эх...это все что я наверное могу сделать сейчас...Сдесь что-то от "Маленького эльфа" - моего первого ника, что-то из "писем", которые обитают на ГС... Я прекрасно понимаю, что вряд ли найдется камикадзе, который сможет дочитать этот архивчик до конца(в таком случае стоит начинать читать с последнего стиша здесь и подниматься вверх)... Мне этого и не надо. Просто пусть они будут здесь,аха?
Я вас всех очень люблю...
***
Неожиданность, недопонятость,
Не обыденность. Незаконный гость.
Обмирание. Небо синее.
Горечь ранняя. Губы в инее.
Руки ветками. Взгляд доверчивый.
Сердце клеткою. Кротость вечера.
Капли холода. Ночь ослепшая.
Солнце с грохотом звезды вешает
***
Тишина – ни к кому.
До безумья душить.
Лучше ночь обниму
С невозможностью жить.
Лучше ноту – на боль
Обнажать допьяна,
Лучше слизывать соль
На пороге окна.
Нервы – дрожью любви
Бьют рассыпчато звон,
Лучше небо в крови,
Лучше горечь – на сон.
Или просто кресты
Расставлять по душе.
Лучше просто: «Прости»...
Тишина в рубеже.
***
Крик толчками бился из глотки
Застревая голосом поперек рта.
Одета улица в чугунные колодки,
Я стала той, кем хотела стать.
Брожение, барахтанье слова рифмою,
Мешание соли, славы, смолы…
Быстрее б выстрелом грохот выплюнуть
В глазниц гипсовые стволы.
«Джек Лондон. Деньги. Любовь. Страсть.
Я та, которую надо украсть».
***
Все стихи о любви – это пошло и низко.
Это даже – увы! – не стихи, а записки.
Это кляксы на белой холстине бумажной,
Их значение в принципе миру не важно.
Разве может быть важной ошибка простая,
Или сердце – стеклянная банка пустая?
Или то одиночество мертвое тела,
Что сама побороть я в себе не сумела?
Разве важно, что больно бывает мне тоже,
И обидно по-детски, и странно - тревожно,
Что хочу я любви, пусть и пошло и низко...
Разве важно, что это – стихи, не записки?...
***
Целую твой след асфальтовый
Горечь цепкую дёсен.
сколько знакомы мы, ангел мой
Миллиардов дождливых вёсен?
Краду по капле взгляды твои
По кусочку вздохи и пальцы.
Скоро узнаешь, демон мой
Где суждено расстаться.
Похотью опороченная
Я - суть твоей тени крылатой.
И только слова всклокочено
Горлом: "Кто ты? Куда ты?"
***
Напротив – окно вопросительно гладит
Маской «не прислоняться».
Растворена в собственном яде
Попыткой без боя сдаться.
Закушена губ алой трещиной
До соли прелой хурмы…
Рождена женщиной. Умру женщиной.
Вот оно ваше – МЫ!
***
Льну к тебе....
Льну больным покрывалом ночи.
Льну к тебе...
Тишиною сердца алчущего...
Льну к тебе
Даже если ты льна не хочешь...
Льну.....
А ты - икона плачущая.....
***
клавиатура под рукой - рекой.
и клавиш острые цветы - не навзничь.
"уходишь? что же... вот и все..." - с тоской
и больше нЕчего мне знать и значить.
***
Лучше уж сразу в душу
Плевать. Я не многим лучше.
Точка зрения - просто скол:
Переболел и ушел
***
Не сгорело. Не сжилось, как хотелось,
Не сумелось как моглось, лишь бы пелось.
Нет и сил давно уже в клятвы верить,
Остается лишь в окне ставни мерять,
Да примеривать петлю по обхвату –
Мол, сама его люблю – виновата.
Мол, писала, как могла – все от сердца,
Ну а он лишь приходил, чтоб погреться.
...Крюк как будто на заказ вбитый прочно,
И наверно в сотый раз верить хочет
Что придумают ему примененье,
Что найдут и по крюку преступленье.
Что качаешь головой, больно что–ли?
Ну так пробуй, привыкай к этой боли!
Боль – она как соль нужна – тоже в меру,
Так и ты примерься с ней, милость сделай!
Чтоб одной не горевать свет-дивице
Так удобнее всего в крюк влюбиться!
И петля тебе уже по обхвату.
Ведь любила же сама – виновата.
И жалела, как могла – не сжалелось,
Да и пела, и пила – плохо пелось.
Не сгорело до конца с непривычки,
Что ж теперь – то он в тебя пальцем тычет?
Что теперь ему твои охи – вздохи?
По нему теперь жена дома сохнет.
Он и рад бы – да назад хода нету,
Вот и смотрит то на ту, то на эту,
Отлетался голубок, сокол милый.
Вот и крюк тебе! А срок – миг постылый.
Не сумелось, так пройдет – время лечит.
Позабудешь, отпоешь. Станет легче.
***
Непобеда. Горечь синяя в стекле.
Не поеду. Лучше – локоны в золе.
Лучше карту – чтобы буби, чтобы в масть.
Будут губы изнывать, вдыхая страсть.
Недоскажет неожиданность твоя
Блики лета на ладонях сентября.
И, привыкнув, будет птица у окна –
То ли голубь, то ли пьяная луна.
Хочешь питься? Упиваться тишиной?
Не простится, не привыкнется к иной,
К невесомой, обезглавленной луне,
До-любившей, до-разбившейся во мне
***
И никому из нас не будет сниться ночь,
и тишина вторгаться душным пленом...
и забежит всего на час продрогший дождь,
чтоб над свечою отогреть свои колени...
и мы уснем...
***
Я учу чужой алфавит твоего языка.
В нем сегодня птицы живут и облака.
В нем сегодня моря глубины и суть земли,
и ночные звезды тропинками проросли.
Повторяю медленно букву за буквой вновь,
что за странный мир в алфавите твоем цветном!
здесь смешалось пламя с обычностью вещих снов,
и полета бархат распахнут в глаза окном.
я учу алфавит с осколками янтаря
собираю из песен уже знакомых листы
Ты последнюю букву роняешь безмолвно: "Я"
мягким эхом вторю вдыхая воздушность: "Ты"...
***
Захлестали болью по щекам,
Раздарили вдрызг.
Гулкостью гуляли по следам,
Вмяли в обелиск.
Вырезали черный силуэт
Костяным зубцом
Заставляли выплакать сквозь свет
Бледное лицо.
***
Затихло… А минуту назад – металось,
В ладони билось, на ветках висло…
А теперь оставило в пальцах жалость,
Наполнившись звонким искристым смыслом.
Вдыхало камер колючих помесь…
Из стен бетонных, из одиночек
Вырвало лапами глазниц повесть,
Впитывало многозначье строчек.
А теперь – двоеточья, теперь – наречья
Без имен, без знаков зодиакальных,
Теперь – забытьё и бессердечье,
Вычурность черточек идеальных.
Теперь – близнецами на пику овна
И чёрный жемчуг напоминанья…
А дыхание – коротко, сипло, ровно,
Длиной межреберного расстоянья.
***
слезы густым комом сквозь горло
Битыми стеклами завязли в смехе
Веки до мышц напряжением стерты
Зрачки - кровавые реки.
Ресницы - опаленный жженый волос
Брови - горькость пьяного цвета.
Вдох - безумья брюшная полость
Крик - облако лета
***
Выпиши пару квитанций счастья
Городу. Ему это нужно.
Сердце так же упрямо натружено
Тикает. Послушай!
Оно где-то там, внутри меня…
Зачем-то в межреберном расстояньи
Заключен этот терпкий кусок огня...
Может его потеряли?
Может его ищут другие?
Те, кому он действительно нужен.
А сердце в МОЕЙ груди тикает
Сумеречно и приглУшено.
***
Если хочешь, налью тебе чаю.
А попросишь – могу и яду…
В сотый раз тебе отвечаю,
Что отчаянья здесь не надо.
Лоскутки твоих сухожилий
До предела, в изнеможеньи.
Объясни, как мы раньше жили
В этой сутолоке движений?
Не влезай на мой подоконник –
Там среда отпечатки правит.
Если хочешь – уйди сегодня,
Дымный след за собой оставив.
Ночь в квартире моей зависла
Спать к утру уже не возможно…
Я ищу придуманный смысл
Нарисованной жизни ложной.
А в колоде на картах руны,
И гитарные рвутся струны,
Пальцы в кровь…впрочем, это малость.
Выпей чаю… в чашке сердце на дне осталось…
***
«Бог есть любовь»
А ты Дьяволу душу Отдал.
Зачем? Не пойму...
Не моя стихия - души.
Любимый...
И тихо кровь захлестала горлом.
Ты строил замки,
А вчера вот взял и разрушил.
За любовь - сделку?
Но это же нонсенс в законах!
Покупать Бога
Бога же и продавая...
Любимый!
Поздно... Ах, нет! Еще есть иконы!
И будет восполнена
Норма любви годовая...
А может - жизнью?
Ритмичность камер сердечных.
И воздух плоско
Скользит по накатанной схеме.
Любимый...слышишь?...
А может, я тоже - в вечность?
А я - сумею?
Убито в ходиках ВРЕМЯ...
***
Ты – ярость. Я – боль.
Грохочущий берег
Пушистый прибой…
Успеть бы до точки,
Но падают строчки
Я – ярость. Ты – боль.
Любовь?
***
Твои розы завяли.
Мы сегодня так много
боли
взяли.
Твои руки остыли
потому что вобрали
вОды
пыли.
Наших слёз дороги
Пролегают на расстояньях
взмаха
Крыльев наших...Боги!
И смирительная рубаха..
***
помощь пришла - но поздно-
в глазах уже плыли звезды.
вернее не плыли, а тлели
пьяные звезды апреля..
***
Ворожу. Собираю в косы я
Сталь да серость конского волоса.
Да в котел ладонью – не велено,
И опять наткнулась на стенку я…
Никого не объять:
Не получится.
Так и стану стоять –
Чья попутчица?
Так и буду метать
В окна просо я:
Бесприданница
Простоволосая…
Только колется волос сечёный,
Может встретится близкий, крещеный?
***
Глоток пустоты. Вернее - стакан.
Мне хватит пожизненно раны зализывать.
Мой поезд доехал. Не дергай стоп-кран.
Квитанции счастья не нужно выписывать.
немой проводник улыбнется незло
и взглЯдом проводит меня в перекрытия.
А эльфу сегодня чуть-чуть повезло:
он в поезд вошел лишь за миг до прибытия.
Возьму, в подстаканник заправлю стакан,
Ладонью в огонь - отражения резкости.
Не трогай, крылатый, несчастный стоп-кран,
послушай мои очумелые дерзкости.
я крылья сегодня сломаю твои
мне эльфы и гномы - без повода - братия.
Несчастный! ты жертва душистой любви.
А может - душевной?
секунда зачатия...
***
Сумасшедший март.
Жизнь – колода карт.
Домик из картона
Размокая тонет.
Вместе? – Не должны.
Жизнь – кусок луны.
Не храни огня,
Заморозь меня!
Буду ручейком
Твой покину дом,
Твой размытый след
Мне сулит лишь смерть.
Мысли тишины
Солнце – до весны…
Ты мне – серебром,
Я тебе – добром…
***
К вискам прижалась…
На миг затихла…
И заметалась
Об стенки строчек,
Об неба стенки,
Круша попутно
Чужие сценки…
А нынче – тихо…
А нынче – цепко
В объятья роя,
В тугие кольца
Колючим комом,
Древесной щепкой
Щебечет мраморно,
В сердце колется
Тоска.
Горластая беззаконница
Как именинница
Всех сторонится.
Вползла и замятью застит жалость.
Затихла.
К груди прижалась…
***
Я краду чужие рисунки
Из колючих букв и строчек,
Достаю бумагу из сумки
И макаю в ломанный почерк.
Заболело сердце тоскою,
Все стихи глупы и не новы…
Почему проклятье такое
Заронило в голову слово?
Почему поверила фальши?
Может ложь? И правда быть может…
Я с годами вовсе не старше…
Почему слова так тревожат?
Всё напрасно. Ритмы затёрты.
И кругом сплошные повторы.
Тишина уставшего сорта
Добавляет ломано скорость
***
И даже сослали голос,
А имя снесли с афиш-
Так жизнь ее раскололась
На прошлое и Париж.
И не было больше черствых
Немеющих языков,
Остался бездушный остов
Рецензий, статей, стихов,
И рыжая прядь с затылка,
Вживленная в медальон…
Заточенные, как пилка,
Рамы стальных икон,
Смотрящие, если мерить,
Как клети и как князья…
В Россию лишь можно верить,
А жить в ней давно нельзя.
***
Всегда находится такое небо,
В которое ещё никто не падал,
Луна вдыхается, живется ветром,
И коже хочется дождя и града.
Всегда встречаются такие люди
Которые смеются из печали.
А мы с тобою и поём и любим,
Как будто раньше этого не знали.
И утром солнце снова к нам приходит,
С привычкою не споря по привычке,
Встречаемся. Никто нас не находит.
И ночь грядет сквозь суету и стычки.
***
Выдохни небо из легких кричащих,
Вытолкни память из ждущего сна.
Будь невесомостью ненастоящей
И опаленностью нежной костра.
Прикосновением будь отчужденным,
Горечью сладкой разлук и потерь,
И безвозвратно, бездонно влюбленным
Будь для чужих, незнакомых людей.
Ветром, дождем и волною морскою,
Стань отраженьем разбитым, о суть!
Я не хочу, чтобы был ты в покое,
Лучше в моем ты безумии будь.
***
Некая путаница с днями творится,
хочется в пятницу сердце на спицу,
может и встретится или приснится,
как от метелицы плачет лисица.
Мимо проносятся снов вереницы,
может, повеситься или напиться?
Солнышко светится, в небе томится.
Может, открестимся вместе? Сестрица?…
***
Он жил в том мире, где был чужим
Хотя наверно таких немало
Сквозь звёздный холод его души
Ночь ноги кутала в одеяло.
Любой пожизненно одинок,
А обреченный – ещё и брошен.
Ладонь, улыбка сквозь сто дорог,
Судьба – Потерянность…
***
Уходишь? - Отпускаю.
Мне плакать? - Не умею!
Мы вместе - только стая.
Хотя с тобой - больнее...
***
Жизнь захлебнулась в гуле ноты,
Застряла игл кровавым сгустком.
Все мы в крайностях - гугеноты,
А на деле - бабочки и моллюски.
***
Паутинный зрачок неба.
Звездная пыль сердца.
Хотящие зрелищ и хлеба,
Как для вас распеться?
Распясться запястьем хрустким,
Надломить тягучие вены,
Дойти до точки сгустком,
Осколком Чуждой Вселенной…
***
Употреблять предлоги и наречья,
Когда проходит всё и жизнь - вода?
На кой нам чёрт скажи чистосердечье,
Коль черствосердье - мера у суда
***
Кричаще - алый,
Густой, тягучий…
А я не знала
Что вы - ТУЧА
***
Город нафарширован ночью,
Напичкан запахами авто,
Затюкан, доведен до ручки, до точки,
Верящий в НЕЧТО и даже в НИЧТО.
Заласкан лацканами манжетными,
Бабочкой Фейербаха задушен,
Пустой чернотой ларька газетного
Вплюнут в мою душу.
***
Я выпрыгну скоро в окно
И в снег за окном
Я стану лежать на снегу
Кровавым пятном
Я стану крестом от окна
И тенью стены
И будет смотреться луна
В разрез тишины
И мерно отсчитывать сон
Начнет глубина
И тени таких же окон
Падут у окна
И будет кровавым пятном
Мой вычурный след
Я стану крестом от окна
Которого нет.
***
Трепещи душа
В серебре воды
Стрелки не спеша
Все сотрут следы.
Чувствуй колкий ток
В пальцах ног и рук,
Глядя на Восток
Засыпай, мой друг.
***
Природа не терпит пустот.
Как обрести свой дух?
Тоскою звучащих нот
Тела сплетаются двух.
Отчаянье - за "никогда"
Станет холодной стеной.
Даже пройдя сквозь года
Оно не случится со мной.
***
В белую синеву осколками - лёд.
Бархатом на губах запекся яд.
Сталь самолетов, крыло - на взлёт.
Выпустить из души чернь и смрад.
Выплеснуть в синеву грозди звезд,
Выплакать криком звук, ночью сон.
Будет на небе вновь лунный пост
Рамы окон сквозь истертость икон.
Давится ночь горечью слова "БОГ".
Смешана я с ропотом уст и ног.
***
Снова день и снова ночь.
Комом кровь на нёбо ляжет.
Я б и рада чем помочь,
Только как - никто не скажет.
Снова в небе бас и альт,
Синий с алым - трещин копоть
И гранитных стен базальт
Рассечен сквозь звездный ноготь.
Сквозь крамольность белизны
Зелень облако прорежет.
Чтобы снова видеть сны
День для ночи веки смежит.
Горечь липкая в стекле,
Ледяная суматоха…
Позаботьтесь обо мне -
Проживу совсем немного.
Я как бабочка сгорю
В этой трещине небесной.
Дни и ночи раскрою
На соцветья пестрых лестниц.
Снова день и снова ночь.
Сутки суткам - расстоянья.
Тёмный полог сбросит дождь…
Рассорили. Растеряли.
