Заря, как ножом, вскрыла житницы света,
И день овладел без усилий землёй,
Сменилися солнцем те сонмы созвездий,
Что светом неярким щадят небосвод,
И властью над ним безраздельной кичатся
В отсутствии солнца, но только лишь день
Придёт, и немедля они растворятся,
И ждать будут ночи неведомо где,
Томясь от безделия, и от сознанья
Отсутствия веса и власти своих,
Но солнце предобрым простым великаном
Шагая по небу, их мысли простит.
Иерусалим представал в час рассветный
Во всей своей странной земной красоте.
Когда только света поток чуть забрезжил,
Уже он ожил голосами людей.
Сновали они вдоль по улицам узким,
Кричали, ругались, куда - то спеша,
Приветствовали мимоходом друг друга
Лишь парою слов, не сбавляя свой шаг.
С рассветом в столице ожили базары,
Купцы, предвкушая удачливый день,
В веселии лавки свои открывали,
Садились, и ждали богатых людей,
Которым почёт, и всегда уваженье
В подобных местах, что всегда на одно
Лицо, где бы ни были, знать, в любом месте
Всегда признавали людей с кошельком...
Естественно, старцы в одеждах богатых,
В забитых песком остроносых туфлях,
Снискали тотчас для себя на базаре
Внимание местных купцов и зевак.
Они важно шествовали меж рядами,
С презрением слушая речи купцов,
Которые их обратить призывали
На торг и товары вниманье своё.
И так, не оглядываясь, через площадь
Базарную молча прошествовали.
Когда стихли крики купцов, недовольных,
Что мимо их лавок прошли богачи,
И многоголосый шум чуть сократился,
А вскоре совсем сам собою исчез,
Картина иная их глазу явилась -
В роскошном убранстве предстал им дворец.
Вокруг росли старые очень деревья,
И вместе их кроны слагали шатёр,
В ветвях птицы сладкоголосые пели,
Струились фонтаны, но прежде забор,
Всё это высокой стеной отделявший
От пыльного города, взору предстал
Волхвов, измождённых дорогою дальней,
Которую им указала звезда,
Что ночь напролёт плыла прямо пред ними,
Но утром пропала, их не доведя
До цели заветной, ведь времени было
Отпущено ночи, сколь должно всегда.
Ночь кончилась, путь ещё не был окончен,
И старцы решить ничего не смогли,
Как только придти в многолюднейший город
Красивейший всей Иудейской земли,
(Красивейший внешне, и праведный внешне,
Чем был он внутри - знал один только Бог)
И спрашивали у людей безуспешно:
"Где Царь Иудейский родился, Христос?"
И люди не знали (тогда, и поныне
Не ведают многие, где есть Христос)
Гонец от царя подошёл к ним на рынке -
Царю обо всём уже кто - то донёс.
Волхвы не видали Царя, и не знали,
Насколько безудержно он любит власть,
Насколько хитёр он, жесток и коварен,
На что он пойдёт, чтоб престол не терять...
В покоях шикарных тот час же померкло
Величие жемчугом шитых одежд,
Неброскими длинные стали одежды,
Шикарные нищих отрепьев промеж.
Во мраморе, золоте, шёлке, алмазах,
Предстал взору путников царский дворец,
Точнее, утроба его, его залы,
Куда с улицы не пускали людей,
Там жил только царь, и его окруженье,
И челядь, свой день проводившая там,
Незримой, никак не мешающей тенью,
Ну, и пауки, спрятавшись по углам.