* * *
соловьиное слово «слава»
«почему чернобылец лыс, а кутаисец усат?» -
завязался вопрос, побродил девять месяцев, вырос
в генеральском дачном поселке, где запущенный сад
наступает на пахнущий старостью домик, как вирус.
там поэт, еще нет и семидесяти, тычет костьми
в перепревший журнал, в чайник-свистульку, в охапки шапок,
в нерадивого пса, резонируя в подпол: «возьми!
принеси-ка остатки кисейной портянки и тапок!»
на столе у него давно турами зажатый ферзь
посреди сухарей и просыпанного листового
табака и бюст джугашвили, взгляд уводящего в сверзь
этажерки со словарями, где кудлатое слово
из листовок, программок, гостиничных правил, меню
ресторанных находит прибежище - следуя нраву
переписчика, протравится мозгом и, как в полынью,
окунется в типографский колер и в легкую славу.
«взять - не взять» - качели выровнены годами, и он,
лауреат всех и вся, осознав, что жизнь-то не вышла,
вышли сборники – закурит, обнимет аккордеон
за бока переливчатого, бархатистого дышла…
с места этого условно и начинается джаз:
переплет ветерка и анисовой водки, и, даром
что глазаст, поэта смутит схожесть английского just
и «у-ух» колуна, наносящего удар за ударом.
2003