Вытечет ли сон энцефалитными слезами,
замерзая на ширине плеч,
Лопнет ли струна надорванного голоса
(взрыхлит мои пальцы до костей)...
Из коры древнего дуба,
из вязи асфальта лягут в землю тени.
Гроза над городами...
-------
I. [Вода - погружение во тьму].
Гроза над городами.
Тычусь вслепую в крестовину зданий,
бормоча под нос невиданные мысли
(отбрасываю исхудавшими окурками).
Мышиный писк трамвая на повороте
вычерчивает живозастывших полированных кумиров,
смутных плакатных жителей и их хрупкие норы.
Остановки, киоски, сумки...
Перемещения: правее, боком, через дорогу.
Кромешные радости
взрываются мясистыми
праздниками природы.
Абсентные войска уже на марше.
Ответвились порванные стяги.
Абсентные войска бегут различий.
Перебор...
(Траурное пятно занавешенного солнца
мстительно прицелилось в обнажённые затылки)
К следующему изгибу улицы
безудержным вальсом сморщенных обёрток.
В стекле мелькнули
сектантские улыбки
взведённых корпораций;
Рукопожатия завороженных контор -
Пока не сработает будильник.
"Структурные системы элементов" -
здесь не бывает тавтологий.
Всё на месте. Как обычно. Как всегда.
Только лица за полночь
обжигаются видениями,
Обливаются кипячёным потом.
- Ты помнишь, как мы спускались в долины,
и каждый шаг рождал строчку длиною в полжизни?
Обмануть системы -
- означает повиснуть на них
тягучим нефтяным пятном,
весело оросив придорожные кусты.
(Там, вдали, меня больше никто не ждёт...)
Вывернутся неоновые маски
двадцативаттными лампочками -
Наденусь конским черепом
на звездные Стожары.
Но где найти такое лето,
чтобы осины из груди,
чтобы гроза над городами?
Всё то же. Искоса. Внутри.
Промозглые бульвары да непропитые стихи.
Всё те же стынущие пальцы
в молчаливом ожидании чужих губ.
Иные гвозди в теле переходов.
Киоски, сумки, тревоги...
Дождь-дождь-дождь!
Требуется резво поспешить
отъесть себе пузо маковой росинкой,
закусить бытийно-философской соломинкой
да пустить скупую слезу в стакан.
Если бы да кабы,
Но всё совсем не то.
"И самопознание
и саморастворение ради другого".
Дождьдождьдождь!
Зажглись огни.
Кто-то придет и скажет ей:
"Всё хорошо... Теперь то, что прошло, уже
не имеет значения: я чувствую настоящую тебя.
Отныне твое ненастоящее будет исчезать во мне...".
По стенам сползли ненужные обрывки, лишние капли
и почти невидимые насекомые.
Рассветная бледность над проводами.
II. [Земля - во тьме].
Мне бывает трудно, когда солнечный свет
ложится на вещи в комнате, потому что он
каким-то образом связан с ней.
Мне бывает трудно, когда слышится
шуршание пронзительно пасмурного неба -
оно как-то связано с ней.
Не забывать человека внутри его тела,
Всего лишь увидеть его Свет,
прячущуюся в забытой пепельнице Звезду.
(Может быть, я всё же забрал её Боль?
Быть может, это её Боль с каждым ударом сердца
посылает импульсы в мой головной мозг?
Вряд ли...
Но если бы это было так,
значит, не совсем напрасно...
Значит, моя плоть в самом деле надеется
стать концом этой эстафеты)
Не забывать человека среди других,
Не потерять его в других...
Заслуженный историк перекопанных кладбищ,
Великий министр здравоохранения,
Скажи мне, зачем ищут в земле людей?
Кто же ищет Людей в земле?!
Государство поощряет музеи природы,
Государство поощряет музеи народов,
формирует слои и галантные страты,
горячие пирожки и высокие цели.
Ну да разве это не борьба за выживание?
Почетно оправданные инстинкты,
Возвышенные земляные идеалы,
Налог этого Устройства существования...
Это борьба за выживание, потому и правильно,
потому и привычно.
