1.
Да скажи ей, наконец, что любишь, но
беги прочь, пока она не начнет
осознавать всю нелепость взаимности.
Когда она поймет, что ты - тоже...
И уже давно, может быть, даже раньше,
чем она, -
это катастрофа!
Это срочное бритье ног и прямые, требующие взгляды,
обрезание ногтей под корень
и усиленное
холенье рук.
А ты кривляешься, мать твою,
как распоследняя рената, и
все обращаешь в шуточки...
2.
Все обращаешь в шуточки,
а она впадает в депрессивный столбняк,
начинает выкуривать
четыре по двадцать в день,
жрет фенобарбитал, запивая Holsten'ом и
все прощает тебе, потому что:
ты - злая, ты - это все...
У нее четыре любовника, она прижигает им спины окурками,
вырезает первую букву твоего имени на правом плече.
Как ты можешь, fuck it, так поступать с ней?
А она обещает сойти с ума через четыре года
или повеситься в следующий четверг,
потому что у тебя бархатная кожа.
3.
Потому что у тебя бархатная кожа
и тихий голос.
Ты - это ты. Она не могла бы выбрать другое.
Она расшнуровывает тебе ботинки,
когда ты валишься в них в постель.
Она зашнуровывает их тебе, когда ты
спотыкаешься посреди улицы.
Ее пятый любовник -почти
греческий бог, но низкорослый.
Он обещает, а она, по привычке,
тушит сигарету об его голую спину
и все не может понять:
почему у тебя такие послушные волосы
и колючие мысли?
4.
И колючие мысли
не хотят становиться шелковой гладью.
Она ненавидит того, кого ты любишь.
Все ждет,когда он загнется от СПИДа и инфантильности.
О боже, все это уже было!
Было с тобой почти наоборот,
или нет, не с тобой, но наоборот:
та - другая, ты прячешь ее ото всех,
а она - тебя, потому что
это - без угроз и истерик ровная
глубокая полоса синего цвета - взаимопонимание.
Это не клочки и обрывки, - это полотно железной дороги
и поезд от А до В по нечетным дням, - это
просто ты бережешь ее и не желаешь ей зла.
5.
Просто ты бережешь ее и не желаешь ей зла,
а она платит тебе наличными
и прикосновениями губ.
Эта - совсем другое. Эта - tequilla-boom для
закодированного и зубная боль для мазохиста.
Эту ты, может и любишь,
но рвешь на части, наслаждаясь
растерзанной линией края.
Однажды она читала тебе стихи.
Тебе о тебе, и ты смеялась.
Вы проснулись рядом уже врагами.
Ты загасила нимб вокруг своей головы,
и она осознала, как мало в тебе святости, но для нее
так лучше, так - можно жить.
6.
Так лучше, так - можно жить:
делать всем четверым blow job и
разносить бациллы, лечиться и страдать от трезвости.
Бесконечные анализы развлекают ее
и не оставляют времени на размышления о тебе.
Она не любит спать. Когда спит -
ты со своими шуточками
кривляешься, как последняя рената,
и доверительно шепчешь в ухо,
как сильно любишь не ее, но
кого угодно - ту, этого со СПИДом и инфантильностью,
забытые кости прекраснорыжего из шкафа...
И учишь ее жить не открыто, а
по-другому - ври и прячься.
7.
По-другому - ври и прячься, -
не для нее.
Она посылает четверых любовников.
Заявляет пятому на прощание:
ты болен!
И уходит в мир фенобарбитала,
где ты - по-прежнему, с нимбо,
вчитываешься
в ее стихи о тебе,
расчесываешь до крови исколотые щиколотки
и, под руку с чудом исцелившимся,
ждешь поезда из пункта А
фальшивая, как она тебя теперь называет. Нет,
она не такая!
8.
Она не такая.
Словно звук ушибленной рельсы
ее голос.