***
мой маленький мир рушится.
Скоро потеря найдется.
Пульс заметет колодцы.
Мой маленький мир рушится,
подумаешь - пара песен,
обиды - лишь трата времени.
Мы с небом братья по семени.
Постройте до Бога лестницу.
Кричите под окнами этими -
в них свет, как поганка - матовый
молчание, как награда мне.
Гитара связана летом...
***
Мой маленький мир рушится.
Скоро потеря найдется.
Солнце лучами - в лужице,
Телом – на дне колодца.
Мой маленький мир пытается
До бога построить лестницу
Чтобы ходить и каяться
В стихах, до убогости ветреных.
Обиды мои вяжутся
Сами собой в стога…
А маленький мир, кажется
Нашел голубые снега!
Он в снег закопает жалости,
Печали тоску и боль
Мой маленький мир падает
От звука слова «любовь».
***
это закат или мне только кажется,
что небо с землей ниткою вяжутся,
тела свои хищно сплетают и тонут
в безумном, утробном, неистовом стоне.
На выбор - пятьсот одинаковых входов
Куда приведут – не узнаю наверное
Топчусь на порогах в предверьи знамения
А может ищу не тебя, а забвение
Янтарный осколок ищу.
Твои зеркала мне придумали почести:
Читают отрывки несбывшейся повести.
И тексты горят(не всегда-рукописные).
Живу по отрывкам из повести жизни я.
Мой мир рассыпается домиком карточным
А ты наблюдаешь закаты загадочно
И вязь муравьиная почерк ломает
Как будто мне выход найти помогает
там капля в янтарь улеглась.
Давно не действительны выдумки Дарвина
Мираж по-другому построен, он карточный.
Несутся с угрюмой тоскою пожарные
Закаты тушить. Эх, прибыть бы им затемно…
А нитка плетется тела наши путая
С землею небесной, с дождями, с минутами.
Все двери открыты, но жду почему-то я
В какую из них ты шагнешь свою тьму тая…
А рыжий янтарь догорел.
***
Утро выдалось удивительно синее –
Облака лазурью всю ночь рисовались.
В мае вьюги с грозой каждодневно бессильны –
Потому что в зиме остались.
Мрамор стен отражает распахнутость солнца
И на плечи ложится трепещущий бархат
Загорелости юной…а может, и взрослой…
Кто поймет – тот разложит все это на картах.
Кто узнает в глазах озабоченность летом,
Соберет серебро на ладонях за пояс,
для такого дороги – пейзажи рассвета,
и взлохмачен его от волнения голос.
Утро теплое, словно молочность коровья,
Словно хлеба краюха на скатерти белой,
Гонит солнечный лучик во мне вместо крови,
Пробираясь по вене к душе оголтелой…
***
Я кажется сегодня уже не я.
А промежуток в зубах у мглы тревожной.
Листай меня, мой милый, читай меня,
Просматривай, но очень осторожно.
и трогая холодною рукой
Мечтай меня, как в детстве сказки.
Возьми меня на левую ладонь,
Чтоб правая дарила ласку…
Повесь меня на потолочный брус
И раскачай качелью.
Я больше не боюсь…я…не…борюсь,
Захлебываясь соловьиной трелью.
Но не зови меня, не выдавай
Осколки лета за осколки света.
Я НЕ ЛЮБЛЮ. Все сказано. Прощай.
Меня здесь нет. А ты не знал об этом.
***
Ступенька из под ног –
Предлог.
Пролет и до конца –
СердцА.
От горя немота
Христа.
От счастья во все уста
Молчат.
Перила для дождя
Не жгут
И вобщем - то не ждя
Идут
На первый эшафот
Любви
Ступеньки и пролет
В крови…
Я еще ни о чем не знаю,
Утопая в ромашковом дыме.
И весна эта странно-злая
Монотонно бормочет имя
Чье-то женское, роковое…
той, кого на расстрел отправят...
Небо яркое, голубое…
Дуло мягко в виски мне давит…
Я еще ни о чем……………
БАХ!!!
Нет следов – только бисер алый
По паркету она разбросала
из височной сиреневой жилки
узором рваным дождя.
***
ночь накануне… пятая это или шестая?
Мы сбились со счету, сбиваясь в людские стаи.
И воды распороты носом ладьи рогатой
Ночь накануне... Войны или пира? Лжи или правды?
Небо грохочет в крике последних валькирий.
Чет или нечет? Мы извалялись в воздушной пыли!
Вечна погоня, мы дети богов наша участь – скитаться,
Ночь накануне не позволяет без боя сдаваться!
А в чьих-то глазах небо и гнев в равной доле схлестнулись.
Ждут нас домой верные жены, а мы не вернулись!
Мы бледные норны, для нас - недоспелая лунная мякоть,
Пенною брагой залиты глотки! … нам хочется плакать…
Плакать…плакать…плакать…
***
- мне в апреле снился
весенний дрожащий гром…
-ты была поэтом?
- Хранителем слова «ДОМ».
- Рисовала небо?
- Я просто пила рассвет….
Ну а он, бродяга,
Оставил свой рыжий след…
- нынче лето будет!
- Привиделось, что зима…
- А кого ты любишь?
- Я просто люблю дома…
- Твои брови иней
в хрусталики снега влил!
- Сердце крашу в синий…
Вот только хватило б сил….
- Для чего?!?
- Где спички?
- Послушай, а мы на «ты»?
или по привычке…
- Горим! МЫ с тобой – МОСТЫ!...
***
Не будет больше песенок, ой люлюшки-люли,
По небу бродят вечером ночные ковыли,
А на тропинках выжженных сырая мать-Земля
Читает письма выживших и гладит тополя.
Ой люлюшки, ой горюшко, кручина да тоска,
И седина колючая запуталась в висках,
Июнь по ветру косоньки пушисто расплетал,
А августов с покосами еще никто не ждал.
Трава-то нынче мягкая, а ляжешь – и не встать,
Спеленаты, ой, ноженьки, замкнуты на печать.
Мой маленький, мой миленький! Ой, люлюшки-люли!
Гоняет ветер по небу степные ковыли
***
на руинах мятого сердца
не строят замки воздушные,
я не умею греться
в ладонях твоих... Слушай!
не надо так больно резать
по векам своей любовью,
я - потухший высохший гейзер,
залитый солнечной кровью..
***
Мой дом потерялся в тополиных льдах,
Синяя крыша, зеленая дверь.
Он раскрыл свои окна, сделал взмах
Крыльями ставень… и полетел.
Обычная сказка. Сюжет так прост.
Белоснежка и гномы, дракон и принц.
Распрямлённые спины. Эшафот. Погост.
Маски слетают с крахмальных лиц.
Арлекин смешит толпу, бьет Пьеро,
Мальвина, забившись в угол, ревёт,
Письма пишут, макая в лужу перо,
На цепи повесился басенник-кот.
Эльфы все арфы меняют на меч,
Валькирии крылья ставят на кОн,
Возможно, игра здесь стоит тех свеч,
Что хребты согнули в поклон.
Мой дом потерялся в стране идей,
Небо рвут на кусочки и шьют пальто,
Здесь нет придуманных, нет людей,
Здесь никто не ездит в метро.
Здесь теряют крылья, находят плоть,
Воплощение в тело, загадку сна,
Здесь порок и похоть, святость, Господь,
А на крышу светит луна.
Мой маленький домик, мой страшный мир,
На пространственном стыке, в двух мирах.
Я – король и шут, Я Отелло и Лир,
Я – любовь и меча взмах.
***
Эх, где бы мне взять пару-тройку удачных привычек
Например, скрывать от тебя свою суть пацанки,
Спрятать ее под пай-девочкино мягкое личико,
Да так, чтоб не видно было мою изнанку.
Ты же как рентгеном в душу глядишь молчаливо,
Просто куришь упрямо сигарету за сигаретой,
Как же глупо веду я себя, как же фальшиво
Каждый раз пытаюсь искать тебя в этом где-то!
Руки в царапинах - смущенно их прячу за спину
Они не женские, такими только копать могилы,
А ты все понимаешь, ты ласковый, как дельфины,
В тебе сокрыта густая мужская сила.
Я же умею только разбрасывать лужи коленями,
По ступенькам - вскачь, на дерево лезть, обдирая локти,
Я умею жить вне пространства и в ритме времени
Лишь до той черты, где луна под дождем сохнет.
У меня в кармане связка дурных привычек:
Кусать губы, бродить по путям трамвайным,
Прикуривать от свечи, сторониться спичек
(поскольку с серой они), говорить невпопад, случайно
встречаться с тобой на улицах города летом…
а еще – рвать горстями прямо с небес звезды,
так как они пахнут росой, незабудками, а еще они рыжего цвета
как твоя грива... мне их запах щекочет ноздри!
Я меняю возраст на более серьезный и строгий,
Хотя это только призрак - я до сих пор хулиганю.
Вот только прошу, не сбивай об мои пороги ноги
Потому что я не хочу тебя когтями своими поранить!
А ты – ты все понимаешь, и трупиков сигаретных все больше в пепельнице
Терпеливо выбираешь из глаз моих пепел лет прожитых
Может когда-нибудь я что-то пойму и все изменится,
А пока сижу и не хочу догадываться, кто же ты…
***
Моё. Комочком ваты желто-рыжей.
Свернулось в область сердца серпантином.
Молчит, сопит, и в ухо громко дышит.
Льдинка.
Моё. Горячее, горючее, взрывоопасное.
Трогать нельзя его – оно - кобра очковая.
Бьется в ребра тягучим хлюпаньем яростно.
Больное моё.
Моё. Никому не отдать – только с жизнью вырвать.
Сглотнуть ком слюны. Сцедить яд свой в банку.
Уйти и сдаться, потом бороться и выжить.
Оставить его, как ранку.
На память. На долгую-долгую, на вековую память,
Зарубкой оно. Пятнышком на спине оленя.
Вроде и не болит совсем, а аккуратно давит,
В зрачках и в коленях.
Моё. Безвыходное, безысходное, злое,
Шут с бубенцами, склоненный перед Его Высочеством.
Родное. Счастье и боль, радость и горе –
О – ДИ – НО – ЧЕС – ТВО.
***
Дождливое настроение, дождливое состояние,
Стыки пространств и времени, в зале моем ожидания...
__________________________________________________________
Не хватает дождя.
Я сейчас это только почувствовал.
Капли биться должны о порог лобового стекла.
Расцветать паутинками тонкими, ласково буйствовать,
И цветами холодными прятать в разводах дома.
Тихо-тихо всю ночь в переулках шептать откровения,
Собирая кусочки вселенной в цветастый клубок,
Должен дождь.
Дождь на стыке пространства и времени
По артериям города шлющий серебряный ток.
Запах мокнущей пыли и ветра коснется дыхания,
Влажный след оставляя, промчится по небу гроза…
Я живу.
Жизнь моя, словно зал ожидания
Здесь лишь ждут, зная то, что пропал адресат.
Никому не расскажешь, что дождь потерялся на севере,
С юга тоже уже пятый месяц молчанье в ответ.
Не хватает дождя.
Ну а город, распахнутый веером
Собирает в зрачки вместо тока серебряный свет.
Ночь царапает губы горячим засушливым августом,
Ни намека на влагу. Мы вспыхиваем от жары
Словно свечи…
Вернись! Умоляю ! Пожалуйста!
Ты прости меня дождь, что не помнил я правил игры!
Ошибаются все. Я ведь тоже живой до промозглости,
До когтей, до костей, до колючих изгибов бровей!
Я не знал! Я не знал:
Одиночество – пасынок подлости.
Дождь, поплачь! Станет легче и мне и тебе…
***
По комнате, натыкаясь на стены, брожу.
неверье в глазастом моем отражении тонет.
Лгать усталось. жить осталось чуть-чуть,
и мнится, что я стала похожа на пони.
маленькая, с гривой по ветру растрепанной,
рыжая ли? уже не понятно, в волосе пыль.
душа открыта? закрыта? помята и стоптана,
за ненадобностью выправлена с дороги любви
на иную дорогу ,где чувств нет - только сомнения,
только август ржавый, листва на дорожке парка
мне не хочется ждать, а нужно...поскольку времени
до смерти моей осталось всего лишь час... Жарко.
***
привет. Ни строчки, ни взмаха ресниц, ни солнца в окно.
Мы вместе, но разделены полотном травы.
Мы были и будем в мифическом странном «давно»,
Шорохом падающей с небесного древа листвы.
Привет. Ни воздуха в легких, ни сердца в груди, ни раскрытых рук.
Фото в оправе. Отправлен – получен вальс.
Сны хороводы водят вокруг твоих писем, друг,
Они по ночной привычке забыли про нас.
Привет. Может это и к лучшему? Зачем нам смотреть кино,
В театрах пьесы с актерами, в зоопарке – зверье…
Мне одновременно и больно и (странно!) смешно,
Что ты явился когда память три ночи подряд имя шептала твое.
Привет. Ни рассвета в зрачках, ни боли в висках, ни изогнутых дуг бровей,
только ломанные кривые губ да ком дождя за окно.
Круг замкнутый, ты ищешь окно в душу, а я у дверей
Жду, когда же начнется по новой наше «давно».
***
А в доме – тишь. Никто не зарекался
Ни от сумы, ни – после – от тюрьмы.
За зеркалами влажный след остался
По цвету – смесь из охры и сурьмы.
Заката запах – долька спелой дыни,
А руки пропитало мышьяком.
Звук горечи метелками полыни
Смешало с васильковым молоком.
Здесь только тишина, и свежий творог,
Скобленый пол, скрипучие полы,
В шкафах цыганских пестрых юбок ворох,
А в печке – горстка траурной золы.
И воздух мая – пасмурная свежесть –
Втекает в ноздри дымом от костра.
Щемящая безудержная нежность
Пронзит мой мир с утра.=)
***
сердце утонуло в Герцах, ах как жаль!
На лице твоем звериная печаль.
У тебя вставная челюсть, волчий хвост,
Ночь твои кровянит губы о помост.
Эшелоны дальний север соберет,
Для тебя сегодня все наоборот.
У тебя в глазах смешались боль и грязь.
Кровь твою сегодня лечит «добрый» Князь.
Милая, так легче будет всем вокруг!
Ты кусаешь хвост, пытаясь есть из рук.
Волчье волку. Лес безлунный. Вой, бесись!
Только сердце в Герцах тонет – берегись!
***
Бледно-желтые лимоны….
Словно у хамелеона
У любви окрас зеленый.
Солнце – неба глаз влюбленный.
Здесь оранжевые блики –
Апельсинные улики,
Птичьи затихают крики
И в молчаньи звезды дики.
Изумрудно-чёрный камень
Приложу к багровой ране,
Сердце тоже камнем станет –
Изумрудно-желтым камнем.
Будет мир вокруг зеленым.
Будет неба глаз влюбленным.
Словно у хамелеона
Бледно-рыжие лимоны.
***
Вызвоню
Телефонным криком
Свои
Глазницы
На воду,
Выпью боль…
Привыкла
Твои лица
Свободы
Листать
Строчками
Вниз
Так просто – шаг
И в плечо
Стуком –
КАР-НИЗ.
***
Я бы выслал тебе по почте свое лицо,
Вот только оно на фото выходит размытым пятном.
Я бы собрал для тебя ромашки в кольцо,
Вот только нужен ли тебе ключ в мой дом?
Нужны ли тебе, светлоликая, мои слова,
Камешками их перекатываешь в руках.
за тебя я отдал бы и четыре крыла,
Вот только их было всего два.
Не ходи по ночам в город – там много снов,
Они украдут твои мысли, выпьют дух.
Хочешь, я подарю тебе сотню временных витков,
Только потом никому об этом – вслух.
***
Извини что я вот так, без стука, на кровИ рисую медный круг.
мне сегодня ночью снилось небо и твои тугие кольца рук
на клавиатурном перекрестке и на мониторной тишине.
ты росток - а я - еще подросток - тень дождя на матовом окне.
все сказать - ста словарей не хватит. всех любить - распахиваю взгляд.
все простить. а кто-то не заплатит за билетик в рай и ухнет в ад.
как его потом достать оттуда? руки протяну в стихи твои..
говоришь, что жить немножко трудно...верю.. ты - звон меди на крови.
***
напротив ноября мой календарик смолк
лилово-черных бивней ловлю с надеждой руки.
А дверь своей души не буду на замок,
Я лучше замок сдам и слушать стану звуки.
звенят добро и зло, как ложки и ножи,
их мелодичный"звяк" царапает мне уши.
Мир состоял из грёз, из детских снов и лжи,
а кто-то дробью лет решил все это рушить.
В шестнадцать лагеря сквозь звездочки ворот
прощались с пустотой в душе моей лежавшей.
Семнадцатый ноябрь. Бесснежный новый год.
он собирает ночь, как в поле битвы - павших.
Я плакала навзрыд, когда дожди - в окно.
и стая не звала с собой бежать по снегу.
здесь нет меня. ушла. и в комнате темно.
мой календарь-пророк мне напророчил Вегу...
***
Три сигареты: одна на память, вторая на боль,
третья - прощенье.
Три секунды: прожить ночь, любовь,
свершить обращенье.
Прижать к груди три креста: Твой, вселенский
и мамин.
я до краев - пустота. У холста
руки о детство раню.