Но не всё.
III. [Огонь - память].
История моей самой большой Иллюзии…
История причинения Боли.
Подумать только! -
Я ведь действительно был абсолютно уверен,
что могу дать ей то, чего не хватает!
Соединить наши чувства и очистить состояния…
Какой бред!
Горькое заблуждение.
Только сейчас моя Пустота
стала видна мне по-настоящему.
Все эти глупые мыслишки должны быть преданы огню!
...Теперь этот бред возвращается только в сновидениях.
Он подходит к моей кровати и сбрасывает одеяло на пол.
С холодной неизбежностью я смотрю
в его зрачки, покрытые пёстрыми пятнами,
и уже знаю, что утром найду себя окоченевшим...
Больше никому Боли! –
вот лозунг той герильи,
на которую я готов отправиться всегда.
Зачитай же приговор, моя атрофированная жизнь:
«"Стихи" заслуживают только умирания,
как и тот, кто причинил Боль».
Пусть так!
Я согласен.
Да, я согласен,
но только, чтобы
Больше никому Боли!
Слышите, иные вселенные?
Вы слышите, иные существа?
Иначе я пошлю вас всех к дьяволу!
Я помню всё...
Мне не нужно забывать.
И не нужно менять:
пара строк длиною в две жизни.
К счастью, я уже давно одинок в этой Тьме...
Последние паутинки исчезли из её памяти
с лёгким хрустальным звоном…
Вместе с ними исчез и я.
И в ней снова стало так легко заметно Сияние Звезды…
IV. [Воздух - искажения во тьме].
Поезда и автобусы дальнего следования -
- вот те самые места,
где время постоянно пытается
совместиться с пространством,
да только я не умею переводить часы,
остаюсь выживаться в нетрезвом окружении
удивительно неправильных представлений.
Выживаюсь изнутри в себя.
Как мишень для острейших выстрелов,
Словно разрежённый ветер над взморьем...
Однако тиснутые выражения по-прежнему
выбивают усталые зрачки "высоток".
В то время как
я - лишь обезумевшее говно в проруби мира:
от одной стенки до другой, стукаюсь об лед.
И глаза исходят кровью.
Только один вопрос:
есть ли тот, кто не увидел Любовь?
Возможно ли вот так не увидеть Любовь?
В выжженых уголках себя,
в незатронутых пустынях.
Мерцающие звёзды на её запястьях...
Морские приливы на кончиках ресниц...
Время исчезать. Пора выцвесть
как доисторической фотографии.
Свой дом потерял, новый не обрёл.
Нуклеарная семья
в золотистых краях табачного колечка.
Семейства розоцветных и членисторуких
рубанули с плеча по колено.
Разошлись. Семимильными шагами за горизонты.
А они видели жизнь, они строили жизнь,
конструировали ультрамарином
и щепотками поваренной соли.
Разошлись за горизонты...
Собрались в дорогу и другие люди...
Жить с кем-то, любить кого-то.
Жить с кем-то, а любить кого-то -
палка о трёх концах.
Безответный вопрос. Бесполезный ответ.
Ненужные фразы.
Я опустошенно застыл на месте,
мертвенно залёг в степные травы,
сложился в морозные стебли.
Нельзя терять искренность,
нельзя терять человечность:
это я под кожурой лица
травоядными сапрофагами
ворошу искренние улыбки.
Змеи дождевых струй в волосах,
Вороновы глаза,
И когти мои наросли от мёртвых птиц.
"Сгорайте в рассвете,
обессердеченные звёзды,
Изрезанными лоскутами Байкала
заклинаем вас,
Черными птицами,
белыми ящерицами
протиснемся сквозь словарные дни,
тысячерукими плющами
обовьем ненасытные ночи".
Тогда меня ещё и в живых не было...
А теперь нет и в списках умерших.
Меня вообще нет.
Берёзовые хлопья липким туманом
осели в ягодной бороде,
спрятались в гелевом стержне моей ручки.
Здесь всё было ясно,
Здесь всё было просто,
пока спички не выпали из рук,
не рассыпались по мокрой мостовой.
- Ты куда?
