Ночь ты белая моя, ночь жестокая,
В трубке – длинные гудки, ну и ладушки.
Опрокину за тебя с водкой стопку я,
И прощенья попрошу у смерти-матушки.
Тихо выйду на балкон – сон, покой везде.
Посмотрю на горизонт, улыбнусь в душе.
Я по памяти несусь, как в скором поезде,
Я обратно никогда не вернусь уже.
Я стреляю по мишеням, словно проклятый,
А патронов-то и нет давно, кончились.
Я как в зеркало смотрю в день свой прожитый,
А оттуда на меня гримасы скорчились.
Из невидимых глубин – сны тревожные,
Из сияющих высот – горы снежные.
Пусть другие говорят слова сложные,
А я хочу тебе сказать слова нежные.
Да и надо-то всего – самой малости:
Рядом с морем на песке сыром – камушки.
А то, что нету на земле этой радости,
Так ты об этом расскажи своей бабушке.
Я живу, и сплю, и ем – так, для галочки,
А вокруг меня все люди искусные.
А я без дыма, без огня, ноль без палочки,
И слова мои – без соли, невкусные.
Я жую их как картошку, все без разницы,
Не поможешь никакой личной силою.
То ли руки у меня растут из задницы,
То ли рожа у меня некрасивая?
Нет чтоб сделать для тебя что-то светлое…
Я приду к тебе опять вместе с полночью,
Нагоню опять тоску беспросветную.
Зря ты водишься вообще со мной, сволочью.
Я ж дурной, мне слишком многого хочется,
Я же в счастье как в говне стою – по уши.
Скажи, Господи, когда ж это кончится?
Я не плачу, не смеюсь, молчу. Все уже.