***
просыпаюсь одна. Мне снилась Африка
из ткани стихотворенья ожившая,
зебра в полоску, жираф, носорог,
и мартышка.
мне снилась пустыня с морем песка,
Сломанные Гумилевские крылья,
Мне снилась аспидная доска
покрытая рыжей пылью.
я на ней рисовала пальцем в загаре
иголки дикобраза,
и слушала ракушку, ухо зажав,
на море не быв ни разу.
Мне снилась ты...
***
Ты говори, а я буду слушать
Шорох полночный твоих возражений.
Слово роняешь – падает в душу
И вызывает ответно движенье.
Чай с сухарями – скромная помесь
Аристократии с бедностью духа.
Ты не смотри – это эльфова совесть
Бьется в ладонь твою рыжею мухой.
Это моя бесшабашная память
Предположения строит о Боге.
Если моя философия давит –
Лишь потому, что слова в ней убоги.
Просто слова – но решений так много:
Выжить, расстаться, остаться друзьями…
Вот они, рядом, большие дороги
Грабить пойду тех, кто ныне – князьями
Правит. Кто нынче погромы устроил
В городе нашем для столпотворений
Кто ничего уже больше не стоит,
Выжив в среде псевдо-стихо-творений.
Темная жидкость на донышке чашки
Точкою стала в ночном разговоре.
Знаешь, пошли лучше ночью на пляже
Вновь наблюдать, как шевелится море…
***
исчезнуть, как последний лучик
с горизонта,
и каплей стать на пестрости
зонтА,
все что блестит еще не значит -
зОлото,
внутри блестяшки тоже-
пустотА.
***
Стиснешь кулачки и забьешься в кресло,
Не молчи, прошу я, не молчи!
Говори хоть что-то, чтоб я знал, как бьется сердце
В такт с горящим пламенем свечи.
Ты вчера на улицу ночью собиралась –
Ты безумно любишь летний дождь.
Мне дала лишь руку: пусть пустяк, пусть малость –
Лишь соприкасаться... Ну и что ж!
я когда-то на кон два крыла поставил,
проигрался вдрызг, - таков чудак.
Не играйся с жизнью, жизнь , она без правил…
Полюби меня на вечность...просто так....
***
В сердце нащупал тромб.
Вернее , сердце тромбом стало.
Любимая, страно в лоб
целовать, когда спина - в ранах.
Под лопатками две пустоты
два сгустка боли и яда.
если в небо ростут цветы,
значит, так надо.
***
Я покрыта чёрным. Я выпита ночью.
Заморочена.
До капли свята. До сини избита.
Забыта.
Растрачена или развенчана –
Я – женщина.
Разнузданная и пьяная –
Рдяная.
Багрянюсь от крови, купаюсь в Любови
Не мне даренной.
Я лбом о бетонность, я злая до боли,
Я – ранена.
***
Маленькая тень твоего безумья
город съест.
Видеть силуэт ночи не смогу я
даже здесь.
Натыкаясь лбом на трилистный клевер
я умру.
тени пропадут , если в них не верить...
по утру
солнца терпкий луч нас пронзит навылет
рыжиной,
из-за пелены силуэт твой выйдет
вновь живой.
Маленькая тень днем таит свой голос
от дождя,
а ночами жрет. тихо жрет мой город,
и Тебя........
***
Мир похож на собор
С розмарином и крепом,
Мир – бесцветный узор
С нарисованным небом.
Мир – холодная сталь
Апельсиновых бликов.
Мир – небесный алтарь
Наших вздохов и криков.
***
Я синусоидой дыхания
Сквозь расстояния бреду.
Гранитом бледного раскаянья
По беломраморному льду.
И вечность бьется под печатями
Бровей, зрачков, глазниц, ресниц…
Я – синусоида дыхания
На опереньи черных птиц.
***
Не важно, есть ли у сказки счастливый конец
Принцессе с принцем не тысячу лет – вдвоем.
Ее проводят отец и мать под венец
Ведь Он уедет, чтоб строить Их прочный дом.
Заминка вышла – невеста без жениха?
Но принцев много, какой может быть вопрос!
Родным не важно, что Марья без Дурака,
Иван до Марьи здесь, кажется, не дорос!
Принцессе слезы, как жемчуг речной – к лицу,
Перебесилась, и свыклась с такой судьбой.
И сказка тоже приводит в конце к концу
Но нынче это – увы! – разговор другой…
Наш мир – монетка, он просто стоит ребром
И наши годы сквозь пальцы текут, как дым.
Мы все тоскуем, и смерть в головах с венцом
Чтоб обвенчать нас с Кольцом Ненашей Судьбы.
Здесь счастье – мена. Копейка ценою в смех.
Её как камень кидают на дно реки
Решать умеют – не за себя – за всех
Страна такая – привыкли, что дураки…
И Марьи наши чужим отданЫ давно,
Но мы все строим дворцы из воды речной.
Как странно это. И, право же, не смешно,
Что только в сказках счастливый в конце герой.
***
Мне больно. Потеря…
- как будто хоронят?
- Уже не поверит…
- уже не позвонит.
Живи в одиночку!
- Как волк-одиночка…
- Рисуй свою строчку
В которой я – точка…
- Я так не умела.
- а вышло. Чего там…
- Холодное тело.
- горячие ноты!
- молчать. До безумья!
- за зубы до крови.
- Какое безлунье!
- тебя же хоронят!
- За дверью – Обида
- ушел… Потерялся…
- Улыбку для виду
- а вдруг – обознался?...
***
Наливаешь в чашку кофе,
Зонтик в угол закатился,
я на твой повешу профиль
сон, что в комнате таится.
И нарву, как раньше, неба
Апельсиновую тяжесть.
Ты пришел ко мне обедать:
Вот такая радость.
***
сны и облака – перьями
голос твой – сизый клочочек.
Всем оправданиям верю я,
Путаюсь в многоточьях.
Коммунальность двориков,
Бред алкоголиков…
-Я продаю свое сердце…
- Сколько?
***
Купи меня на базаре
За медный грошик.
Я одену на теплое тело
Летний дождик.
В проеме оконном спать буду-
Я - твое первое чудо.
***
О как же я захлебываюсь криком в твоих словах!
ты преподносишь слезы в гранёном хрустале .
и я покорно верю и шагаю, сделав взмах
крылом поломанным, и вниз лечу к тебе.
мой маленький, мой благородный принц,
твой старый лис линяет все сильней
и больше нету рыжего на нем.
длина твоих застенчивых ресниц
обманет утро, и горло мне покроет льдом.
мой принц.
ветер в твоих волосах,
соль в отраженьи заката,
льдинки в печальных глазах -
их не было там когда-то.
принц, розы вянут зимой,
им холодно и так мучительно страшно.
принц, ну почему ты седой?
ты выглядишь старше..
Летчики врут, ты понял это давно,
даже если в сводке только ветер попутный.
Пустыне цвести не суждено,
а ты упорно считаешь капельные минуты.
Ты выпалываешь баобабы с маленькой дикой планеты,
ты под стеклом сохраняешь засохший стебель,
упорно веришь, что еще будет лето,
и двигаешь в комнатах мебель
мой принц.
Две минуты - новый закат.
переставить стул и смотреть в потолок.
поверь, ветер не виноват,
что слова живут между строк.
Принц, а розы вырастут сами,
их время непременно придет.
Принц, ты тверд, словно камень,
и хрупок, как мартовский лёд.
***
Паучья тень о восьми ногах
за моей спиной.
липкая тень - мой маленький страх -
я спешу домой.
путаюсь в сумраке пьяного города,
жду рассвет.
я засыпаю от гневного холода
идя на свет.
мой мир, мой сумасшедший мир
погряз в долгах и в смуте
и пьет с утра лишь кровь.
война. сто тысяч лет война.
и живы здесь не люди -
стеклянная любовь.
Паучья тень подкрадется ближе
и тронет плечо.
она с ладоней боль мою слижет
зашипит горячо,
что все еще можно вернуть назад,
что вчера рассвет нЕ был убит.
а я вместо коленей вижу зад,
и липкую копоть обид.
***
Музыкальные ночи. Моления снов.
Сообщники тени и света.
Откровения боли. Чуждая кровь
В венах таинства лета.
подоконники мокнут от неба и ног
разноцветно промоченных в лужах.
Я сегодня похоже что мелкий, но - Бог
и сегодня я все таки нужен.
я пишу тебе письма и жду темноту
чтоб окутать ладони и плечи.
я не преодолею свою немоту,
положив свои руки на свечи.
.....................................
....................................
Мраморность век, малахитовость глаз,
Копоть волос и бровей -
Время слагает сиреневый вальс
Из счастливых людей.
***
в дружбе главное быть слепым
и не видеть ложь.
я считаю твои шаги,
ты считаешь дождь.
я ломаю крыло за крылом
и вишу на окне.
ты приходишь ночью в мой дом
почему-то во сне.
ты приходишь ,чтоб покурить
и долги считать.
ты умеешь меня убить
и умеешь врать.
ты умеешь летать за так,
за красивость слов.
ты умна, ну я - дурак,
верящий в любовь,
я боюсь тебя - не отнять
пальцев от лица.
как понять себя? взять и простить
до конца.....
***
в дружбе главное быть слепым
и не видеть ложь.
я считаю твои шаги,
ты считаешь дождь.
я ломаю крыло за крылом
и вишу на окне.
ты приходишь ночью в мой дом
почему-то во сне.
ты приходишь ,чтоб покурить
и долги считать.
ты умеешь меня убить
и умеешь врать.
ты умеешь летать за так,
за красивость слов.
ты умна, ну я - дурак,
верящий в любовь,
я боюсь тебя - не отнять
пальцев от лица.
как понять себя? взять и простить
до конца.....
***
Любви не бывает. Ее придумали.
По капле губы дарю бездумно я.
Любви не будет. Не верьте в сказку.
Любовь является одной из Масок.
***
Нашла твои письма. Нашла твой почерк.
Завязла в хитросплетениях точек.
Ты словно паук мне слова вязал,
Отражал клетки листа в глазах.
Нашла твой номер. Нашла твою память.
Маленьким черным голубем в грудь
Она упорно и трепетно давит
Кричит: «позвони хоть когда-нибудь!»
Нашла твое фото. Нашла отраженье
В кривом зазеркалье тебя и меня.
Мне кажется, воздух начал движенье
По направленью к кусочку огня.
У нас была……Ты случайно не помнишь,
За что мы тогда с тобой подралИсь?
Ветер и тучи звали на помощь
И стояли не нА смерть - на жизнь.
Целовались взасос – наповал убийство,
Обнимали друг друга в кровь…
Я сегодня решила сжечь твои письма,
В этой войне за любовь,
В войне против Бога и против Ада
Где раны как мёд сладкИ.
Я дым глотаю и этому рада,
Хоть выть пора от тоски.
Не помнишь? Ты что-то писал про лето,
Про жизнь и берез стволы.
А нынче нас в этом поганом гетто
Лбом кладут на столы.
Аккуратно пули правят в висок
Чтобы точно навылет мозг.
Я любила шрамы - наискосок
Белые, словно воск,
Над бровями дуг и льдинками глаз
Над черною мглой зрачков.
Я влюбилась бы, верно, и в тысячный раз
В рыжесть твоих висков.
Слушай, зачем нам эта затея
Честь по чести бы разошлись…
Только ты как ангел: «Не верю, не верю
Я в эту счастливую жизнь…»
ДА пойми же, оно никому не нужно –
Недетское наше кино.
Я вчера случайно разбила дружбу
Нашу, шагнув в окно.
А потом над горсткой горячего пепла
Я себя без боя сдала
Набрала твой номер, вслушалась в трубку
«Абонент отключен»… и мгла.
***
и понимая себя на миг,
мы понимаем других на век
скажи зачем ты в меня проник
мой безупречно родной человек?
***
Я почти из дождя - скорее ветер мой дом.
я наполнена.......да что там скрывать! - льдом!
я набита им до макушки от самых пят
и никто не знает, что за бесы внутри меня спят.
Я свои два крыла в камине сожгла с утра
теперь вместо крыльев у меня на спине зола.
суши - не суши, получится ерунда.
а то, что я плачу, так это, мой друг, не беда....
***
Знаешь, после солнца так трудно смотреть на предметы:
В них мало света.
Когда в спину уперся взгляд, а в руке сигарета,
Ты похожа на лето.
Слишком режет зрачки привычная сухость, тусклость, безликость –
Убегу, чтоб не видеть.
Принимай во мне первозданно-животную дикость,
Не бойся обидеть.
У стены бетонной поставь меня, расстреляй в затылок
Горстью шпилек.
Подари за каждую боль миллиард улыбок
И небо синее.
Разбей окно на пять частей души и одно сердце,
Смотри на солнце!
Предметы пульсируют, бьются тысячей Герцев
В горловом колодце.
***
Мне хочется натолкнуться на взгляд колючий твой
Толчком крови, сгустком мысли, ощущение чуда.
Почувствовать, что я все еще тот, живой,
Который вышел из сине-небесного пруда.
Одену перчатку, чтоб не оставить следов на виске –
Я хожу на руках, я белый песочный клоун.
Лодка моя тонет в горящей реке
У меня в этом мире давно нет дома.
Я тень твоя, путающая шаги
Плетущая ноги в паутину снов и желаний.
Я – беЗ-крыл-ый ангел – по сути – беС – не лги
Себе. Ты же знаешь, кто я такой,
Аня.
***
К безвременью несложенных стихов приравнивая растяженье вдохов,
я выдохи сожму в кольцо тисков, чтоб скрыть, как иногда бывает плохо
не видеть как болеет мной зима, вобрав в себя тебя всю без остатка
как снег махровым языком дома вылизывает утром гладко-гладко
Ты мною не больна - один искУс - придумать хворь и ей заветно верить,
а я - холодной льдинкою на вкус ломаю сердца двери..
Я знаю, да и как тут не узнать, когда ты тенью бегаешь по стенам,
когда моя исписана кровать чужим и теплым именем Вселенной,
когда бьет лето в рыжий барабан, задумчиво гоняя нас по кругу,
когда я просто дергаю стоп-кран, чтоб выйти в эту тишину и вьюгу,
Когда рисует небо на виске какие-то проржавленные письма,
когда я рвусь в бреду, я не в себе, пытаюсь разложить пасьянс на листьях,
Когда потом лохматая луна дает потеребить ее за ухом.....
Когда в окно мне бьется тишина, как ласточка - изранено и глухо.
***
Он собирает лоскутное небо
из осколков людей.
Ему снится осень в обрамленьи улыбок
его друзей.
Он играет песни, говорит:"вальсы",
а звучит, как джаз.
Он не любит медленно-быстрые танцы
и пишет про нас.
Он не верит, что встречи бывают кратки,
а слова, как лёд.
Он живет какою-то доброй тайной,
Зная, что умрет.
Он любит жить. Он шьет свое небо
Из гнева и боли,
Чтобы потом наполнить его
как дождем - любовью.
Его глаза -бирюза, осколок моря,
Его душа - вечность.
Он пьет с утра кофе, шепчет:"я с тобою"
он так человечен,
что понятно давно - он не человек,
а лоскутный кусочек
одеяла, которое он сам же и шьет
из душ и из строчек.
***
Ты сорвешь свой голос
Пытаясь дышать,
Твои нервы, как тросы
Лопнут от напряженья.
Ты даже найдешь,
куда сбежать,
От этой войны
За пораженье.
В войне за любовь
Нет проигравших и выживших.
В войне за любовь
Нет злых и униженных,
А есть только копоть и дым
Между тем, кто любит, и тем,
Кто
Любим.
Придумаешь сотню четких причин
Сложить оружие… Но будешь стрелять!
Для тебя нет женщин и нет мужчин,
Есть только тяга играть.
Ты когда-нибудь тоже решишь отдохнуть
И положишь дулом в висок пистолет.
Успеешь вскрикнуть и даже моргнуть,
Но вдруг поймешь, что пуль больше нет.
Ты останешься в поле человеческих тел,
На руинах душ, под смех Сатаны.
И поймешь, чего ты раньше хотел,
Выкапывая топор войны…
В войне за любовь
Нет живых и убитых.
В войне за любовь
Все пули – с целью.
В войне за любовь
Ты сам не понял,
Как стал мишенью.
Можно сказать: Здравствуй
И камешек бросить в окно.
А можно быть просто ласковой
Когда за окном темно.
И можно писать тебе письма
длинной в человечью жизнь.
А хочется - просто на листьях
рваный выписывать ритм.
И потом наблюдать, как звезды
Умирают одна за одной.
Можно быть просто слёзной
и до безумья живой.
***
я бы хотела найти тебя
и вновь обрести покой.
Но сумерки сменят картину дня
и станут густой рекой.
И смоют сумерки память льдин
что сердце мое хранит.
и я останусь один на один
С тем, кто захочет любить:
Один на один с собою самой,
Сидящей в престоле окна.
Небо погладит мягкой рукой
Сердце мое без дна.
Падая в бездну рам и ран
Я встречу пьяный рассвет...
Я бы хотела тебя найти,
Вот только тебя больше нет.
***
надо бы надо бы надо бы........
радой быть, радостью, радостной....
Аспидной мягкостью матовой
надо бы надо быть надОлбить.......
не долюбляемость - больно ли?
