- Ну, что за стиль у нашего руководства? Впрочем, это не оно, конечно, виновато. Какая-нибудь профкомовская тетка придумала, и с тех пор повелось… Зачем вешать некрологи на щит для объявлений? Сделали бы специальное место в уголке, чтобы и солидно было, и не мешало никому. А то, собираешься посмотреть, нет ли какой-нибудь экскурсии со скидкой или концерта, а тут - на тебе: "На 42-м году жизни скоропостижно…", или "после долгой и продолжительной …", или "трагически погиб при…", в общем, желание культурного досуга сразу же уступает место необходимости 100 грамм. Объявления, конечно, никуда не деваются, висят себе на зеленом сукне с другой стороны щита. Если нужно некролог повесить, доску просто поворачивают вокруг своей оси, там и сукно нужного цвета - темно-синее, а когда панихида пройдет, все возвращают обратно. Иногда даже забывают некролог снять, так и висит лицом к стенке до следующего клиента. Но, сами понимаете, теперь объявления просто так не посмотришь, не станешь же на глазах у дорогих сотрудников щит переворачивать, так сказать - "Иван Иванович, подвинься, мне тут нужно узнать, не продает ли кто собрание сочинений Чейза, да, не бойся, сейчас обратно поверну!" Рядом ведь может оказаться кто-нибудь из коллег покойного, который, конечно, по морде бить не будет (все-таки культурное учреждение), но всем, как водится, расскажет, что я человек бесчестный, бесчувственный и, можно сказать, свежеумершего потревожил заради каких-то своих, с позволения сказать, потребностей. О случае этом все, естественно, забудут, но репутация пострадает надолго. Сами потом будут путаться: - "Анечка, вы такому-то не доверяйте, он человек вне морали. Почему? Потому что, потому что..., ну, сами скоро поймете". А мне, между прочим, в этом коллективе жить до самой пенсии, а то и дольше. Так что лучше бы вешали некрологи так, чтобы людям, еще не совсем покойным, безопасно было.
Да и место для щита придумали еще то! Для объявлений, конечно удобнее не найти - прямо напротив входа. Ну, это хорошо, если там кто-нибудь ключи потерял или шарф, так он сразу, на работу идючи, выяснит, что потерянный предмет находится в отделе кадров, куда немедленно и направится. А что спрашивается человеку, который с утра пораньше явился в родное учреждение, от того, что в пятницу он сможет прослушать струнный концерт Рахманинова? Ему бы до рабочего места добраться побыстрей, пальтишко скинуть, да вздремнуть до обеда, если, конечно, производственная необходимость не заставит бежать куда-нибудь. Другое дело - некролог. Только, вошел, а на тебя из черной рамочки лицо твоего коллеги из соседнего отдела смотрит. Тут, естественно, все мысли о сне отпадают, а в голову приходит что-нибудь стандартное, вроде - "еще месяц назад в пивной вместе…" или "вот уж не думал, он молодой совсем…". Даже если незнакомый попадется (работников у нас больше полутора тысяч), на этот случай тоже мысль заготовлена: "Когда-нибудь и я так…" В таком состоянии иногда всю работу на день еще до обеда сделаешь, не заметишь. Так что в смысле работы, такое место для некрологов самое, что ни на есть удобное - организует, знаете ли. Но, как известно, люди у нас недисциплинированные и умирают в любое время, когда им вздумается. Поэтому коллеги не успевают изготовить достойный некролог к утру и вывешивают его уже в ходе рабочего дня. А у нас, как назло, в столовую тоже нужно идти мимо выхода, как раз там, где стоит этот проклятый щит. Кого бы ты там не увидел, аппетита такое зрелище, понятно, не прибавляет. Сидишь после этого в столовой, ковыряешь вилкой и ложкой подгорелый оладушек (ножей у нас, естественно, не выдают), а слева и справа, только и слышаться воспоминания о покойном. До поминок еще дня три, а ощущение такое, как будто только что похоронили, ну и настроение на всю вторую