Быть богом просто. Это когда вечером на темной улице ты причитаешь о потере перчаток, невесть где оставленных, подаренных непонятно кому, таких привычных и родных, ставших уже частью собственного тела, а вот потеряны, и несешь полиэтиленовый пакет с алкоголем проклиная судьбу, собственную рассеянность, и весь мир, как будто он виноват в дыре в моей голове, где исчезли перчатки, последние деньги, и скоро исчезнет алкоголь, призванный скрасить эту бесконечную вечность, совершенно бессмысленную жизнь, мрачный холодный мир, морозящий мне руки, и потерю перчаток. И бессмысленно смеешься, напившись, над самим собой, миром погруженным во мрак, или пребывающим во власти иллюзии собственного счастья, пустынными улицами, с высоты двенадцатого этажа напоминающими беговые дорожки стадиона, расчерченные колеями машин на полосы, серостью своей выделяющиеся от более нетронутого снега, воронами кружащими в свете желтых фонарей, и глупой своей привычкой поглощать дешевые сигареты, стоя на балконе двенадцатого этажа посреди ночи, потешаясь над миром и самим собой. И чувствуешь неискренность в этом смехе, таком одиноком, холодном, как окружающая зимняя ночь, пронизанным насквозь потерей перчаток, алкогольными испарениями, злым стебом пикирующим чужие шутки, замерзшими руками сжимающими бутылки, и приклеившимися к губам сигаретами. Но отбрасываешь свою печаль, бесполезную совершенно, до поры до времени оставляешь, нет никакого смысла в ней сейчас, пусть остается она в этой ночи, иглами ветра кусающей щеки, возвращаешься в теплую квартиру, полную гама, заполнившую ночь теплом нескольких пришельцев нашедших себя на этой огромной планете, и не устающих праздновать эту встречу, вероятность которой равна вероятности обнаружить в бутылке водку вместо пива. А все же состоялась она, и никакие перчатки, хоть потерянные, хоть найденные, не могут сейчас повлиять на общность возникшую, плавающую по мирам далеким бесконечно от холодных улиц, беговых дорожек грязного снега, и фонарей, светом своим усиливающие в картине неземное одиночество поздней ночи, когда спят все давно, видят свои сны, какие сегодня кому ниспосланы, а ты сидишь ли здесь, идешь ли по улице, сочиняя стихи, боясь маньяков, или попросту кляня судьбу, город в частности и мироздание в целом, дурную голову свою и потерянные перчатки, из-за которых теперь так зябнут руки, и думаешь, что возможно не стоит так с мирозданием шутить и богами, накажут они за вольности, например потерей перчаток. Но отбрасываются боги в сторону, идет демиургия мира, совсем иного, мешающего в коктейль эпизоды прожитого дня, обрывки фраз, стеб, метафорической системой низводящий богов в мир, и однотипные дома этого мира с его обитателями в мир божественный, заставляя их разыгрывать смесь древних как мир сценариев силой воображения. И заканчивается все, вповалку падением, кто где нашел место в маленькой квартире, кого где застал финальный глоток.
А утром, глотая по очереди чудом оставшееся пиво, отступает явление потери перчаток, сколько радости может принести такой коллективный опохмел перед телевизором, сколько миров беспечно испаряется в воздух, старые писаки, судорожно сжимающие мышцы сфинктора в попытке выдать собственные интриги, никому кроме них самих не интересные, за какие-то истории якобы происходившие в реале, умерли бы они от зависти, пусть нет новых сюжетов в человеческой жизни под этой луной, живут себе люди, живут да и умирают, и трудно что-то добавить, и убавить пожалуй тоже не получится, но можно смешать их, повернуть в плоскости, делающей реальность забавнее, терпимее, и не так уже важны эти потерянные перчатки, скоро весна и не нужны они будут, пусть будет счастлив нашедший их, если такая находка способна облегчить ему жизнь. Быть богом просто, это когда потеряв вчера перчатки, отморозив руки, прощаешь эту потерю себе, мирозданию, и всем живым существам, в постпохмельной эйфории выходишь на улицу, и обнаруживаешь оттепель, солнце, лужи и ручейки воды, клочки сухого асфальта, и долгожданный запах, уводящий, кружащий голову, дарящий надежду, несущий предчувствие перемен, и конечно, этой забытой и желанной, как все фотомодели мира, весны, обещающей изменение пейзажа, добавку зеленого цвета, цвета жизни, надежд, аромата распускающихся почек, нежных касаний щеки, и прилива крови у всех живых существ, сбрасывание панцирей зимних укрывающих, и без них вдруг сразу становящимися милыми и прекрасными, девушек.
И видится проблема потери перчаток с совсем другой стороны, ну нет их, так и не нужны, тепло ведь, и совсем недалеко уже до весны, а из неприятности этой можно извлечь вдохновение, и написать миниатюру о перчатках. И о том как просто быть богом. И просто черпать вдохновение из хлынувшей из воздуха свежести, сильной обещанием надежд, и потери перчаток, таких, казалось бы обычных предметов, когда они у тебя есть, и полных вселенской печали образов потерянных детей, мертвых возлюбленных, пленников, когда у тебя их нет, и важна здесь привязанность к этим серым шерстяным зверькам, ставшим продолжением кожи, и замечательно терять их, вещи к которым привязался, обновляя мир, утопая пальцами в мягкой клавиатуре по такому ничтожному поводу, и ощущать, разливаясь в воздухе, накатывающее волной чувство свободы, от денег, которых нет, от перчаток, которых нет тоже, и самого себя, потерявшего вместе с перчатками собственную часть. И значит есть надежда заменить ее на новую, легкую и весеннюю, из разливов приятных предчувствий и надежд, звенящей в оттепели воды, потоком по тротуарам уносящей мусор, очищающей и готовящей все к обновлению. С неизбежностью воскрешения солнечных дней, распускающихся листьев и желания любви, когда даже старым пням мнится, что они молодые побеги, и дедам, забивающим в беседках козла, кажется, что все еще впереди.