надо бы рядом с любовью быть
чтобы до первой до крови мы
можно ударить? из соли я!
Выкрикну глухо в подушку
шепотом: Просто лягушка.....
И на изнанку душевную
раны попрячу конечно я.
буду глотать своё "надо бы"
то, что так жутко затёрто,
стану мучнистой градиной
и перекушу аорту.
***
Проекция: на потолке две белых тени.
Почувствовать лёд стены плечом и теменем.
Прикоснуться зрачком к листу зелено-кленовому.
Осушить память до дна. Начать все по-новому.
Стереть всю документацию. Обнулить систему.
Вычертить ногтем на стекле сложную схему.
А потом смотреть сквозь нее на белые капельки
Снега. И ощущать себя маленькой-маленькой.
Написать сто тысяч писем и ни одно не отправить.
Капнуть воском на кожу под коленом – оставить шрамик.
Сойти с ума. По привычке выживать вне правил.
Потом разбиться о руку твою кристаловой гранью.
И увидеть, что глаза твои живут в цвет зеленый,
Плавят зеркало, сливаются с листочками клёна.
И мой зрачок касается тебя в улыбку и в пальцы,
Рвет ткань материальности. И схема на стекле ломается:
Просыпается снег, белит потолок и стены,
Меняется временнОй режим квартирной вселенной,
Черный каркас – мертвенно-холодные нули проекции
И ты – белой краской – пятном в форме полумесяца.
А я…Я вибрирую тысячей «Ом» в кольцо свернувшись,
Я такая же, как и ты – на потолке теневая лужа.
***
Я дам тебе на выбор две ладони:
Плечом - в какую хочешь.
Ты знаешь, я люблю твой подоконник,
Луну и ночи.
И домовой твой в полумраке кухни
Мне пишет письма
Давай молчать? И мир тогда не рухнет –
Он канет в листья.
***
Твой город утоп в листве.
В траве…
В ледяных крупинках…
А я все живу в Москве
В доме
с апельсинной улыбкой
И все брожу по парку:
Осень. Ты видишь?
ярко!
***
мягко на плечи плед
и погашу свет
свидетель – дождь за окном
и мой огнегривый дом
Давай помолчим вдвоем?
***
Давай соберем цедру и бросим на потолок,
А потом на листе бумажном нарисуем узор из строк.
И будем смотреть, как рыбки в аквариуме молчат
Давай не будем есть солнце? А просто в руках качать
Начнем его теплый шарик.
Чувствуешь: он очень маленький
И беззащитно живой,
Он твой.
***
А я обломочки в коробочку - и на сервант.
Я - рыже-белая дюймовочка, я - франт.
Одену френч - под горло пуговки - и в уголок:
Рисую на ладонях буковки цвет - уголек.
Рисую крестики и нолики - полынью пью
твое лицо по малой толике. Потом люблю
Глаза зернистые, кофейные, до острия
Ножа, что полосует луковку, любовь моя.
Я маску стягиваю плетками завязок в кровь,
Овалы - карточные домики - хрустит морковь,
И в пропасть шаг - да не единожды! - наверняка
Чтобы потом отдали ангела за облака.
Чтобы потОм - как пОтом - капельки сбегали вниз
И рыжий кот ходил по струночке через карниз.
А продавать листву втридорога так это жизнь.
Я протяну ладонь в царапинах - бери, держись!
Коль испугаешься,оглянешься – так мир большой,
Я отпущу тебя, как ласточку - владей душой!
Лети в пенаты чужедальние, меня забудь
я сяду в уголочке с луковкой……Я как-нибудь.....
***
Объяснишь?
А где возьмешь слова?
Сам придумаешь?
Голос хриплый,
выколоть бы очи
на ночь глядючи…
Я живая,
хоть и на поверку
столь бездушная,
Вот и ты
все свои проверки –
так,
играючись…
Вот те крест –
распишись на лбу
кровью голубя,
Вот те нож
– гнутый полумесяц –
бей по горлышку!
Что стоишь?
Отрекайся, милый!
Я - безродная!
И внутри
у меня не сердце –
сталь да стеклышки!
Чашу ставь,
пей за упокой
красной девицы.
Извелась.
Признаюсь сама –
вот я грешная!
Ну, давай!
Вот тебе колени,
косы,
плечи вот,
Словом бей –
улыбнусь кроваво –
я ж потешная…
Под окном
вербою склонюсь,
гнутой веточкой.
Стану ждать
нового дождя,
новой весточки.
Не кори,
виновата я
и наказана.
Ты прости,
я тогда цвести
стану
к празднику…
***
Один день из смерти. Потому что тело – как уголь:
Затвердело в нелепой позе и не хочет таять.
Один день человечности, не отработанный дубль,
Научивший меня существовать вне стаи.
Один день из жизни. Не вычеркнуть. Не переиграть.
не написать по новой в пухлом томике.
А было делов-то: стол, стул да кровать,
Да стены, на которых ночью рисовала гномиков.
Спой мне колыбельную, чтобы вечер ушел в тень.
Один день моей жизни. Самый бесценный день…
***
Почему ты молчишь? Ну же, вытяни руки мне в спину!
Видишь перья? Не бойся, тяни! – крови больше не будет.
Я приличия ради сострою скорбящую мину,
Снова стану бескрылой. А кто меня в этом осудит?
Я устала. В семнадцать
мне ближе полвека по весу,
И по вере –
По ней и воздастся, коль спросят к ответу.
Я устала летать, потому что хочу свое место
Уголочек хотя бы да малую толику света..
Ты же ангел! Ты знаешь,
Что значит желать о т р е ч е н ь я -
Ты и сам отрекался:
Два шрама в зрачках и в ладонях.
Не суди меня, слышишь?
Прости. Я прошу о прощеньи,
О прощании с небом…
Рви крылья! А я – в подоконник
Мокрой пяткой –
От снега и слёз облысевшей березы.
Я трезва, как монашка,
сумбурна, как конская грива…
Или правильней будет сквозь зубы цедить: «я тверёза»?
Руки в спину!
Иначе я прыгну, поскольку – спесива!
Руки в спину, как камни –
Ну! брось в меня первым – так легче!
Руки в спину!
Бескрылие давит и - знаешь ли – лечит.
Видишь шрамы?
Они остаются всегда – ты последний и первый.
Зарастет. Зарубцуется.
Всё это – внешние нервы……………
___________________________________
а перья набей в подушки – будут сниться теплые сны.
Я налью тебе чая в кружку и мы доживем до весны.
***
Я наверно дышу. Просто
Немного другим воздухом.
Город кровью венозной
Тащит людей по улицам –
Он слишком нервозен.
Слишком зациклен
Цоколем многоэтажек
зарАжен,
затянут в серый.
Заперт в обоюдоострые стены.
Заключен
В огромное грязное
Безобразное тело –
А сам – душа бабочки.
Девочки, мальчики…
С тысячей щупалец
И глоткой, орущей автомобилями
С дыханьем зловонным
Заводов,
Небрежно из бетона вылепленных.
И молекулы тел людских
В сне летаргическом
Мечутся
Калечат себя о тонировку стекла
И стен………
Ночь.
День.
Электрический свет:
Сломать?
Да!
Нет.
Мы – сны.
Вчера упали с луны:
(Суок затянула на шее бант
Слишком туго.
Принц выжил
Но стал пустыней выжженной,
Тенью круга.
Лис постарел.
Пружина лопнула – хлестнув по лицу.
Город…Город как мел
Стерт о черный асфальт.
А жаль…)
Больно: разбили колени.
Город – темпоральное
Кольцо времени.
Вырвется,
Грудью расшибет
Снег.
Крикну в сухие крыши
Пустотой многоэтажки:
«я – человек!»
ну а как иначе?
Слушай
город…
он, кажется,
Плачет…
***
Тонко.
Внутрь стекла синего
Пробиться пульсом.
Ворваться в тебя,
Вторгнуться,
Развернуться внутри шаром
Обоюдоострых кинжалов
Губ твоих коралловых...
Врала мне.
Приносила сны на подносе
Прикуривала от свечи
Ночью писала
На стихи доносы...
Молчи!
Твой голос – гадюка
Безопасен на вид
В ушной раковине
Кольцом туго
Свернулся. Спит.
Ждет дыма моих
Вос – поминаний.
Сожрёт под ноль
Флаги тела твоего –
Тонкие шрамики с пометкой
«лю-боль»
Выпила меня.
В колбу, в бутылку легла,
На рУки поставила:
«пересыпай песок вниз!»
обезглавила
тонко – пульсом:
де-воч-ка,
ты-вне-пра-ви-ла-иг-ра-ла-в-жизнь.
***
Уронили!
Лопнуло внутри что-то тонкое,
что-то хрупкое, как твои пальчики.
как твои бантики - лёгкое
в сигаретных дырочках чёрных.
почти мёртвое,
уже не болЯщее
просто дАвящее
паутинкой на мозг.
Нарисуй мне мост!
На спине - от крыла до крыла!
Видишь - шрамами
на веночки пропасть легла.
Разверзнется -
и хлынет из меня красная грязь
Очистительная
рука твоя.
Давай! Спаси меня!
Нарисуй мне мост!
К зрачку
Крошечное семафорное
окошечко
приведи рельсами...
Просто д о в е р ь с я мне,
потому что
Меня разбили сном обо сне.
Я теперь - половинчатая.
От осколка зеркального
трещинка
на амальгаме
Улыбка натянута:
Губастая от помады.
нарисуй мне мост!
мне очень надо....
***
Открывай, я пришла одна.
Вытолкни из окна.
Тонкою ниткой грань:
Руку мою порань.
Вниз головой луна.
А за стеклом весна.
Открывай. Я пришла. Одна.
***
Я снова пришла одна. На постаменте неба
Пьяная вдрызг луна. Небыль.
Кажется, снился гром в завязи снегопада.
А в комнате тишина и прохлада.
Посели огонек в камин – ему там самое место.
Выгни дугою спин сложенность вместе.
Дом мягко качнул утес и мир опрокинул в пропасть.
Он важное что-то нес. Да вот - бросил.
Выпусти дым из труб – небо коптить привычней.
Вздохни губами у губ. Дай спички.
Прикурю. И спалю луну в завязи снегопада.
Ты тоже один – ко дну, только Вверх падаешь.
***
На столе две кофейных чашки
С густою горячей глиной.
Я слеплю, а ты раскрасишь
Сердце мое пластилиновое.
Мы будем его аккуратно
Пришпиливать к френчу иглой,
Но потом останутся пятна
По цвету схожие с мглой.
Натянем на кожу маску
обязательно - Арлекина.
Я рассказу тебе сказку ,
Ты выпьешь две чашки глины.
Нам выпадут пики и трефы,
Найдутся король и дама.
Ты жизнь назовешь блефом.
Потом позвонИт мама.
Мы долго не станем спорить,
Арлекин на лице заплачет.
В чашке получится море.
И нА море будет качка.
Мое сердце в итоге треснет -
Пластилин - хрупкая штука.
А мы останемся вместе,
И больше не скажем ни звука.
***
Город. Дома. Набег.
Небо. Кирпич. Окно.
Сны. Ожиданье. Век.
Боль. Ненавижу. Дно.
Красный. Любовь. Душа.
Парус. Вода. Стекло.
Ветки. Крыло. Дрожать.
Принцип. Вмешаться. Зло.
Ручка. Мочалка. Хвост.
Крыса. Луна. Доска.
Соль. Одуванчик. Гроздь.
Губы. Гроза. Рука.
Солнце. Веревка. Волк.
Действие. Голос. Яд.
Комплекс. Надежда. Ствол.
Каждое. Слово. Я!
***
Выбиваются звуки из стиснутой глотки кого-то в колодки, кого-то - в тиски,
а сердце в груди аритмичной походкой желает пульсацию втиснуть в виски.
Как больно, как странно, в тебя, словно в рану ладонью, разрезом руки ледяной,
Водою из крана на гранях стакана зрачки расползутся "ты мой. только мой".
но как же привычно ты выкинешь спички и дымом надломишься в области рта!
Все так, как логично. Все лично. Все спично. И ломко и хрупко, как пустота.
***
Я выбью словами саму себя, как ковер на снегу распластаю хвост,
я - дитя мая, ты - января. Мы построены в шаг и впечатаны в рост.
Мне все так же больно, как год назад, ты и сам все знаешь - я - просто крен.
Одиночество заперто в зоосад камней и стеклянных витрино-стен.
Мне все так же жутко от снов и птиц, от лиловых бивней лица луны,
Я боюсь влюбленных в меня убийц и не знаю, стоит ли ждать весны.
Я забита в угол: под стать мышам: серый цвет лица, серый мыслей цвет.
Я могу лишь сизым огнем дышать сигаретных пачек твоих побед.
Я могу лишь мерно считать на крик, Аритмию сердца зажав в кулак.
Я умею плакать в следы улик, но зачем? Они утекут и так.
Не песок и даже уже не соль, не вода, а просто стеклянный гроб
Мое время, выжравшее любовь. Или вЫжавшее? поставь мой ковер в сугроб.
***
Осень. Аритмия вдохов.
мне сегодня слишком плохо.
Сырость в красочном конверте.
Осень. Аритмия смерти.
вдох на выдох - хрип да кашель.
Осень в цвет луны раскрасишь
краски - шелуха со стен.
растворять по новой - лень.
так и будешь по кусочкам
складывать все листья в точку
А потом сожжешь мой дом.
Осень - аритмия снов.
***
Мягко в кожу.
Вонзить хризантему
Обязательно – желтую.
Потому что это – цвет смерти.
Не тревожь меня.
Я придумала теорему
Жизни. Теперь доказываю
Ее на собственном сердце.
Препарирую.
Вены – открытая рана.
Вбери меня в губы
Чуть глубже и мягче чем раньше.
Обними меня.
То, что кровь – странно.
Просто я – глупая.
И ты на век меня старше.
Раскрашиваю
Вроде и мел, а стены
Посыпаны черным. Значит
Асфальт встал на дыбы. Похоже?
Не спрашивай,
Как долго – больная тема.
Я все переиначу
И стану тебе просто прохожим
А_Н_Г_Е_Л_О_М.
***
затяжной осенний глубокий крик.
Я твои картины умею дышать.
Как маска из воска – бледный лик
И кисти в губах дрожат.
Ты рисуешь на стенах чёрный цвет
И они истекают им, словно соком.
Город похож на коробку конфет,
Здесь до ужаса одиноко.
Ты застрял в междумирьи своих снов
Между чужими раем и адом.
Потому что чёрный – наизнанку любовь
И с таким же привкусом града.
Ты привык, что здесь пули идут в висок,
За спиной крылоплащье и гогот.
Ты был сильным до грани – насколько смог,
Но сам чёрным истек, как город.
И стал цвета «грязь» нарисованный мир
По вкусу – картоно-бумага.
А ты… Ты просто кисти отмыл,
И исчез, как любой бродяга.
***
Перекрась меня
Под цвет обивки своей.
Откричись в меня
Клёкотом снегирей.
Словно бабочку
Под булавку, на плюш:
Приколи меня
В категории душ.
Вот коллекция –
Серебристый фасад,
Стены вертятся…
Так чему ж ты не рад?
Перекрась меня,
Чтоб я тоже – под цвет:
Ярко-снежная
Королева Конфет.
***
Выбрал меня под изгиб мебели,
Даже возможно – ножки стула.
Выпил, а потом молча спел меня.
Ты – умный. Я – просто дура.
Каждодневьем обрезал ресницы и волосы,
Пришпилил к мрамору стен.
Вывязал, нет, выплел голосом
Мою восхищенную тень.
Потом разделил на доли равные
Мысли, желания, сны.
Усыпал цветами и сделал картой
С изображеньем луны.
***
кАпельно.
Тело на снег.
Строчками:
я добегу.
Угольный
Камень побед.
Пальцами
Спину в дугу.
Не читай меня, не трави меня,
Обними меня, заморозь меня,
Сердце алое, губы синие,
Я всеслабая, отогрей меня.
Точечно.
Впишешь в пупок
Пальчиком
Милое «ты».
Кошкино –
Шрам на висок
Мальчику
Из пустоты.
Не люби меня, не тоскуй по мне,
Не смотри в глаза, поцелуй во сне,
Заморозь меня, губы спелые,
Я всесильная, что ж я делаю…
Кроличье.
Бьется в язык.
Девичье
В ракушку губ.
Колется:
Что-то постиг.
Пенится
Солью на круп.
я замерзшая, но оттаяла,
все что было там – было правильно.
все, что сделано, все ко времени
я люблю тебя. Отогрей меня.
***
К окну в пол-оборота.
На счету – уже три аборта.
Дождинка в круг –
Не-враг, не-друг.
Битая.
Раз, наверное, тридцать.
Сил уже нет
Чтобы злиться.
Застыну, вздохнуть пытаясь.
Не влезу, как ни стараюсь
В эту шагреневу кожу.
Не стану моложе.
И старше тоже.
Потому как – уже невозможно.
Вчера били всем скопом
Дождинку.
Под микроскопом
Расположили тело:
«три аборта сделала!»
и в спину – ошмётки
четко
чечеткой.
На злобу дня:
Били – меня.
***
Выпью валерианки.
Пальцы крестиком за спиной
на случай жизни.
Все в порядке.
Кажется, я тороплюсь домой.