А твоя патологическая несерьезность
интересна ей, как нечто необъяснимое,
ей не присущее, напротив,
она чересчур серьезна, даже
когда речь заходит о ней самой.
Ее жертвенность безгранична.
Даже алтарь такой фальшивой
святой, как ты,
не будет пуст, если...впрочем, не важно.
Главное, что ей безумно хочется,-
она хочет кончиком языка касаться твоей шеи.
9.
Она хочет кончиком языка касаться твоей шеи,
и чтобы ты говорила, что ТАК - никто,
даже искусная искусительница -
обитательница СВ, владелица развесного счастья.
Она хочет,чтобы
твои озябшие руки отогрелись
в глубоких карманах ее клетчатого пальто.
Чтобы в твой носовой платок
высморкалисьее обиды. И
четыре прижженных любовника
катились к чертям вместе с пятым,
который позеленел от антибиотика.
Она хочет, чтобы ты доверяла ей,
когда вы вдвоем на заднем сидении такси.
10.
Когда вы вдвоем на заднем сидении такси
и смотрите: в разные стороны,
в спину шофера,
в грязную выдвижную пепельницу, -
куда угдно, только не в глаза
друг другу -
это как deja vu.
Ты кривляешься, как распоследняя рената,
рассуждаешь о кризисе
визуального, концептуального,
постмодернистского art'а.
А для нее все это звучит как:
ЧУЖАЯ. Для нее
все это - безнадежно.
11.
Все это - безнадежно.
И похоже на музыкальную форму
рондо:
все повторяется
с неотвратимой, навязчивой
знакомостью ситуаций,
знаковостью, символичностью
длины ногтей, цвета
шелковой толстой нити на левом запястье.
Ее бесконечное "все так сложно"
разбивается в прах и пух.
И сквозь прах пуха
проступает, что,
может, пора перестать играть.
12.
Может, пора перестать играть
в двух влюбленных
друг в друга, в себя, в кого-то еще,
в двух, умирающих от разлуки,
в ревнующих каждую
долбаную молекулу кожных покровов,
позволяющих касаться себя
чужеродному, впускающих
чужеродное внутрь собственной сути;
притворяться небезразличными,
даже плевать на мнение о себе.
Пора перестать, вернуться к тем
четверым и, как все ех-любовники,
разойтись не-друзьями.
13.
Разойтись не-друзьями
легче, чем звонить с поздравлениями
в праздники,
обсуждать достоинства и размеры
своих текущих увлечений,
глубины их мыслей и кошельков.
Хотя, ей было бы трудно и это,
и быть врагом тебе, - значит
тебя НЕ видеть и слышать
не-твоим-голосом-не-твои-шуточки,
сложить вчетверо четыре твои фотографии,
стряхнуть пепел в горький стакан,
закинуть длинные ноги на спину пятогои разразиться
воспоминаниями: ведь было и у меня...
14.
Воспоминаниями: ведь было и у меня,
займешься ты между двумя
приступами искусственного веселья,
то есть в пододеяльных сумерках
посткоитальной депрессии между
волшебницей из СВ и
маленьким, разлагающимся от СПИДа
инфантильным придурком,
расчесывая исколотую щиколотку.
Будет недоставать тебе ее восхищения
твоими шуточками, кривляньем.
Из тех двоих один напугает тебя,
шепнув неслышно:
да скажи ей, наконец, что любишь, но...
***
Да скажи ей, наконец, что любишь,но
Все обращаешь в шуточки,
Потому что у тебя бархатная кожа
И колючие мысли.
Просто ты бережешь ее и не желаешь ей зла.
Так лучше, так - можно жить.
По-другому - ври и прячься.
Она не такая.
Она хочет кончиком языка касаться твоей шеи,
Когда вы вдвоем на заднем сидении такси.
Все это - безнадежно.
Может, пора перестать играть,
Разойтись не-друзьями -
Воспоминаниями: ведь было и у меня.