половину дня, конечно, ни к черту. Самое лучшее, если некролог вывешивают в промежутке между обедом и концом работы. Тогда о неприятном событии узнаешь только по пути к выходу. Ну, а тут уж - смотря по обстоятельствам. Если человек незнакомый, то ничего, по дороге домой в метро и о маме родной позабудешь, не то, что о каком-то неизвестном покойнике. Если же человек знакомый, но не близко, на весь вечер тема для разговоров обеспечена и с женой, и по телефону. Наконец, если увидишь портрет приятеля или, не дай бог, приятельницы, можно сразу же организоваться с коллегами и пойти в распивочную, чтобы помянуть, как следует. Впрочем, когда такое печальное дело тебя в прямую не касается, то лучше, конечно, о нем и не знать. Все неприятные вести друзья и товарищи все равно во всех подробностях донесут. Тут в самом выигрышном положении находятся те сотрудники, которые работают на втором этаже и выше. Щит с объявлениями стоит к лестнице боком, а тот, кто стремится покинуть любимую работу, обычно сосредоточен и по сторонам головой не вертит. Так и пролетает мимо некролога, не омрачив свое существование грустной новостью. Нам же, работникам первого этажа, повезло меньше. От вахты до выхода из конторы ведет длиннющий коридор, в котором расположены двери в бухгалтерию, дирекцию и другие важные службы. Не успеешь пройти вахту, а в конце, у выхода, что-то такое белеет с фотографией в центре. Идешь себе и гадаешь, кого это еще бог прибрал.
Вот и сегодня - опять. Не успел я, запихивая пропуск в карман, вывернуть из-за угла, как сразу же приметил вдали белый четырехугольник. Нужно сказать, что зрение у меня не ахти какое - сказывается долгое сидение над бумагами, а особенно, чтенье в детстве под одеялом. Наш лаборант клялся, что может прочитать фамилию под фотографией от самого кабинета директора, а это, посчитай, на середине коридора. Мне же приходиться подходить к самому щиту, да еще неплохо бы и очки надеть.
Из-за моего не слишком хорошего зрения иногда происходят всякие досадные казусы. Однажды, бежал я в бухгалтерию по срочному делу и по дороге приметил, что новый некролог тут как тут. Естественно, не замедлил сообщить в отдел. Там, конечно, тут же отыскались заинтересованные лица. Аля Петрова, она у нас активный член профкома, сразу же засобиралась. "Пойду, - говорит, - погляжу, а то, что-то мне ничего не сообщили. Надо бы материальную помощь выписать, автобус заказать, зал для панихиды готовить!" Отодвинула недопитую чашку с чаем и побежала. Минут через десять появилась, подозвала меня и, с какой-то странной улыбочкой, цедит: "Сходите-ка, Андрей, сами посмотрите, кто умер. Вас это чрезвычайно заинтересует!" А я, что-то вдруг напрягся. Не Лешка ли это Кравченко из оформителей? Помниться он недавно в распивочной говорил, что сердце пошаливает. Аля-то его терпеть не может, после того, как он однажды на общем собрании назвал всех членов профкома проститутками. Хоть и "политическими", а все равно обидно - у нас там одни тетки! В общем, рванул я к щиту, на ходу натягивая очки. Подбегаю - точно некролог! Сверху портрет, а под ним имя, фамилия, отчество и годы жизни в скобках. Очки напялил, зрение сфокусировал, смотрю, портрет какой-то странный: парик, под шеей кружевное жабо, да и годы жизни что-то не слишком несовременные. Посмотрел внимательно на фамилию, да, лицо действительно знакомое - Бах Иоганн Себастьян. А по нижнему краю листа: "Приглашаем на серию концертов посвященных 250-летию со смерти великого композитора" и адрес концертного зала. Пока ходил, Аля, естественно уже провела работу в отделе, и меня еще с месяц доставали вопросами, о том, как прошли похороны близкого знакомого. Потом все забыли, но с тех пор я всегда, даже если очень спешу, внимательно изучаю некролог, чтобы возможную ошибку исключить.