виснут мысли
не добравшись до паутинки мозга.
всё так просто.
и так серьезно.
Сломаю улыбку о зубы,
выкрою новый плащ
из своей же собственной кожи
с крыльев. ты только не плачь.
Заскольжу рукою по телу,
отдавая теплу тепло.
я умею, если хочешь, быть смелой
это не-тяжело.
Чужую ответственность с плеч,
Видишь - уже летаю.
Растворяю собственный мир
в снежинках цветных реалий.
Валерьянки пять капель в язык
и успокоюсь на сутки.
ты тоже уже привык
к сумасшествию,
мой
Незабудка.
***
Вот видишь, как все получится…
Ковер зеленою лужицей
Умостился на пол, вписался в быт
День за днем тает и спит.
Три бабочки – странноцветие.
На потолке – созвездия.
Вот видишь, проще не-вместе нам
Молиться Богам.
В груди – рваная трещина.
Сердце – с аукциона.
Ярая, томно-зловещая
Судьба на ковре зеленом
Карты кинула веером,
А я ей сдуру поверила…
Вот видишь…
*****
Обними чуть крепче –
Без тепла стыну…
Маленький кречет –
Клекотом имя.
Впишись в обстановку
Грудой книг у кровати.
С моей недомолвкой
Пожизненной «хватит».
На четыре капли
Плавник расцарапай.
Дальше – легче грабить
Когтистой лапой.
В районе сонной
Пальчиком хрустни!
Убивать птиц
Почему-то грустно…
***
Я не соберу в очередной раз долги,
Выкину к черту чемоданы с платьями,
Я не буду больше плакать на луну:
С меня хватит.
Усталость – почти что разновидность свободы
Похожа на одиночество.
Попытайся договориться сам с собой
Обратившись по имени-отчеству.
Больше не звони – все равно утопился мобильник.
Больше не пиши – адресат теперь потерян.
Я, знаешь ли, разбила любимый будильник
И поменяла вокруг всех замков двери.
Отбила запах, искупавшись голышом в спирте,
И меловые дорожки вен стерла тряпочкой.
Даже если ты очень захочешь – не находи меня,
Я больше не стану привычной душкой и лапочкой.
У меня внутри лопнуло что-то ценное:
Этакая незаменимая пружинка-дурочка.
Аккуратно горят фотографии памятно-стенные,
Пляшущие под мою сигаретную дудочку.
А что осталось… Осталась ключевая вода в чайнике
Мои словесные автопортреты в любой из книжек.
Я не собираю больше подати зла и отчаянья
Потому что сбросила вчера свое прошлое с крыши.
***
Вижу - не вижу… Сыграем в прятки?
Только по-честному - сеть большая.
Ты как обычно, мол, все в порядке.
Брешешь. Твои я порядки знаю.
Снова пустой холодильник в кухне –
Ты покормил бы его – ведь сдохнет.
Я же привыкла в «рухнет - не рухнет»
И от своей бессвязности глохну.
****
Вчера закончилось энное лето,
А я запуталась в векторальных стрелах …
Город теряет воздушность цвета,
Вползая в ноябрь своим телом.
Моя жизнь происходит чуть-чуть иначе:
Поменялись местами мечты и мысли.
Боль больше не входит в мои задачи,
Она не имеет смысла.
Человечьи тропки на тротуарах –
Живых отслеживают по следам.
Все меньше вижу влюбленность в парах,
Все чаще бегу, как вода.
Маршруты привычек, как связка отмычек,
Я прячу их глубже, чем стоит теперь,
И словно блюду заповедный обычай
Держаться земли и корней...
Но знаешь, порой набегает такое -
не спрячешь глаза, не закроешь уста,
не вынырнешь в мир, не дождешься покоя -
изгложет нутро пустота.
И память - вот стерва! - рисует примерно,
как девочка, в юбочке, с карандашом,
Узоры тебя на руках моих нервных,
и ждет, что же будет потом.
А я уже знаю - там теплое лето
там птицы все сплошь василькового цвета...
Сегодня начало энного века.
Кажется, город устал от снега.
Кажется, лужи закрались в души,
да я и сама устала от стужи...
Заоконное небо звездопад разделил
на равномерную цветовую спектральность.
и люди бьются изо всех сил,
чтоб поверить в твою сюрреальность.
Сколько лун ты нарисовал над тазом
с мягкой прозрачной водой моря?
Я дышу в своей кухне твоим газом -
травлюсь, пытаюсь мозг успокоить.
Ритм сердца сбивчат. в агонии рыбки :
я вчера порошок стиральный в аквариум
Сыпала. От совместной нежной полуулыбки
душа превратилась в клубок змей из террариума.
В тонких прожилках листики амаранта.
Я сейчас похожа на эмигранта:
бегу в снег от дождя, из огня да в пламя,
строю кирпичные монументы меж нами.
далеко не сбежать - на чердаке пыль.
гадали раньше на картинах твоих: "нЕ был - был"
рисовали вместе тонкие лучики
самого чистого света, самого лучшего.
ты мне нос испачкал в рыжую гуашь,
сказал, что я теперь - тоже твоя картина,
и что ты меня никому не отдашь,
потом вылепил ангела из теплой глины.
Ты поставил его на острую грань
подоконника и ждал, чтобы бусины влаги
испарились на солнце. ты ладонь поранил
о его крыло; и решительным шагом
отправился в кухню бинтовать раны.
я долго слушала шум из крана
бегущей воды.
оттирала следы
красной "краски" на белом-белом полу.
а наш глиняный ангел до сих пор в углу
лежит. Вот оно , мое прошлое
в прожилках августовско-майской дрожи
так непохожее на настоящее
как котенок беспомощное, незрячее..........
через пять недель ты вернешься и все будет так:
Мы вместе полезем на пыльный чердак
Отыскивать в скопищах солнца и пыли
Те кисточки дней, что так долго копились.
Ты возьмешь акварель – она легче воздуха,
А может пастель – нежную, мягкую.
И в тебе не будет одиночества взрослого,
А что-то новое невозможно-яркое!
(Нет! Я чувствую, ты решишь, что гуашью
Так волшебно выписывать город с крыш.
По каплям его аккуратно раскрашивать...
Я еду. Я знаю, Москва не утонет,
Не рухнет под градом из льда и огня,
Не грохнет гранатой, не ахнет под бомбой,
Ее наши души хранят
***
ты слышишь дыхание ветра в траве
прошлогодних листиков запах?
небо такое же в зимней Москве,
как у вас - на заснеженных лапах.
Струйки воды по лопаткам бегут
испаряясь в районе рёбер.
я знаю, ты рядом. ты тоже - тут.
и я набираю твой номер
в своей выцветшей памяти с клавиатуры,
словно тела нежную акупунктуру -
каждая клавиша - отголосок дыхания.
я сосредотачиваю внимание,
прикасаясь к чутким окончаниям нервным
и пишу письмо последнее-первое,
просто письмо без пути назад
потому что знаю, что жив адресат.
и тебе мое здравствуй - диастола сердца -
тоже когда-нибудь поможет согреться.
*****
Треснут губы от матовости красной коростой.
Запрещающее взвизгнут тормоза по льдистому.
Подгоняя трупики птичьи под ГОСТы
Шорохи пуль накачаются смыслами.
В подворотне ближайшей воздух бархатный,
Ну же, маленькая, каблучками процокай мне!
Переиграю со своим характером
Разобьюсь зимой в полуденном сне.
***
Колосья пшеницы,
густые травы,
бабочки, птицы -
твои телеграммы
с другой планеты,
где вечное лето.
я помню это.
***
На "позвонить" тебя не хватит.
на "убежать" - мои два шага.
из хомячка домашней масти
я перекрашена в дворнягу.
из пальцев на клавиатуре
под утро вырвутся занозы.
ты знаешь, я по жизни - дура,
и у меня из стекол слёзы.
да ты не бойся - не вольфрамна,
твой монитор гореть не будет.
я бы вернулась, да куда мне?
не в хомячки же! и не в люди....
болтаюсь между дном и солнцем,
прикованная к клетке комнат.
и сердце бьется-бьется-бьется:
дай бог, чтоб завтра ты не вспомнил!
***
надтреснуто звук уронится в синее и замрет.
на многоточие буднично кинется черный шёлк.
впихну коряво секунду жизни в прошедший год,
порву все струны - а может в гулкости есть свой толк?
сто восемь кнопочек одиночества на двери:
нажав любую услышишь шорох камней о дно.
дождь выбьет окна, размоет буквы, а ты смотри
как пляшут капли в бесцветном глухо-немом кино.
***
Никто не поверит, что так и бывает,
что осень свернувшись клубком
ложится под дверью и ласково тает,
как первый апрельский гром.
Никто не услышит шагов осторожных,
ни шороха, ни щелчка.
Никто не поверит в мою невозможность
открыть щеколду замка.
Но осень под дверью холодной лужей
растянет свой пестрый плед,
И будет ждать, пока вынесу ужин
ей. И явлюсь на свет.
Никто не узнает, что ей больше ливней
нужна будет чья-то душа.
А город застрянет на стыке бивней
Холодных. и станет ждать.
Клокочущий голос смешает дыханье
в шипучий густой коктейль.
И осень под дверью зашепчет тогда мне:
не бойся, открой, поверь...
В преддверии взмаха руки осторожной
я просто закрою глаза.
Никто не поверит, что это возможно,
Что дверь открывать нельзя.
и в горле застрянет минутная свежесть
от ливней ее руки.
Возьми меня, осень! до капли, всю нежность!
я СЛЫШУ Т В О И шаги...
***
Цирк переехал. Клоуны остались.
И в грязные потеки от помады
ты тычешь пальцем, радостно кривляясь,
а я шепчу: "родной мой, ну не надо".
От штукатурки грима только пятна,
губ уголки подернуты тревогой.
все смазано, размыто, неопрятно,
невнятно как-то...
Плачется в дорогу...
Цирк переехал. Брошены на паперть
стареющие цирковые дети.
им остается только тихо плакать,
рисуя угольком на парапете
цветастый купол, пеструю арену,
улыбки лиц, аплодисменты, "Браво!".
Мне больно видеть эту злую сцену
поскольку цирк.....он не имеет права.....
***
А утром на плоскости ляжет роса
время грянет сквозь облака
и докоснется до пальцев твоих
теплая чья-то рука.
узор станет бледен и клавиш печать
сотрется с линий руки.
ты услышишь в воздухе отсвет печали
истертый о наши шаги.
Шуршит беспомощно и тихо
у изголовья...
Быть может это - тоже выход:
Блевать любовью.
когда застрянет у гортани
куском кровавым,
И по наитию на грани
из лева в право.
Все перестроено на ощупь,
кругом осколки,
и сердце в принципе не толще
стальной иголки.
блюю шуршащим я под всхлипы
у изголовья...
наверно это тоже выход -
травить любовью.
***
как же с тобой разговаривать?
ты и не ты....
зацепилась за острые камушки
совместных
перекатываемых языком по нёбу
болезней
душевности.
в собственной однодневности
шепотом попрошу: смени клоунов
на своей странице...
у них слишком прозрачные лица,
а хочется - грубую лепку,
с лица слепок
глиняный.
чтобы хрупкий и черный,
прошедший огонь и трубы...
Длинным веком не хвалятся - длинно целуют в губы
и змеей волос по плечам бегут длинно...
Знаешь, еще хороши из пластилина
современные маски ...и из фарфора..
ты теперь у меня в фаворе!
загляделась в окна...
семи строк слишком мало мне..
***
Капают на паперть смазанные лица
Сахарною пудрой ночь для дня осталась.
может быть забылось, может быть - приснится,
может просто спьяну птицей показалось
сумрачное лето в капельках росистых:
лопухи-ладони в теплом чернозёме,
и глаза по цвету не светлей землистых,
и губные дуги в мягкой полудрёме.
может быть и вправду мне дышало в спину
и звало, рассвету подставляя щёки,
и лепило Бога ржаво-желтой глины,
оставляя молча дуг надбровных стоки...
ночь, уткнувшись в ухо, влажно говорила,
что прошедшим летом не тебя лепила,
что к зиме не вспомню спьяну да с дороги
ни свои заботы, ни твои тревоги...
только белой пудрой день укрыл мне плечи,
растревожил память, выпорхнула птица...
я листаю томик, ожидая встречи
с самым светлым летом...
Мне оно приснится.
***
Оторваться бы от земли,
откреститься бы тем, что дура.
бьется ласточкою в пыли
растревоженная фигура.
Черный куб на стене повис
закруглившись в черную сферу,
Видя в этом свой тайный смысл,
Легкокрылости птичьей меру.
Тонкий хаос пронзил насквозь
Переломленный дома остов,
Перебитую жизни ось,
Звук струны, порвавшейся просто.
И вдохнув ночную звезду,
Я катаю ее под кожей.
И чего-то все так же жду:
Очень трепетно и настороженно
***
Как же мне хочется не захлебнуться
От накатившей горлом волны!
Нежно ладошкой к тебе прикоснуться
И напророчить волшебные сны!
Сколько же солнца в тебе, сколько света:
Можно согреть миллиарды планет!
Можно продлить уходящее лето,
Можно дышать в васильковый рассвет,
Можно….да просто сидеть на качелях
Старой уютненькой дачи своей,
И растворяться в душистых неделях
Чувствуя кожей пульсацию дней…
Как же мне хочется не захлебнуться
Этой любовью – живой и густой!
Просто однажды взять и проснуться
Где-нибудь рядом с тобой.
***
Ожидание. Ну а нынче - билеты в август.
Расстояния видно тоже приносят радость.
Перепрожито. Перемножено. Пережато.
Богу божие. Мне не нужен был провожатый.
Рельсы сцепками, словно пальчики у Мальвины.
Пересмешники! Перемазали Бога глиной!
Половинчато переделы легли на травы.
Птице птичье лишь. До Хароновой переправы
Больше долгого, дальше светлого, ближе шага.
Свечкой тонкою полыхну в тебе, как бумага.
Гнутой веточкой… Ну да было уже, не стоит!
Что ж я – деточка? Одну ночь всего – на постое,
Перебежками, пережатьями сухожилий,
Пересмешками: прилюбились – передружили,
Переплавили, в письмах – плакались, молча – врали,
Не преставилась. Только что-то видать, украли
В серединочке, в междометиях да предлогах.
Таю льдиночкой – хлюпкой лужицей на пороге…
Лету летово. Свету светлое. Чуду – чудо.
Не поеду я… я сегодня в зиме побуду.
***
Еще чуть-чуть и мне не хватит
Ни слов, ни рифмы , ни удачи,
И горло судорогой сдавит,
И запою тогда иначе,
И снова, захлебнувшись болью,
Пойду с тоской на мировую:
Натру раненья белой солью,
Да крест дубовый расцелую,
Да на живую вскрою раны,
Чтобы до звезд в глазах померкло.
Сегодня притворяться странно,
Когда я – Фениксом из пепла.
Еще чуть-чуть и время ухнет
Набатной тяжестью над миром,
И в голове усталой вспухнет:
«Не сотвори себе кумира!»,
и тяжесть сущего придавит
к земле обрубки откровений…
но лишь тогда проснется память:
встать пред тобою на колени.
***
что-то много во мне святости – как усталости – тихой радости,
светлой грусти за все содеянное, за не вспомненное да потерянное…
что-то много во мне битого – перепетого, пережитого,
с пересудами-кривотолками... белой шкурой *собаки – волка ли?*
на снегу распластаться надо бы… То что святости много – рада я,
только радость - с кривой усмешкою, с пересудами да с насмешками,
с кривотолками… Лёд хрустит! Ну да Господи нас прости!
***
кошусь на сумрачных птиц
сквозь проржавленность глаз
переправляюсь в первый раз
в синеву чужих ресниц.
"вчера" сложилось с "потом".
вошла привычка в азарт.
колода меченных карт -
чтоб построить хрупкий дом.
придется снова менять
окоп на тысячный рубеж
и красить волосы под "беж"
и по слогам объяснять,
волной волнений душить
у горла всполохи всех гроз.
сегодня сотый наш психоз,
как попытка не дожить.
щербатый крик твоих детей,
их обнаженность на вольт,
попытка выменять плоть
на перекрестке рук людей.
осточертевшая игра:
на утро - кровь в белке,
и кольт в левой руке,
и эта зимняя жара…
***
Ты вчера из бумаги вырежешь крест
и пойдешь на мосту собирать звезды.
в нашем зале игр больше нет мест
начинай представленье, выпускай грозы.
Чернота зрачков вберет потолок.
перекрашу дом в цвета рыжего клоуна.
у меня в горле словесный поток,
а сама глотка, как колодец бездонный.
в чаше – мертвой воды на три глотка,
в заснеженных комнатах нежность дымом.
губы стянуты нитками в три узелка.
я буду сегодня лишь твоим мимом.
лицо белым-белым
руки - мелом
глаза черным-черным
и в жесткое порно.
бессловесно-тесно
не хватает места,
безусловного рефлекса
до крика - всплеска.
Завтрак в постель будет лишним шагом
мои двери схлопнут вселенную в точку
твой крест воспламенится, как любая бумага
и огненной буквой вольется в строчки.
На занозы от крыльев ты наложишь вето
Разрешив лишь на «Вы» к тебе обращаться.
Мой вдох сольется с туманной Андромедой.
