Ее кормили на убой –
Она была сама собой.
И перед тем, как длинный нож
Встревожил кожу трепетаньем
Переходящим в крик гортанный,
Клокочущий меж струй ее ж
Крови горячечной и липкой
Оскал – подобием улыбки
Впечатался в осенний снег…
Но не заметил человек
Ее последнего поклона
На авансцене рева, звона
В ушах. И женской суеты
С тазами, где вовсю парила
Ее поверженная сила,
Как гений чистой красоты.