Естественно, теперь я сразу же за очками потянулся. Чтоб, значит, никаких сомнений – сразу же все точно определить. Уже даже и руку за пазуху сунул, но передумал. Во-первых, у меня, по зимнему времени очки лежат в кармане рубашки под пальто, шарфом и свитером. Пока вытащишь – минут десять пройдет. А, во-вторых, я и в очках, в лучшем случае, только в паре метров от щита что-нибудь рассмотрю, так что и стараться не стоит! Подберусь поближе, вот тогда посмотрим. Если буквы большие, то и без очков справлюсь.
А все-таки интересно, кто это может быть. Я бы, конечно, высказался за Евгению Аввакумовну. Славное отчество у тетки, могла бы себя и вести поприличнее. Каждый понимает, что в бухгалтерии работа не сахар. Это, может, похуже, чем у станка сутками стоять – бумажки, бумажки… Свихнуться можно. Вот с ней, по-моему, что-то такое и случилось. Приходишь с требованием на цанговые карандаши, например. Она сначала сквозь тебя посмотрит, потом непосредственно на тебя, потом на бумажку. Брови тут же вверх, можно подумать, я с пистолетом в руке заявился! Честно говоря, был бы пистолет, точно не постеснялся. В общем, поглядит так с минуты, а потом спрашивает: «Зачем это Вам?!» Я в ответ вещаю, что того-этого, дорогая Евгения Аввакумовна, мы, научные сотрудники, иногда что-нибудь пишем, а, в крайнем случае, даже рисуем карандашами. «Но я же Вам выписывала месяц назад 10 простых карандашей?!» Мне, естественно, неудобно, так как я сразу же понимаю, что подрываю всю экономику родного предприятия своей расточительностью. Помявшись, объясняю, что тогда были деревянные карандаши, а мне нужны цанговые для специальных чертежей. Разъяренная моим непониманием экономических проблем Евгения краснеет и отправляет мою бумажку в коробку, известную в бухгалтерии под названием «Самый долгий ящик», разворачивается на кресле спиной ко мне, завершая, так сказать, дискуссию: «Зайдите через недельку, мы рассмотрим возможность…» Конечно, дней через десять добуду я это проклятое требование, но легче пойти в магазин и купить на свои кровные. Эх, сложатся когда-нибудь добрые люди и наскребут на киллера для дражайшей Евгении Аввакумовны! Так, может быть, уже?… Нет. Точно. Видел я ее минут двадцать назад – в столовую спешила. Жалко… То есть, такого даже злейшему врагу… Но для Евгении… Ладно, все равно не она.
Чем зря мечтать, лучше напрягусь и попытаюсь что-нибудь рассмотреть. Со мной иногда бывает, причем, почему-то, в самые ненужные моменты. На Новый год выпил какой-то латиноамериканской водки. Думал – умру. Глаза просто на лоб полезли, и что-то с ними произошло. Увидел вдруг все как в детстве: ясно, четко и без всяких очков. А посредине этого всего моя жена целуется с другом Саней, то есть, бывшим другом. Ну, в общем, сами понимаете, одни неприятности от такой остроты зрения!