Какая к черту сейчас сопричастность?
по натянутой леске
обжечься лестью
на круги своя
и в пламя дня,
но лицо белым-белым
а руки - мелом
и зрачки черным-черным
в твоем жестком порно.
И рефлекторно биться
На тонкой спице
Твоего флага –
Креста из бумаги.
А потом разлететься
На четыре сердца
И сыграть пантомиму
Неповторимо.
***
Я пишу тебе холодные письма,
Заворачиваюсь в ветер и вьюгу.
Суррогаты дней, мороженных жизнью,
Принимают наши души друг в друга.
Через стекла перекрестки узоров
выплетают две танцующих тени.
Монологово веду разговоры,
Монолитно замираю на сцене.
Получается, что дышится в спину,
И до крайности - желанье быть слабой,
А выходит лишь обычное - сильной
да в избе горящей - русскою бабой.
И скрипит на сердце старое что-то
словно лето заморожено плачет...
и сидим с котом как два идиота.....
Ничего письмо такое не значит.......
***
Знаешь, у меня вчера сломалось,
Трещины легли до горизонта,
Ничего в ладонях не осталось,
И в углу теперь пылится зонтик…..
***
с девятнадцатой снежинки начинаю считать..
мебель в комнате светло-зеленого цвета.
взгляд уткнется в подушку, подушка - в кровать
и послышится шорох: я еду........не еду.....
Непонятное что-то сожмется в груди
и раскроется нежным цветком на ладошке
белый снег....почему-то он тает среди
теплой комнаты....Лужицы не- понарошку...
Взглядом в небо уткнуться... прощенная блажь
выбирать ту звезду, под которой родиться....
Я укутаюсь в зимний серебряный плащ
и пойду погулять и...тебе вот присниться.....
***
мое сердце повисло в районе будильника.
двигаю ночью мебель в комнатах.
не могу слушать скрип тишины - хочу шума и грохота.
зацепилась пальцами за янтарный осколок
керамической статуи ежиного бога.
мне кажется, что меня уже год - слишком много.
тень улитки ползет по стене аквариума.
влажно-желтый взгляд податлив, как мякоть
спелой груши... Мне хочется стать твоим белым флагом.
разрушаю себя изнутри.. . Раскручиваю
самые важные винтики жизнедеятельности.
мелким почерком пишу письма с пометкой "давней недельности".
а знаешь - на деле все просто бумажно
важно – отважно – овражно - так страшно
змеем воздушным в руках послушных
ка-пель-пел-а? Не – помню – не понимаю...
Капелла...хор...систолически сердечную мышцу сжимая
Выжи – маюсь? – ваю? зазубриваюсь зарубками в память
давИть?
о да, твое дыхание в ладонь давит!
Кап-кап-кап...я двигаю мебель
по медленной траектории времени
собираю дома - разрушаю дома
са-ма-ма-ма.....
2
снюсь Японии по ночам....Или может быть Лондону?
дышу с присвистом - то жарко, то холодно...
Ангиню - горло изнутри - два апельсиновых шарика
в теле большом человечьем заключена душа маленькая.
Ангел мой...Мне бы чуть-чуть уютности кресел и столиков,
не слышать шепот твоих семи фарфоровых слоников,
мне бы чуть малины в язык - и пять дождинок на веко...
мне бы сбежать в Японию...заблудиться.......уехать....
В горечь чайную не надо две ложки сахара,
я болею сегодня бледной нежностью сакуры.
Не тони в глазах: у меня и ухмылка - скорбная!
апельсиновым цветом спеленута вся я, скована!
не тронь меня.....
3
Отливает бронзой закат...
Или медью?
каждый лучик - солнечный яд.
пью последний
кубометр теплых дождей
и рассветов.
отражаюсь в лицах людей...
скоро лето...
***
Не то чтобы зацепило - прошлось скользящим.
трудно у белой башни слоновой кости
плакать тебе в жилетку, но быть незрячей,
и прятать руки в карманы, играя взрослость.
Нитка в клубке не вьется - ложится сетью,
путает паутиной чужих сомнений.
В башне слоновой кости под запах смерти
пляшут две сумасшедших горячих тени.
В рыжее перекрасившись, пьет царевна..
сказки, они обычно в финале бьются..
Быть заточЕнной в башне ведь тоже скверно..
А счастье обычно любит с каймою блюдца..
Ровно семи дорог здесь сошлись суставы,
В башне слоновой кости клубится сумрак,
Знаешь, царевна тоже давно устала,
Ждать своих суженных, горькие думать думы...
Ей бы заточку тонкую под лопатку,
чтобы не биться сердцу, не виться нитке,
ей бы такое сделать, чтоб стало гадко
видеть свое лицо с гримасой улыбки.
Знаешь, она ночами кромсает воздух
хрупкими перетяжками сухожилий.
Трудно в слоновой башне быть очень взрослой -
Проще с мордой драконьей лететь на крыльях.
Веришь? Не зацепило, прошло скользящим...
сердце теперь как камень - бросаешь в воду.
Плачу тебе в плечо, оставаясь зрячей
башней слоновой кости древнего рода...
***
Удержи равновесье мое между внешним и внутренним.
Оступиться разок мне позволь , вниз зацокать минутными
перехлёстами нежности в нежность. Дай сесть в позу лотоса,
задыхаясь от громкого шороха нашего голоса
В пять - свиданье с тобою. И я облачаюсь в банальное
Бирюзовое, вязкое, с тонкой на шее оборочкой.
Знаешь, ты криминальна лишь тем, что почти идеальная
твоя хрупкая плоть и зрачков безначальные точечки.
Перепады давления... Дай удержать равновесие
между сладкой истомой и губ перетянутой стрелочкой.
струны точками родинок рвутся, а ты мне не верила
И считала, что петь в переходах - фальшиво и мелочно.
По внезапным асфальтовым трещинам вспомнится ряженость
под шута на балу... Босиком прогуляюсь по невскому..
я люблю тебя, странная, даже сквозь эту загаженность,
даже сквозь пересуды и маски - всю трепетность женскую...
БеззамкОвую дверь запирать - бесполезные хлопоты:
Я ломаюсь в дороге, на столиках баров экспрессовых.
Сделай вид, что давно не встречались, вбери меня грохотом
пестрых веток метро, и впитай мою сладко-болезненность.
Дай же мне удержать перепад между внешним и внутренним!
Переставить сердца. Оступиться под утро бесснежное.
Дай проснуться в тебе, моя светлая, мудрая, блудная,
И струиться по венам порывами трепетной нежности.
***
Выпью с утра молока -
лучше коровьего,
потому что глаза у меня
как у теленка.
Ляжет на горло рука -
странное с кровью.
Душа уставшей женщины,
а тело - ребенка.
Уже не хочу вешаться,
стреляться тоже.
А верить в светлое -
Пустые затраты времени.
Просто хожу до дрожи
ожогом по коже,
пульсируя точкой жизни
в районе темени.
Девочка, говорят
что у одиночества
Нынче один цвет:
последний из радуги.
А мне теперь совсем
ничего не хочется,
Фибры моей души
скатаны в валики
Которыми красят стены
твоей странной кухни
В фиолетовый.
А он все так же тебе -
по-разному.
Вот поверишь глазам теленка
и мир рухнет!
Пойду, попью молока...
фиолетово - грязного.
***
Окуклиться…Потом стучаться в сердце
Колючей веточкой крыжовника. И плакать.
На улице прохожих толпы… Скерцо…
Крещендо… Гулко снег разводит слякоть.
Нахмуриться. За синевою брови
Истаять, как последний лучик солнца.
Запутаться в своих же токах крови,
И быть звездой на дне глазных колодцев.
Рассыпаться на миллиард пылинок
И танцевать на ржавых перекрестьях
Двух автострад. Запечатлеть на снимок
Вселенную неоновых созвездий.
И вырваться из кукольного плена
Стать бабочкой, живущей только сутки.
Стать бабочкой – огромною вселенной,
Распахнутой, дрожащею и чуткой.
***
Вновь к Новому Году худеть и пить вино
Рубиново-красное, с привкусом талого снега.
А тридцать первого привычное всем кино,
И за мандаринами надо на рынок сбегать…
В одиннадцать ловко разбить хрустальный фужер,
Поругаться с любимым, чтобы потом мириться.
Озябнуть от холода, открыться заблудшей душе
(наверное, Машкиной). К Новому Году упиться
крепчайшим чаем. И метить у елок ствол
зеленой краской и запахом свежей хвои.
И утром, первого, пить огуречный рассол
И разговаривать по телефону с тобою…
***
По запястьям – лунные дороги
лунные стигматы.
От Богов
До неба
Тысяча шагов
Но ритмы застревают в гуле
Вакуумных точек
Плавленые пули
Многоточий
Расплывутся по ресницам
Тонким слоем
Одуванчиковой пыли.
Не смываем
Желтый с язвенного сердца
Колыбели
Закачаются на ощупь
Тонким звоном
Колоколен
Оборвутся разговоры.
Лунные стигматы через ступни
Не водой, а маслом
Чтоб не гасло
Пламя отрекавшихся
от Бога
Тысяча шагов в себя
Так много
Вечности не хватит разобраться
Лунные ожоги на запястьях
И венец терновый лоб венчает
Тополиным пухом.
Розовое лопнет,
Но вначале
Мы лишимся крепости недугов
Звоном колоколен
Лунные стигматы
По губам от уксусного смрада
На кресте бумажном
Был не распинаем –
Выбирали
Бога для людского маскарада.
Мы играли
В тонкокожесть фенечек на шее
И любили
Только не умея
Отдышаться…
Кашель рвал гортани
Лунно били радужные камни
Под ребро
И краской не смываем
След копья.
Для местообитанья
Выбирали крылья
мельниц жизни
Не распялись…
Но распались
На нарисованные радужки
Оболочки тел.
Мы остались не у дел.
Для Бога
Лунные стигматы – на дорогу
Посидеть на чемоданах
И голгофа
Примет нас двоих за чашкой
Кофе.
***
Тебе - никогда таких вот апельсинов в горло.
Ночью нельзя спать, даже если хочется – больно.
У слюны вкус липко-серый и как у масла – прогорклый
Ангиню…..достало кашлять в платок кровью!
***
Бояться слёз и всё же плакать каждый вечер,
Чтоб были светлыми глаза и легкой поступь.
Ломать стихи, считать грехи и плавить свечи,
И жить вполголоса и спать почти наощупь,
Минорных пауз собирать тугие грозди…
Кораллы красные на полочках пылятся,
И Клара ждет все так же Карла ночью в гости,
Не понимая, не умея отрекаться
От сложных фобий, от желаний бредить грустью
И соучастий в этих верах-мерах-смыслах.
И Клара ждет, что вот секунда – и отпустит
И вдруг задышится опять по горло – жизнью.
***
Когда-то давно мне писали письма,
Когда-то давно мне писали песни,
И все в этом мире имело смысл,
Когда-то, когда мы все были вместе,
Но кто-то с усмешкой сквозь зубы кинул
«Они же калеки, уроды, пакость!»
и ангелы были-стали бескрылы
кому-то на радость, кому – на жалость..
и голуби плавились в сталь ладоней
умея ходить, не умея плакать,
А ангел разбился о подоконник,
стеклянный ангел, умевший плавать.
И кто-то кричал, выдыхая воздух
в лица прохожих, что так не бывает
что ангелы – это в сердце занозы
И они постепенно нас убивают.
Но кто-то плакал, стоя на крыше
Видя как ангел рассыпался в стаю,
И кто-то просил всех «тише, тише…
Бескрылые ангелы так летают
Падая вниз с поребрика крыши
Голубиной стаей…Ну тише же…..Тише…»
***
Кто-то должен играть роль шута.
Тебя нет - я надену твой колпак.
Под тонкой кожей всегда пустота.
И теперь я тоже шагаю не так.
Не в такте дело. Вся кровь в вине.
и истин жемчуг - эмаль зубов.
Рисую губы углём на стене
И мечу улыбкой не в глаз, а в бровь.
Внутри динамики - детский крик.
Я сдираю кожу на смех толпе.
Смотри, я голая! А ты привык
Отражать только меня в тебе.
Кто-то должен звенеть с утра бубенцом
Пусть даже сквозь слёзы - смешить толпу.
я надену на горло твое кольцо,
Закусив черно-угольную губу,
И пойду на базарную площадь плясать,
ходить по-над пропастью да во ржи,
теряясь в бездонно-пустых глазах.
я пойду. Я смогу. Ты только скажи
когда уходить.
***
Я их теряю поодиночке.
Я ими жертвую, как собою.
Как будто буквы теряют строчки -
я их сдаю, как домА, без боя.
За каплей капля - потерь без счета
Их нет - лишь тенью сырые лица,
Ячеек мертвых пустые соты
Молчат, безумцы, а я - убийца!
А я прикалываю булавки
и как на лошадь - на память - ставки.
а я дышу и смеюсь от боли,
вобрав их в сердце свое восковое.
***
на купальскую ночь в поле забыть предрассудки,
изваляться в росе к рассвету, смуглеть от дыма,
собирать в темноте одуванчики и незабудки,
и ощущать по-вселенски большую любимость.
утром париться в бане до ломоты, до истомы.
и есть землянику прямо с куста, губами.
целоваться со стенами чуже-родного дома
и выплакать невыражаемое словами.
уехать на велосипеде навстречу диску
горячего олова солнца, и петь ему песни
валяться в траве, просто так, без всякого смысла -
насквозь пропахнуть полем, сочностью, зеленью...
А потом я - в город, пока ты устало шепчешься
со сладким сном, о том, что лето еще длится августом.
до Ивана Купалы, родная.. ты же знаешь - я бешенная,
не грусти обо мне...до июля...прости пожалуйста.
***
Я сегодня сделаю для тебя на снегу ангела
с белыми крыльями и позвоночником наизнанку
не бойся - он не умер - просто я неудачно упала
и получились вместо шрамов четыре ранки
под лопатками от ногтей и скалеоз двухсторонний
и отсутствие нимба на голове - но это не страшно
у этого ангела в жилах за белой кровью
скрывается другой ангел - не снежный - бумажный
с васильковым взглядом и такими большими руками
обнимать при встрече и целовать тебя в щеку и в шею
а ты боишься, что вы будете друг другу врагами
а я боюсь, что друзьями - потому что он не умеет
жить по-другому и писать короткие письма
не о чем-то важном а просто о снеге и солнце
ангел из снега для тебя не имеет смысла
но ты видишь бумажное сердце и знаешь как рвется
мокрый картон - пластами коричневой жижи
плывет на ладонях да и крылья из снега тают
а я падаю в белое, вновь только небо и вижу
василькового цвета глаз ангела который летает
по расписанию в электричке Москва - Край света
и стоит в изголовье пока я вожу рукавами
Делая крылья ангелу у которого в душе лето
И Бумажное сердце – простенькое оригами.
Ты дашь мне руку и вытащишь из снежной каши
Не услышав хруста крыла и не видя четыре ранки
под лопатками. Уйдешь домой, а мне станет страшно
Что ангел лежит здесь - с позвоночником наизнанку.
***
А счастье, как оказалось, хрупкая штука -
сожмешь в ладони, а выйдет - поранишь руку
и выплачется слезами его осколок,
вот только сама ранка болеть станет долго
чтоб помнить еще пять тысяч и одно утро
как счастье твое стекало песком в минуты
и хрустальной пылью ложилось в снежную пыль
хрупкое счастье с пометкой "все-таки быть"
***
Привет тебе. Горечью в губы уткнулось лето.
такое неновогоднетяжелое - концентрат счастья.
мы снимся друг другу, только в снах не хватает света -
разглядеть лицо твое. Сон рассыпан на части.
Мы снимся друг другу всё настойчивей - солнце в солнце,
и пишем письма на расстояния в две печатных
прозрачных буквы. А всё стеклянное снова бьется
на миллионы холодных точек, людей песчаных.
Я даже знаю, как можно узнать тебя в толпе невстречных
и метаюсь по улицам каждодневно с щенячьим взглядом
в фраерской кепочке(фраевской), ярко, как волк мечена
красным на шкуру - чтоб видно было тому, кто рядом
всю породу тела - незагорелые со спилом зубы
и невозможность что-то есть в последний день счастья.
я целую тебя сквозь монитор - щекой в губы
и пытаюсь увидеть лицо твое, рассыпанное на части.
***
Пора покормить с руки
Зверя с серебряным мехом,
Надо отдать долги
Спрятать себя – уехать.
Писать – только ночью в стол,
Глотать сигаретный глетчер,
Пустой начать разговор
В надежде, что время лечит.
И выть по ночам, в луну
Уткнув перелом ключицы,
А после идти ко дну:
Банальненько так топиться
В аквариумной воде.
С такой человечьей болью
Молиться чужой звезде,
Отплевываясь любовью.
***
Не дыра - маленькая дырочка.
Но сквозь нее - как сквозь пальцы песок
и видно небо. Сердце - навылет.
а может не сердце - висок.
***
Пыль чужих дорог на твоих сандалиях,
А снег исходит горизонтально
К потолочному небу. И чует звезды
С лимонным запахом. Секундой после
Срываясь в крик ты ломаешь дружбу
Давясь сам с собой «так будет лучше».
