Высоцкий не споет.
И не сфинтит Гарринча.
И битлам не сойтись...
С чем время ни сравнить-
не отыскать в нем брод
и не найти отмычку.
И не переменить.
И не перенестись.
Вот голос.
Вот струна.
Вот искорка по сердцу –
поддайся на искус,
сорвись, помчись, поедь.
Но прошлого страна
не впустит иноземца.
И в мире нет искусств
запрет преодолеть.
Пространство возмутишь,
пересечешь, пронижешь,
но переменой мест
лишь подтвердишь итог-
твой город, твой париж,
единственней парижей
растаял и исчез,
угас, утих, утек.
Как я сейчас живу?
Как будто доживаю.
Помимо суеты-
плюс-минус - есть да спать.
То дверью ушибут,
то дверью ошибаюсь.
И в небе нет звезды,
что стоило б сорвать.
В себе не возвратишь
восторгов и удуший.
И память сплошь вранье-
то ретушь, то елей.
В себе не возродишь
мальчишескую душу-
ни ангелов ее,
ни белых кораблей.
Но все же что-то вдруг
зажжет промокший магний.
На краткий миг замрет
стремительный поток.
И донесется звук,
повеет запах давний.
И губы обметет
забытый ветерок.
И ты увидишь дом
и двор, в который вышел,
услышишь шум детей
и стуки домино.
И на небе крестом
залетный аист вышит,
и шепчет «естедэй»
открытое окно.
Мир солнечно дрожит
за радугой прищура.
Все брызжет и течет -
в пару, росе, дожде.
И впереди не жизнь-
но, очевидно, чудо.
И только все «еще»
и ничего «уже».
Иль первое вино
в подвальном закоулке.
И кружится башка
от первых сигарет.
И тошно, и темно,
и паучок на куртке.
И черный след плевка
в бетон втирает кед.
И ждешь, как ждет трава
рвануться из посева,
как взрыва ждет ядро,
как ждет сраженья рать,-
Вселенная твоя
еще не знает Евы,
но каждое ребро
мечтает ею стать.
Из областей волшебств
она в твой мир вступает.
Со звезд нездешних, из
фата-мoрганной лжи.
Из жеста в новый жест
она перетекает.
Помедли!
Не струись!
Я здесь...
Я жду...
Я жив...
И вот –
последний блиц...
Машина у подъезда.
Мяч в ауте лежит.
И кто-то шепчет: «Будь...»
И капает с ресниц
расплавленное сердце.
И можно дальше жить...
Но умерев чуть-чуть...