Ты плавно влилась в эти мягкие кресла,
Открыла призывные чаши коленей,
Наполнив волною застывшие чресла,
Отбросив на столик округлые тени.
Затем ты закинула ножку на ножку,
Задрав свой подол и легко и небрежно,
С жеманным наклоном и грацией кошки
Плеснув в меня синью двух взглядов безбрежных.
Я что-то пытался сказать неумело,
Шутил невпопад, от волненья сбиваясь,
А ты красотой вызывающе-смелой,
Упругою твердью во мне разрасталась.
И бросив слова, анекдоты и шутки,
Не в силах бороться с настойчивой плотью,
Прилив вожделений почувствовав жуткий,
Рукой ощутил цвет телесно-колготный.
И ты не отхлынула быстрым отливом,
Напротив, придвинулась плотным и жарким,
Улыбки румянцем маняще-игривым
И блеском помады настойчиво ярким…
Мы множились в вихре касаний и вздохов,
Одежды, как листья с деревьев слетали,
Рассудок и воля нас слушались плохо,
Тела как коренья деревьев сплетая.
И так до утра, наслаждаясь игрою,
И отдыхом томным лишь страсть прерывая,
Парили с тобой мы над грешной землёю,
Грехом сладострастья грехи искупляя.