Потолок не имеет свойства падать,
А знаешь, птицы умеют плакать
Радужкой глаз в сердцевину тела –
Я когда-то раньше так тоже умела,
А сейчас могу только бумажно
Серпантинной лентой. Тебе так важно
Сколько длится полет от замка к полу
Но луна сегодня лимонно-голая
Отражается в сгибах локтей и коленей
И снег шуршит горизонтально времени..
Не окликай при встрече по имени
Не узнавай в толпах лиц, не жди меня
У фонтанных ладоней на подоконниках
Я теперь скрываюсь от фарфоровых слоников
Приносящих всемером счастье – зачем?
Ломается линия лаковых схем
На оконном стекле. Только белая пыль
На сандалиях. А в углу пара крыл:
Это значит – ты все-таки был.
***
сбиваясь с курса тянусь ногтями к прозрачной коже,
ломаю плечи, впиваюсь взглядом неосторожным
в твою двуликость, в твое уменье стремиться к небу.
срываюсь криком, пытаюсь что-то с собою сделать.
леплю из глины совместных сказок холодный вечер,
тяну на кожу одну из масок - авось, залечит
былые шрамы - в них мало шарма - рубцы да мясо,
А люди любят, когда в них смотрят лишь небоглазо.
делюсь на двОе - хоть кто-то должен спастись из боя
мне стало странно не жить с собою - не быть тобою.
прозрачно сыплюсь как бисер в воду - в твои запястья,
Стеклянный ангел...Возьми за крылья, разбей - на счастье!
***
по ночам мне снятся белые
клоуны с лицом и без.
я вчера потерял тело,
может быть даже - здесь.
Такие больные взгляды
в глубину чужого нутра..
было ведь что-то рядом,
а теперь - лишь мгла.
по ночам луна над дверью:
выпускал из чужих рук.
псевдопоиск взаимодоверия -
слово "друг".
беспристрастно смотрюсь зеркалу
в осколок лица.
глотками воздуха терпкого
в глотке два кольца.
беспричинно тебе радуюсь
и дышу через раз.
хочешь, построю радугу
из света своих глаз?...
***
мой имярек придуман не весной...
в чаду и горечи качались две ладони,
и мир дрожал меж них, цветастый и родной,
и разбивался о мозаичные кроны
деревьев, пышущих убранством из листвы,
садов, качающих в ветвях глухую радость.
а мы по-прежнему молчали лишь на "вы",
и хоронили на губах чужую сладость.
2.
мой имярек - пять светло-серых мокрых клякс
на стеклах лета и в асфальтовых дорогах.
в альбомных фото я и в профиль и в анфас
но отличаюсь от людей на слишком строго
влитую в кожу синеву, и блеклость глаз..
мой имярек - пять бесконечно малых фраз
на непонятном языке
в твоей руке.
мой имярек - стальная птица на песке.
3.
твой имярек застрял в гортани хрустким льдом
и наполняет полудремой каждый дом
в который входишь ты.
но дышится навзрыд:
твой имярек на теле – копотью обид.
и татуажем неисполненных побед
твой имярек – мой на песке остывший след.
***
Здравствуй.
Я еще помню.
Просто потому, что таких не забывают.
Какое недолгое счастье - четыре солнца
за всю зиму.
душа синей птицей бьется...
Невыносимо!
Мне бы антиударное сердце в грудь -
я почти научилась дышать тихо.
время не лечит - про это забудь -
Время напоминая тикает
в вдогонку прошлому и в самое ухо
отрывисто-четко, подчеркнуто-глухо.
У меня все тоже как обычно -
травлю жизнью дурные привычки
ломаю спички
порчу крылья
ссыпаю счастье с ладоней пылью
в мокрую землю покрытую льдом.
я уже не помню, есть ли мой дом
в этой галактике...
выяснять на практике?
приложение силы к спине и плечам:
привыкаю в трубку молчать.
***
Остров не обитаем,
Не ломись в двери.
Чудес давно не бывает -
никто не верит,
Что можно вернуть камни
бросив их в море,
что выживают все раненные
душевные корни,
что у потерь есть надежда
обрести пропажу,
что ткут для богов одежды
из лунной пряжи.
И мчатся морские кони
к тебе в сети,
ты держишь в шершавых ладонях
Зюйд-вест ветер,
и парус трепещет томно
в руках у неба.
Остров зарыт под домом,
рядом с таверной.
Он снова не обитаем,
меня там нету.
найди в сумасшедшем реале
третью планету
и вакуум снов выжми
в свою душу
может тогда и выйдет,
что стану слушать
дыхания легкий шорох
в ледяной жиже.
и может тогда ты тоже
меня услышишь.
***
Мы каждый лечимся своим -
Ты пьешь, а я все больше - шагом
Читаю строчки пантомим,
переложив их на бумагу.
Ты пишешь - я все больше вру,
но не в глаза, а за забором
в укромном сереньком углу
под губ гитарных переборы
Что все как прежде: хлеб, вода
и волки в лес, и сын в кровати,
и надо мной - моя звезда,
и денег до получки хватит.
Мы каждый лечимся - без снов
проводим ночи. дни - навылет.
Но кровью харкает любовь:
я выпита. ты тоже выпит.
***
Нас посылали вчера двоих на левый фланг,
собирать подати - по тридцать серебряных вен.
а мы ломали пальцы - три из пяти фаланг
о зеркальную гладь разыгранных ранее сцен.
мы потом верили, что прошлое смотрит в глаза
грязно-серым птицам, живущим у нас в груди.
А в нас вбивали ночами пулеметно мозаику зла
и смеялись прицельно, что все еще впереди...
без поисков рифмы - такая вот утром блажь
раздевались и пили, потому что не ждали встреч.
не объясняй - обними, может войдешь в раж
и научишься двух двойников от своих снов беречь..
нас посылали....А вернулся ли хоть один?
Только ты и знаешь, потому и дышишь навзрыд
по ночам в подушку, а внутри у тебя сахарин:
"каждый третий вернулся. второй и первый - убит..."
***
Как душно...
не давит, а молча
вонзается в мозг и взрывает.
послушай!
я стае не волчьей-
людской свою песнь завываю.
мне чудится запах Севильи
в проплешинах старого парка:
меня там вчера недобили
словами...
как душно...
как жарко!!
что видеть?
уключины вёсел?
склоненная к мартовской жиже
Севилья тебя преподносит
так близко...
Ты, видимо, рыжий
избрал для вчерашнего бала.
но кисти заляпаны серым.
мне страшно. я жутко устала
не падать.
не слышать.
не верить…
(в обманную сладкую ложь.
сквозь толстокожесть рож
не пробивается свет
ни одной из известных звезд.
хочешь, скажи мне нет -
это тоже ответ на вопрос,
застрявший в гортани.
безумие ранит.)
пятки стираю о камни Севильи -
мне кажется, утром здесь снег и сырость.
а меня любили...меня убили...
какая жалость...
какая милость...
***
Пью и пьянею. В голос ору: «мне яду!!»
ставлю отметки чернил на белую кожу.
в душе суматоха: разведенность рая и ада
по разным углам одной сердечной прихожей.
Срываю голос: «ну что, не сумел вернуться?»
и крест ломаю, зажав его в двух ладонях,
а после плАчу: «смерть – маленькое искусство
играть в театре»…
Я лезу на подоконник,
ору «дай гвозди! прибить бы его сильнее!»,
и плачу глухо, уткнувшись глазами в ступни,
мне тоже больно – не знаю, кому больнее -
распять, распяться – сейчас вот железо хрупнет
и кость сломает…а я по привычке хмыкну,
улыбкой кислой сострою ему гримасу.
Вот небо в руки возьмет да и красным хлынет,
с пометкой серой «лови!» это, мол, «на счастье».
В душе – пустыня. Сожгла сигаретным дымом
остатки сердца – теперь вот молчу угрюмо.
короткая подпись: «я - маленькая Хиросима –
сегодня утром свои ступни прибила к стулу»…
****
Дышу тобой.
Старыми листьями писем:
Запахом рук
Пропитана каждая буква.
Расстояние-год.
А мир без тебя немыслим.
Невыносим!
Воздухом-криком-звуком
Рву паутинки
Любых отношений иначе
Мне нужна лишь эта
Демисезонная встреча
Длиной в три года.
Но глупая сверхзадача
невыполнима.
И время уже не лечит…
Кашлять в подушки –
ты сам научил – стихами,
кляксами в небо
банки кидать с гуашью.
Предновогодне
расплачиваясь с должниками
Кутаться в плед,
быть хоть чуть-чуть, а старше.
Но дышится в присвист
И снятся ночами птицы,
Над маяками…
Голосом рвусь под звезды,
падаю в небо.
Точками улиц лица
ставлю на карту.
Терпкий вечерний воздух
пахнет тобою,
строчками старых писем,
горлом ломаюсь:
Мир без тебя немыслим…
***
и снег за окном - белый
и тень твоя - этим снегом
и запах стоит вербный
в квартире...по снегу бегать
босой. и дышать глухо
в подушку уткнув носом
суть свою. стать слухом
и речью твоей росной
струиться водой в венах
и в пальцах кричать дрожью
маленькой вселенной…
скажи мне , можно?
***
Под шляпой глаза спрятать.
За окном март…
Выйти плясать на паперть
С колодой карт:
Кинуть тебе под ноги
Судьбу твою,
Или уйти с дороги,
Искать в раю
Руки твои и сердце
В шелках, в вине...
Ржавость твою расплавят
В бесснежном сне…
(В ящике лишь рассылки,
Какой в них толк?)
Ткнулась щекой в сырость,
Лбом в потолок,
Спрятала взгляд за черный
Шляпный фетр
Отрезала утром косу,
Пустила по ветру….
***
Бесснежно и сыро. Мой дом – моя крепость:
Задвинуть щеколду, замков обороты…
Вот видишь, почти что уже расхотелось
Прощать…вдохо-выдохи словно аборты.
Мой дом – моя память. Здесь тени и свечи,
Цветастых открыток ненужная кипа.
А знаешь, ведь время действительно лечит
вот только от жизни: все мимо и мимо
Холодной волной проплывают минуты,
И, горлом ломаясь, стекают по пальцам.
Я больше не верю в привычные: «будет
Иначе и лучше». Гоню постояльцев
Из тесной квартиры. Мой дом – старый замок
Мне хочется в темном углу за кроватью
Забиться и плакать, исследуя запах
Чужой, инородный... До боли в запястьях
Мой дом – моя клетка. Я плачу в подушку.
Не надо. Не тронь…
Абортирую душу…
***
Солоно...
в губах твоих холодно
не для двоих
лоно мое
сокровенное
наружу выставлено
выжжено
шрамиками-храмиками-птицеловами-дураками-игрушками
в боях подушками
ломать соответствия.
знаешь, ты - мое бедствие
по соседству
с сердцем
герцы-терция...поистереться
душой с изнанки
у тебя такой же огранки
в кольце глаза-алмазы
если нет, скажи сразу
зачем же цепляться
сердцем-за-сердце
ломать
и греться
в лучах моей боли
разве можно тобою
не болеть ночами
ску-не-ля
не-ля-ску
ты-ску-ла
в ла-ску-ты:
тонкие
грани
ран...
***
А что, если он – не обыкновенный
И даже- увы! – не рыбка аквариумная?
А что, если он – кровью по венам –
Гадюка на дне моего террариума?
Мне бы рядом с ним клубком под боком
Сухим чешуйчатым и шершавым
Я согласна даже посчитать его Богом
Только бы снова не убежал он..
Только бы рядом на метровом расстояньи
Чтоб дотянуться за секунду до взрыва
Бомбы ядерной
Над дымной завесой залива….
Я ведь его любила…
***
Я устала к тебе приростать без нужды...
Дай мне воды в граненом стакане:
выпью как водку.
Твои следы
выростают под сердцем в межреберии каменном,
выпирают, ломают меня изнутри...
дай мне воды - захлебнусь от глоткА.
глОтка пуста на слова.
посмотри
я такая как ты: из ручья, родника
из реки дай воды.
под окном соловьи
переливами бьют: одиночество-дар,
смысла нет в твердокаменной детской любви.
воды
ДАЙ...
***
я не умею дальше "здравствуй"
и в губ коросту утыкаться сердцем...
сердце обычно рисуют красным,
а оно белое. В попытке греться
кота подмышку в виде грелки
кофе в маленьком старом чайнике...
моя любовь, знаешь, столь мелкая -
я умею страстно любить молчанием....
мокрый ветер бьется по горловому
жерлу внутрь. проникает в бронхи.
в город коленями - разобьюсь по-новому
ты помнишь - грустный ежик на полке
похожий на нас. И ночная кухня...
сердце болит - внутрь иголки.....
похоже что мир без тебя все же рухнет.
***
Бегу пока небо – синее.
Бегу пока голос – воющий.
Ты лучше потом спроси меня
За что я так… может там еще
Откроюсь – змеей за пазухой
И карие вишни выкраду.
А волки весной ласковы
С кривым преисподним выпадом
На левую лапу. Спрятаны
Ужимки мои за поступью,
В словах оно все – обкатано,
Мороженное, да россыпью…
Бегу, пока вымя полное
И брызжет соском молозиво...
Волчице вцепиться в горло бы
Да видишь вот – подморозило
и сердце в груди неистово
стучится по-сучьи, быстрое.
Сруби меня что ли выстрелом?
(бегу, пока волки сытые*)
***
хочется жаться к тебе гнутой в дугу спиной,
хочется шепотом пить на кухне несладкий чай,
хочется носом в подушку, только бы рядом с тобой
и никогда-никогда не говорить "прощай".
хочется в присвист голоса лить ручейком слова,
и слушать ответное эхо глядя на потолок
хочется просто верить - ты где-то пока жива,
а значит еще не умер наш маленький общий Бог.
хочется бросить камни на дно спокойной реки,
раздать все письма не-близким, и в город ворваться твой.
хочется прикоснуться к коже Твоей руки,
хочется просто рядом, хочется быть не-злой,
хочется просто жаться гнутой в дугу спиной...
***
Ожогово в горле гланды,
Пульс – цикада.
Ладонь к утру пахнет ладаном,
Духотой…. Сладко
Впиваются в мочку ушную
Когти кошачьи
Отпечатки чужих поцелуев
На щеках мальчика
Складываются в буквы
Писем в лето
И все еще где-то будет,
Вот только «где-то»
Случится уже не с нами –
Мы не причастны
К играм в обмен снами,
К цветному счастью.
Нам метрикой «был повешен,
Распят и выпит»
С улыбкой скупого бешенного,
Забывшего имя
Чуже-родного ангела,
Губы в губы
Целую тебя, маленькая.
Все еще будет.
****
Реакция на запах тела…
Вода как лед…
Все прогорело, все истлело,
Пройдет… Пройдет
Колонной стройной по плацдарму
К стене лицом,
А шрамы замкнуты на шрамы,
Кольцо в кольцо.
Сомненье бьется о колени,
Кровь пахнет так,
Как будто пульсом ржавы вены
И сладок страх.
Ночь патокой на голом теле,
Вода – как грязь.
И запах тонок, горек. Тенью:
Я пре – рва - лась.
***
Рваный кашель...
время покажет
кто из нас старше.
ласково гладишь:
ладони бабочки...
я душой мальчика
телом девочки
к тебе... Сеточкой
капилляры подкожно.
так осторожно
шепот на теле
и еле-еле
пламенем в губы.
а я - скупо
пластом, трупом
на синее небо
одеяльной ночи.
люби, согрей меня,
если захочешь
ломай мне пальцы,
властвуй, играйся!
до озноба в груди - страшно.
круг - общий рваный кашель...
***
ты вернешься...зимним утром
свет зацепится за шторы
на коленки кот приблудный
кинет спину. Разговоры
ни о чем: о сне, о книгах,
о холодном в чашке чае,
о скрижалях, о веригах,
о домах, где не встречают...
ты вернешься. Утро будет
биться шариком в ладонях.
в шапках зимних злые люди
через грань - за подоконник -
через сутолоку снега,
в переулочных конвертах
будут не ходить, а бегать
в предвкушеньи злого лета.
ты вернешься... все как раньше
быт на кухне неизменен:
сигаретно дымом кашлять,
кот приблудный - на колени,
холодильник бьет в оргазме,
лампочка перегорела...
ты вернешься как-то сразу,
навсегда.
и я поверю.
***
На дне аквариумного мира лежу камешком
песочно-желтым, с извивами трещин по телу,
А пальчики - острые... пишу диссертацию о кармашках
на рубашках и брюках. А ВОроны сплошь идут белые...
В соседских окнах слюдяные сердца на серебряном блюде
поглощают на завтрак. Пальцы кунаю в "Кинзмараули",
рисую глаза. Мы с тобой птицы - не люди,
нас еще при рождении подменили и - обманули...
каблуки босоножек - мера спасенья тебя от соли
застывшей в суставах - сложиться в "лотос", выдохнуть кожей,
походкой суки пробежаться по Невскому, сдаваться с боем,
кокаинить воздух - ты раскрашиваешь руки прохожих
носишь длинные юбки, крупные серьги, карты в кармане,
мобильник в сумке....Такая сопричастность меня убивает.
Пишу диссертацию.....Позвони сегодня моей маме
представься любовницей, пусть она тоже теперь знает.
...А вОроны белые. Черт! перекраситься что-ли в черный,
выделить морду из их совместно-крикливой стаи?...