Однако, чем черт не шутит, сконцентрировался на щите, глаза пошире раскрыл, даже привстал немного, чтобы быть как раз на уровне надписи. Вроде бы даже что-то увидел на секундочку. Только, от такого нежданно привалившего счастья, не запомнил что. Сразу же попытался восстановить, да где там! Вроде бы кто-то пожилой, с седыми волосами. Кто бы это мог быть? Не иначе как Иван Соломонович, дедушка уже давно на ладан дышит! А жаль, наверное единственный нормальный человек среди геральдистов. У них в секторе народу раз-два и обчелся, живи себе и радуйся. Ан, нет, так и норовят друг другу какую-нибудь гадость сделать. Заведующий впереди всех поспевает, благо у него возможности. Соломоновича, похоже, совсем извести собрался. Это понятно – место освободится, а у самого уже сынок истфак заканчивает, нельзя же дитятю без работы оставить. Так вот, выделили старику кабинетик под самой крышей, куда подняться можно только по винтовой лестнице с первого этажа Я бы, может быть, и обрадовался – никакой начальник проверить твое наличие не доберется, но Иван Соломонович плетется до стола с полчаса, отдыхая по собственной методике, каждые 40 ступенек. Естественно, поход в столовую, равно как и по другим совершенно необходимым для каждого человека делам, превращается в серьезное предприятие. Я недавно с дедом в дверях столкнулся, перекинулся парой слов. Так он мне улыбается и говорит: «Не знаю, Андрюша, когда я умру, но точно могу сказать, что это случится по дороге из туалета!». Слушать тошно!.. Только, не может это быть Иван Соломонович. Он же тут с неделю как отбыл на какой-то конгресс и еще не скоро появиться. В Европе его разве что на руках не носят, даст бог, заодно и здоровье поправит. С другой стороны, конечно, и за границей всякие неприятности могут случится – тоже не земля обетованная. Вот, помню, когда Аделадида Марчинская умерла во время выставки в Дании, то для сопровождения тела ах двух сотрудников посылали. Колька Петров, когда узнал, что его отправляют, прямо посреди дня двинул сбережения на доллары менять. От радости в себя не мог прийти, что первый раз за 15 лет работы, за границу выпустили. Только о таких оказиях всегда заранее известно становится, и, прежде всего, конечно, в иностранном отделе. А я туда как раз сегодня забегал с девушками поболтать. Получил полный спектр новостей, вряд ли про Ивана Соломоновича они бы позабыли. Так что жив старик, славу богу! Пусть их зав своего отпрыска устраивает в хозчасть – там шкафы подвигает, и, глядишь, все у него в мозгах на место станет!
Тьфу, вот уже половину пути прошел, а все никак не могу понять, с кем же случилось! Ладно бы навстречу кто-нибудь из знакомых попался, так я бы не постеснялся спросить. Но в конце рабочего дня на такую случайность надеяться не приходится. Попробуем рассуждать логически. В нашем отделе все целы. У соседей я сегодня был там тоже все в порядке. Иностранщики ничего не знают, значит и за дирекцию можно быть спокойным. Впрочем, у них всегда дела лучше всех! Может быть это кто-нибудь из смотрительниц того… Бабушки, правда, должны бы уже шушукаться, но они все время о чем-то серьезно разговаривают, да еще с такими лицами, что, можно подумать, каждый день теряют пару ближайших родственников и все сбережения накопленные за 20 лет беспорочной службы вахтером в каком-нибудь НИИ. Я, поначалу беспокоился и прислушивался. Оказывалось что-нибудь типа – «Нет, Зульфия Ахмедовна, вы совершенно не правы, красный перец в борщ добавлять не нужно! Даже не представляю, как Вас мама могла такому научить!» или «Снесла я сегодня своего Пушка к ветеринару. Так жалко было бедного отдавать! Такой игривый котик был… Я и не хотела!.. Только он вдруг несносный стал, даже оцарапал раз, ну, я и решилась…». Так что теперь просто пропускаю их разговоры мимо ушей. «Здравствуйте!» – «До свидания!», улыбаюсь, и хватит. Своих забот по горло.
