Лежу в смирительной рубашке
Средь молодых таких же баб,
Мои оглаживает ляжки
Хлебнувший спирта эскулап.
В промежность лезет пятернею,
Слова про нежность здесь забудь,
И молодецкою рукою
Мою ощупывает грудь.
А за окном распелись птички,
И о любви поет весна,
А мне от этой неприлички
Ну совершенно нету сна.
Ему же вовсе нет терпенья,
От страха я едва жива,
О сладости совокупленья
Он наглые твердит слова.
. . . . . . .
И, подчиняясь поневоле,
С врачом оставшись на один,
Шепчу в истоме сладкой боли -
Бери меня, мой господин.
Бери за бедра и за ляжки,
Вставь мощный ствол под мой живот,
Ведь я - в смирительной рубашке,
Меня и мертвый отдерет.
Лежу в смирительной рубашке,
Я в центре матушки-Москвы,
И гладит грудь мою и ляжки
Врач-гинеколог, а не Вы.