- Всё хорошо... Просто меняюсь в пространстве,
пытаюсь исказиться объектами, изворачиваюсь
внутренностями наружу - навстречу всему.
Не задёргивай занавеску,
Не засыпай в благоверном сугробе...
Свой дом потерял, новый не обрёл.
Пора исчезать,
время воткнуть на прощание посох
в сердцевину перекрёстка.
Вот я уже и пассажир плацкартного вагона,
в чьём билете нет пункта назначения.
Тайга железнодорожных путей
и неистовый Колтрейн,
Джазовая энтропия и языческий Медведев -
Двигаюсь в глубину лета,
Двигаюсь в мистические воды.
Растительность, гаражи, перроны,
кладбища, растительность, перроны, гаражи...
И попутчики...
Ясные лица попутчиков заполняют светом
поверхность столика между нами.
Но я опять выспался,
чтобы не совпасть с жизнью.
Впрочем, к чёрту!
Я ещё постучусь размалёванным смертником
в истёртые двери заброшенных шахт
и нажму повседневным движением
на курок великолепной темноты.
Вот только этого явно будет мало...
«В лето 629-го года
настал сезон Исчезновения.
Командующие парадами планет
закончили свои харкотные войны,
объявили наступление Всеблагого Мира
и взялись за расстрелы последних мятежников.
Предсмертные хрипы в тропиках
заливали ликёром,
а в городах Европы возводили
новые целлулоидные монументы».
Все мои беспрерывные водовороты
смело в один миг небесной лавиной.
Да, я тоже был в удушливых джунглях,
где, мучаясь от жажды, пил гнилую воду
и потрошил пойманных животных.
В знак уважения к своим предкам
я сделал надрез на левой руке.
Но однажды утром я проснулся
и обнаружил, что последняя обойма пуста.
(последняя грустная улыбка)
И тогда я бросил её.
Я выстелил свой взгляд
сексуальным шёлком и спалил его до тла,
разукрасил весь окружающий мир
в 629 цветов и… ушёл,
чтобы уже никогда не вернуться.
Кончено.
Тогда меня уже не было в живых,
Не было и среди умерших.
Меня вообще нет…
Не мог не сказать ей:
"Я приму в ладони
все твои безумные порывы,
издерганные болью мысли.
Погружу в тепло бесконечного".
Шелест в аллеях.
Мои нерасплёсканные чувства...
Когда улыбка идёт изнутри,
внешность опровергается,
издымляется в лишённые смысла облачка.
- Знаешь...
- Да, я знаю.
Хочется быть фюрером.
Ненадолго -
- только на пару контрольных выстрелов.
Я испытывал сознание на прочность,
а подушечки пальцев на нежность.
Писал на туалетной бумаге,
на подаренном билете метрополитена
(двадцать поездок
и сотня душевно прекрасных ощущений),
на чеках из продуктовых и книжных магазинов,
на воображаемых листах и изданных брошюрах.
А слова отзывались в сумерках тем же безмолвием,
что и лебеди в городском пруду, окружённые
потоком утомлённых автомобилей,
как и простодушный пёс, вытягивавший шею
в раскрытые двери супермаркета.
Слова...
Они были топлёным жиром
на моем шершавом языке...
Я опять возвращаюсь в свой Шарлевиль,
В свой старый потрёпанный Шарлевиль...
Закончится скоро летний Тайлаган,
и снова в путь - отсюда в везде, куда попаду.
Надолго ли хватит сведённых мускульными сокращениями
голосовых связок и изнеженных тромбов?
Неважно.
Передо мной снова будет долгожданный путь.
Я помню те мерцающие звёзды на её запястьях...
Если понадобится,
я готов к полному отказу от Любви,
Если понадобится,
я готов мирно лечь в перегной,
Но ведь не может быть, чтобы всё зря...
Не зря промокшие души,
Не зря ожидание грозы над городами...
Оберегать влюблённых...
Их святые улыбки
и их тихое сакральное сияние,
меняющее содержание мира.
Оберегать влюблённых -
это именно то, что я хочу сказать.
"Любовь - это и самопознание
и саморастворение ради другого...".