Конечно, у смотрителей из всех наших сотрудников самые большие шансы окончить жизнь на боевом посту – не сходя с рабочего места. Тем более, что они с него не так часто подымаются, а средний возраст у этой публики, можно сказать, зашкаливает. Даже я, грешным делом, однажды купился. Иду из отдела, старушка сидит, глаза прикрыты, руки на коленях лежат. Вроде бы все в порядке – спит. Возвращаюсь, опять то же самое! Тут меня начали сомнения грызть. Посидел, посидел у себя за столом, журнальчик полистал – душа не на месте. Вдруг она там уже концы отдала? А может, бедной еще помочь можно? Пойти, что ли? Экспозиция, опять же, без присмотра? Плюнул, побежал в зал. Сидит, не шелохнется. Я бочком-бочком подошел поближе, присмотрелся, ради такого случая даже очки надел. Ну, думаю, все! Лицо бледное, дыхания, похоже, нет, рот приоткрыт, должно быть, уже челюсть отвалилась! Кашлянул пару раз – не реагирует! И тут во мне как будто что-то сорвалось. Я ее за плечи схватил и трясти начал. Сам понимаю, что это не лучший способ обращения с умирающим, а, тем более, трупом, но ничего поделать не могу, а только приговариваю: «Эмма Сергеевна, Вам плохо? Эмма Сергеевна, Вам плохо?» Так проходит несколько секунд, и, вдруг она мне отвечает совершенно спокойно, этаким высоким молодым голосом, который бывает только у пионерок и пенсионерок: «Дорогой Андрюша, не нужно меня трясти, я чувствую себя совершенно прекрасно и внимательно наблюдаю за сохранностью экспонатов». Я от неожиданности ее едва на пол не уронил. Вежливо извиняюсь, поворачиваюсь… За спиной стоит человек двадцать посетителей, а один даже снимает на камеру. Естественно, пришлось сделать вид, что ничего особенного не произошло и быстро ретироваться в служебное помещение. Однако, передачу «Сам себе режиссер» я теперь смотрю с каким-то болезненным интересом, а при словах «я всегда с собой беру ви-де-о-ка-меру» разве что не выворачивает.
К сожалению, не всегда все так неплохо (для бабушки, конечно) заканчивается. Помню, проходил как-то возле Царской лестницы. Гляжу – двери наружу открыты, а между них маячат сутулые спины представителей нашей службы безопасности. Их по форменным пиджакам всегда опознать можно. Подхожу, естественно поближе. Эти двери, нужно сказать, хорошо, если раза три за год открывают. По сложившейся традиции, через них в музей пускают только президентов или коронованных особ. Однажды здесь саму Елизавету Английскую повезло увидеть. Ну, не саму, конечно, а два ряда ее охраны. Впрочем, рукав королевского платья все таки рассмотрел, да еще шубу, которая внизу на специальной вешалке висела… Я и в этот раз решил, что снова кто-то из шишек сподобился великим искусством насладиться. Подхожу к ребятам, интересуюсь, кого это бог принес, а они мне весьма мрачно отвечают, что, мол, «не принес, а унес», и кивают в сторону «Скорой помощи», в открытой задней двери которой ясно виднеются две худые ноги в скромных смотрительских тапках. Дело, конечно, житейское, но я как-то поперхнулся и покинул место действия, даже не выяснив никаких дополнительных подробностей. Впрочем, на эту тему меня вскоре реставраторы просветили. Оказалось, что старушка, как особо проверенный сотрудник, отдавший делу охраны музейных залов не менее трети своей долгой жизни, а также или, скорее, за то, что обладала внушающим ужас посетителям, внушительным видом, была посажена охранять выставку ювелирных украшений. Для пущей уверенности, она уселась точно напротив витрины с особо ценными композициями. Там из разных драгоценных материалов сделаны всякие человечки, птички и другая дребедень. И надо же было какому-то непутевому школьнику, пробегая, задеть эту витрину локтем. Объект охраны слегка покачнулся, а смотрительница диким криком придала не в меру активному отроку дополнительную скорость. После чего старушка мгновенно прыгнула к витрине, чтобы убедиться, что ни один из вверенных ей экспонатов не пострадал. Такая прыть, похоже, добила изношенный музейной охраной организм. Одним словом, наклонилась бабушка над витриной… и рухнула на нее все своим немаленьким весом!.. И тут же замерла в брызгах стекла и бриллиантов. Короче, реставрация причиненного ущерба обошлась в такую сумму, которую бабушка не заработала за всю свою жизнь. Да и ушла как королева – через Царский подъезд! Вот это достойный венец карьеры. Все смотрительницы соответствующего возраста ей еще несколько лет восхищались.
