государства и короны,
И города приходят в запустенье;
И, новые народы обретая,
История тасует карты мира.
Дурная бесконечность лабиринта
Пугает даже тех, кто знает точно
Что хочет (или думает, что знает)
Создатель, что застыв в недоуменьи,
Нас застает за поиском чего-то
Вневременного. Некто произносит:
"Иду на вы!". Досадные колени
Не трогали земли, не знали праха
Земли, наоборот, копыта боя,
Как некий метроном, неотвратимо
Отсчитывали доли и секунды
И встреча с божеством была желанна
На острие копья. Теперь другое:
Остатки бестолкового дворянства
Гербарии хранят по антресолям.
Повсюду грязь, повсюду тирания.
Листовки с предложеньем удалиться
В жидовский рай. Сомнительные утра,
Похожие на похороны. Ткните
В меня перстом - и вы не ошибетесь:
Я смертной не отбрасываю тени
По площадям и паркам Вавилона.
Как демон, обитающий на склонах,
Я не спешил на похороны жизни,
Когда был жив. И не был иезуитом.
Четвертый Рим! Убежище сиделок
Больного человечества, давно ль
Я был твоим последним гражданином,
Готовый петь, готовый ненавидеть.