Чего это я на смотрителях зациклился? Мало ли что ли служб, с которыми у меня никаких контактов нет – электрики, сантехники, водители, снабженцы – всех и не упомнишь! Впрочем, я уже почти добрался, теперь, может быть, и сам рассмотрю, до щита шагов пять осталось. Как раз, чтобы остановиться и внимательно присмотреться. Тьфу ты, даже на таком расстоянии все плывет! Так, вроде бы, волосы длинные. Значит, либо женщина, либо кто-то из молодых и модных. Сейчас попробуем разобраться с носом. Длинный с горбинкой?.. Нет… Похоже, прямой маленький. Жаль, мне такие носы нравятся. Печально, что одним из них на Земле стало меньше. С этим разобрались, можно и за глаза взяться. Плохо, что обычно удается нормально увидеть только один, другой слишком далеко и потому расплывается. Нет, почти получилось… Ага, вот они - миленькие!..
Вера? Не может быть. То есть, как это не может, это же ее глаза, я же их отлично знаю. Она никогда не говорила, что со здоровьем не в порядке, но пару раз мы сталкивались на выходе из медкабинета. Я тогда решил, что зубной или таблетки там от головной боли, а оказалось, вот оно как. А, вроде бы, виделись не так давно. Я все думал, завтра зайду, обязательно… Вера! Как же так. Нет. Надо убедиться. Да я же с самого начала думал о ней, с той самой секунды, когда увидел белое пятно в конце коридора. Я так и знал, но увертывался, надеялся, что это кто-то другой, не хотел верить. Нет. Нужно все-таки убедиться. Зачем… Так все ясно…
И я полез рукой сквозь ворот пальто, намотанный шарф, край свитера к нагрудному карману, в котором лежали завернутые в замшу очки. Казалось, мне никогда не преодолеть эти бесчисленные складки шершавой, колко щекочущей материи. Наконец, пальцы сжали холодную линзу и потянули вверх.
В эту секунду произошло что-то ужасное и непонятное. Мне показалось, что я вырвал эти проклятые очки прямо из груди, такая адская боль ударила там, где они только что лежали. Захотелось согнуться, сесть, но не было времени. Я рывком надел очки на нос. Стены, люди, щит с некрологом - все стало медленно подниматься вверх. Где-то вокруг, сзади, вне видимого пространство перекликались слабые, гаснущие голоса: «Что с ним?» - «Ему плохо» - «Помогите кто-нибудь!» – «Падает!». Я попытался не прислушиваться. Они отвлекали меня от важного занятия – увидеть. И я увидел лицо на фотографии так ясно, как будто бы оно оказалось прямо перед глазами. Это было другое лицо. Знакомое, но не ее. Не ее.
Больше я ничего не помню. Конечно, окружающие в беде не оставили, подняли с пола и положили на скамейку. Прибежала тетка из медкабинета, сунула в рот таблетку. Приехала скорая и увезла меня в больницу, где я провел три следующие недели. А потом еще пару дома - на больничном. А после этого в отпуск для поправки здоровья. На мой неизменно повторяющийся вопрос врачи удивленно поднимали брови, родственники обещали выяснить и забывали об этом, только за ними захлопывалась дверь палаты, коллеги предпочитали подбадривать меня бесконтактно - цветными открытками с исполненными оптимизма надписями. Мое нескорое возвращение на работе приветствовали довольно радостно, но сослуживцев несколько удивил вопрос о том, чей некролог был вывешен на подъезде, в день, когда со мной случился приступ. Столько времени прошло, все только пожимали плечами. Некоторые даже относили это видение на счет моей пробуждавшейся болезни. Но я же отлично помню, что это был кто-то из знакомых. Более того, чем больше проходит времени, тем сильнее я чувствую – кого-то не хватает. Кого?