сигнатуры ищу на ладонях, плечах и - аккуратно - бедрах,
царапаю вакуум. Паутинные пальчики в тебя вонзаю.
***
Замерзнуть бы на подоконнике
Нахохлившись, как синица...
Спокойным пульсом покойника
В стекла оконные биться,
Заглядывать в лица прохожих
С щенячьим больным задором:
вон тот на тебя похожий...
Губами мажоро-миноры
Выдавить бы из тела
Чтоб уже никогда не пелось.
***
Не снись мне. Напрасно.Горько.
Под утро болит жестче.
Ветер деревья треплет
и небо молнии рвут.
В рассвет молча сутулюсь,
Смотрю на кофейный почерк:
Исповедь за неделю,
Вжатая в пять минут.
не присылай мне писем.
Голос у горла умер,
Трупиком синей птицы
Мастится под ребро.
Ветер гоняет листья,
В трубке стрекочет зуммер,
Зеркало смотрит в лица
сухо, стеклянно, зло.
Не говори, что видел
Тень мою на дороге -
Августовское солнце
не отмечает дат.
Я ведь по жизни - мытарь,
значит потом тревоги
смертью стряхну. Уймется
Сердце....
Не снись мне, брат.
***
Сужено
зрачки в две точки
кружевом
обшить ночную сорочку -
люблю оборочки.
родинки-точечки
как следы на теле:
вот здесь горели
от жажды отдаться
чужие пальцы...
Пишу коряво.
Разучилась летать - все больше ползаю,
не хожу прямо
только зигзагами поперек воздуха
рву материю дыхания города.
опять холодно...
Снежных не отогревают
Нежных уже не бывает
так много, чтобы две - рядом
соответственно - ядом
ЗлостИ исходить мне
На погосте, на той стороне
Крест с полумесяцем ставить
Крыть себя матом...
Славить
Бога страны восточной.
Болеется ночью.
Жестче.
Хлестко поперек поясницы
ладонь ложится
вжаться бы в тебя, вжиться
моя синяя птица,
Каменно
внутрь сердца синим пламенем
да куда мне?
На три четверти я - вода,
остальное - воздух,
Отражаю в себе города,
тушу звезды
об уголек сигареты…
скорей бы лето.
****
губы налиты кровью, ртуть уползла за сорок.
сгустками в венах проталкивается воздух.
а мне снятся птицы, снишься ты, гитара, город,
мне снятся самые крупные яркие звезды.
Два лимона в кожу - вливанье любви жаром,
круги под глазами...скрыть, что я сумасшедша.
и раскрыть себя изнутри рукою - кинжалом,
разбившись криком вернувшейся в детство девочки....
***
скажи мне, за что Авель убил Каина?
за сердце каменное?
за мысли пламенные?
за глаза, падкие на твердь небесную?
не сказала?
ласково-безболезненно
затянул Авель удавочку руками Божьими...
а как осторожно-то!
опять тревожно мне
что мы с тобой как два брата-слишком близко
не понять где кто. по одному из списков
я выше, ты ниже/ты выше, я ниже
пятки друг другу лижем
а потом игра в прятки -
скрыть звериные повадки
как Авель и Каин...
ты чувствуешь раскаянье
когда меня аккуратно препарируешь?
кого ты нервируешь
своими истериками?
от берега к берегу
небесным яликом
двояко-ликая
тикаешь...
****
пью и не хмелею... знаешь
круг разорван - солнце в спину,
сигаретен дымом кашель,
я прикидываюсь сильной,
я прикидываюсь смелой:
трусость кулачком в кармашках,
дверь входную крашу мелом
и гадаю на ромашках.
пью и не хмелею. Голос,
чуть сломавшись, песни воет.
ночь в брюшную вбита полость
двое.......
два отражения
синхронно движения
до головокружения
тенью
одной цепи звенья
поцелуево
тонкими струями,
а рыбки в агонии
в глаза бездонные
на дне аквариума…
холодно, каменно
гуашью губы.
счастливо-глупая
улыбаюсь лицам
***
у тебя нет дома. у меня нет лиц.
все актеры театра сейчас на сцене.
этот мир в цене, потому как убийц
во всей вселенной за что-то да ценят...
если взглядом в спину тебя любить,
то возможно даже навылет - страстью...
по ночам истошно внутри скрипит
препарированное на части счастье.
этот мир пока что у нас в ходу
как монетка, выбраная для мены.
я иду у зрачков твоих на поводу,
только повод мне короток для измены
с параллельной осью координат...
ты в меня вгрызаешься, словно в грушу.
сердце гулко колотится, как набат -
возвещает, что меня еще можно слушать,
но уже нельзя слышать - хриплю на вдох.
у меня нет лиц, а у тебя нет дома...
зацветает первый чертополох....
этот мир снова набил мне оскому...
***
твоя девушка спит с твоей любовницей. Ты рада?
сколько крови в твоей сукровице? а сколько яда?
хватит, чтобы ее отравить отточенным взглядом?
твоя девушка спит с твоей любовницей рядом...
моя ревность бушует во мне злобой. Смеюсь в голос
исхожу на руках у тебя ознобом. Длинный волос
целится в губы рыжиной выцветшей, целует длинно...
а тяну ладони раскрывшиеся сквозь паутину
к твоему сердцу - греть и греться.....
***
я напишу...я напишу еще больше - тебе не хватит сил прочитать.
я напишу, только не ругай меня нынче, когда меня уже мало.
я научусь - ты ведь тоже поверишь, что я - научусть мечтать
научить жить без тебя и с тобой таким, которого мне не хватало.
я напишу...а сегодня стираю все почти под ноль
это такая игра - не обращай вниманья, что я на "вы" с тобою,
даже если "вы" - это "тьма"... Я бы стала твоей Ассоль,
только я не буду сидеть,ждать и слушать шорох прибоя,
я лучше сама уйду из порта - резать волну на тонкие струны снов,
искать тебя в пене и в глумливом стрекоте чаек...
а не найду - пойду тихонько ко дну, само собою, моя любовь,
просто оттого, что под утро слегка захлебнусь печалью
от нашей невстречи. я напишу...даже если на это уйдет жизнь
ты любишь стихи - почему бы не посвятить жизнь мою их написанью
для тебя? все будет как надо, только ты не сердись
что я сейчас не в центре этого суматошного мирозданья.
я вовсе не бог. Не придумывай мне новых странных имен,
не окольцовывай меня ими, как голубя с твоей голубятни-
я - не он... я не шорох, не крик, не вздох, не стон,
я не молчание...да что там! я даже не чья-то тайна!
я - жажда песка по теплому майскому крику струй
летящих с небес. надрываюсь своею бездоннейшей глоткой
исхожусь сладостью "не играй, не пей, не люби, не ревнуй"
целуй меня длинно... шершаво-теплой своей ломающейся походкой
правлю к луне тонкорукость и тихоглазость ночной-себя
страницей меньше - так ли уж важно? у тебя есть все одним файлом...
я бы стала Ассоль, только я не умею плавать, любовь моя,
а это очень мешает.... Закидываю твою аську смайлами.
***
какой же ты горький воздух!
стираюсь о тебя пальчиками.
скажи, истекать венозной
или артериальной? тянусь к тебе-мальчику.
у меня повадки чужачки
шарфики-перчаточки-шляпки-лифчики
кружевно. все ранки залеплю жевачкой
каким-то там орбитом.осмотри придирчиво
ласково-горьким взгядом
человека, который не-рядом
скажи, может еще укоротить мини-юбку?
чтобы тебе было лучше видно мои ноги...
хочешь, подарю тебе на день рождения трубку
будешь курить, сидя в кресле своей берлоги,
не писать мне писем - ненавидишь ручку в руке,
угольком нарисованная в уголке
рта родинка
Господи, ну за что меня так
по щекам ладошками и на свежий воздух?
почему так поздно?
через два года у тебя уже нет велосипеда,
ты забыл дорогу к моему дому потому что я оттуда уехала...
через три года .....пришли мне по почте ластик
с дарственной надписью
чтобы стирать память о твоих карих
и твоем рыжем,
о морской звездочке из последней поездки
и теплых ладонях...
не помню, когда был/ябыла/ рядом.опять выжгло
на коже солнышком детские ...
по подоконникам
разбросаны письма...
***
так ли уж важно кто там из нас смертельно ранен?
я ледяная, а ты во мне перезимовываешь камнем
монолитным кусочком гранитной горчащей глыбы
твои нежные руки - их плавотОчащие изгибы
прорастают во мне
***
аккуратно прикладываюсь лбом к зеркалу:
трещинкой разбегаюсь в стороны.
на тебе два проклятья, ты слышишь, девочка?
а надо мною снова кружат вОроны.
слишком много белого, хрупко-заветного...
переломлены пальцы у самой ладони.
кто сказал, что черный чернее белого?
черный мир лучше виден с чужих подоконников
меж крестами рам и стеклянными крышами...
нарисуй мне на память такую вот вышку
с которой виден твой черный ангел...
я его обняла б, только вот как мне
дотянуться до твоего дыханья?
сердце теперь навылет - раненое.....
****
Мне все кажется - лучше забиться в угол
и на пять веков заводною куклой
стать твоей. И не вписываться в тусовки,
и носить лохмотья твои, как обновки.
Мне все кажется, проще тугой пружиной
вместо сердца жить...А я не двужильна
И носить на шее камень нет силы.
Мне ведь проще - куклой. Играйся, насилуй
Тонко-острым пальцем мою глазастость.
Хочешь?... Крашу волос в привычно-пятнастый,
В осколках зеркал отражаюсь фарфором
я у тебя в фаворе!
(куклой с серебрянным горлом)
***
наверное надо впиваться в тебя губами
и жаться всем телом... Но тело зимует камнем
наверное надо гранитные реки - дна нет -
вспять повернуть, чтоб к тебе все текли...да куда мне?
мне ли с Богами в ряд один птиц ставить
на спине нарисованных? кожа холстом белым...
если тело разбить, то получится галька...гравий...
посыплешь дорожки - а что тут еще сделать?
***
Весенней нежностью мерцают каблуки,
в асфальт три четверти вогнать - от солнца мягок
и в спелом запахе тобою данных яблок
я вновь тону по мановению руки.
мерцает сердце чуть неоново и зло.
в распятья крест оконных сумерек залезу
послушать прошлогодне-снежный шелест
цветков от вишни, разлинованных стеклом.
все сарафаннее становится к утру,
у юбок-клёш свои причуды и замашки,
а я затягиваюсь в клеточки рубашки
и крашу кистью волосы в золу.
мне серый цвет пойдет - я знаю наперед,
что ты теперь меня в толпе не потеряешь,
раздора яблоком опять к себе поманишь
и выпустишь в людской круговорот...
весенней нежностью мечты под каблуком,
я перестукиваюсь с городом. И ярко
тобою пахнет - спелым сердцем теплых яблок,
рассыпаных закатом под окном.
****
Талый прошлогодний снег в стакане...
Душно небу в яблочном дурмане.
Ты в работе вязнешь, как в тумане...
Обними меня за плечи, мама!
Как же я устала от дождливой
сумрачно-прозрачной канители..
у меня семь пятниц на неделе,
я стремлюсь зачем-то быть счастливой...
не ругай меня, что я так трудно
забредаю в комнатную нежность,
пью из льдинок прошлогодних снежность,
мою по ночам стаканы в кухне...
Я на Спас, наверное, уеду
в чужедальний город ожиданий,
нас с тобой разделят расстоянья...
Иногда я ненавижу лето
за способность нас с тобой похитить
друг у друга. Ветер плечи лижет...
снег в стакане - серенькая жижа...
я сегодня буду очень тихой,
Только обними меня за плечи
в этот бесконечно лунный вечер.
****
жить воспоминаньями... холодно, сладко, мучительно
асфальт целовать в мягких крапинках пыли и вечера
и пальчиком родинки тела - здесь нет незначительных,
они словно метки на карте...Их гладить доверчиво
в тебя завернувшись (как будто ты шаль пуха козьего),
забравшись с коленками битыми в ласковость тихую.
песчаность бумажная сыплет дурные прогнозы нам,
послушай внутри я по-моему нежностью тикаю.
и кажется - солнце на ужин с коричной оборкою,
березовым листиком юбку на бедра навязывать...
ты пахнешь по-детски дождями, лимоном и городом
послушай внутри... Мне все кажется...
***
тебя есть два сердца в одном сосуде
именуемом телом. Прохожие люди
обернутся когда ты скользнешь мимо.
у тебя есть два города - белый и синий
и два дома в двух городах стеклянных.
меловыми шрамами наизнанку тайны
на небесном своде рисуешь точками
раздираешь сердца тропками-строчками
пытаять вобрать невозможность возможности
да поможет тебе твой Бог...
да поможет...
***
зациклена на тебе
цикаю.цекаю.
на морду схожа с ацтеками
раскрашена
глинянной гуашью
во что-то страшное
страстное
огнеопасное
в язвочках
от ожогов солнечных
точечками
хочется тебя хочется
как молока козленку
как игрушек ребенку
в пеленку
твоих желаний завернута
вздернута
не рее твоих памяток
мятыми
листиками разлинована на параллели
и меридианы
считаю твои шрамы и раны
зациклена на тебе.
цекаю.цикаю.
односердечая.
многоликая.
***
да вот знаешь, как-то так получилось что я из безкрылых
не растут по весне, не лезут наружу перья...
в ванной сижу без горячей воды - брею
лопатки голые...пальчики твои ломкие грею
пьяным дыханьем - оседает на коже соляными копями,
а слова из горла торчат кольями, копьями,
коготками кошачьими...столкнули с поребрика на лесенку...
ты только не смей чтобы тебе тоже "невесело"!
я там всякую х... шлю тебе в аську- убить бы меня сволочь такую....
я выцвел из рыжего...я уже не ангел... а ты все врачуешь
меня словами, стихами, недлинными письмами, взглядами, снами
притягиваешь мою оледенелую тушку к груди - оттаиваешь...
***
водораздел. тонюсенькая струнка
моей чуть терпкой неизбывной лжи...
а если мир - лунатик, ты - подлунна
и до сих пор играешь в витражи,
мозаично их собираешь в крышу-
окно-порог-две двери-стул-диван.
ты говоришь, а я тебя не слышу:
в моих ушах как вата спит туман.
ты говоришь - я вижу губ изломы,
и вздрагиванье век, и взмах руки.
ты говоришь не для меня - для дома -
читаешь чьи-то рваные стихи...
так непривычна эта хрупко-нежность
с кривым изломом губ и рванью строк...
водораздел... и лгу я неизбежно
тебе о счастье, мой витражный Бог.
***
укололась о шип твоей желтоглазой улыбки...
обними меня крепче.
я, видишь ли, быстротечна
через миг исчезну
кану в синюю бездну
бушуещего океана.
обними меня в тобой ненанесенные раны...
укололась о шип твоей желтоглазой улыбки.
***
скажи мне, что я не права, что я не писала тебе прошловечерьем писем,
что я виновата в твоих незвонках и недоломанобитые руки мои шершавы,
скажи, что не любишь мои серо-зеленые радужки и я перестану от тебя зависеть
скажи "ненавижу" если захочешь - ты имеешь на это полное право.
я стараюсь не делать тебе больно, только вот постарайся шагнуть - не сможешь:
либо да либо нет - "постараюсь"-уход от ответа, попытка бегства.
ты неможная. слишком сложная... По вечерам в темноте наощупь ищу твою кожу
вокруг своего тела, кем-то аккуратно возложенного с твоим по соседству...
приливно оффлайны. ты молчишь где-то на другом конце общего города
с такой же телефонной, зажатой в тонкостенных шрамах на запястьях, трубкой
скажи что мне надо набрать твой номер, и я,скрутившись в эмбрион от холода
позвоню первой и начну впитывать голос твой в свое сердце мозговой губкой.
***
Разберу на транскрипции шепот:
Услышь меня. Буду рад.
Это странный пугающий голод -
ждать в грудь автомат...
Злой серебрянный звон цифр
Стал невыносим.
Это тайна. Неведомый шифр -
так тебя просить
Говорить со мной о молочном
Языке огня,
Становиться водой проточной...
Сожги меня!
Мне б теплее сейчас одеться,
перестать курить,
Да пойти зажигать над лесом
фонари..
***
После тебя мне снятся сны цвета песка в реке
С неизменным запахом базилика и теплым дыханьем дня.
Рядом с тобой мое сердце тает, зажатое в кулаке,
А я застываю солнечным бликом в капельке янтаря.
Сквозь полувздох-полушепот птичий нитью ведешь маршрут
Неуспеваний быть параллельно в жизненной суете.
А на стене часы с кукушонком врут, изо всех жил врут
Нам отмеряя шаги наощупь голосом в темноте.
Чайник на кухне – вчера сгоревший - паром рисует сны
Те, что сегодня мне ночью снятся, сразу после полос
Ногтей, аккуратно линующих кожу. Живу в ожиданьи весны
Июльской и теплой, волгло-прозрачной как запах твоих волос.
***
Разве есть смысл звонить в твой дом после драки?
На телефонном проводе вешаюсь.
У меня – как и у любой дворовой собаки
От любви бешенство…
Не кусаюсь – тихонько скулю под твоей дверью-
Обездвижена.
И тебе как любой дворовый щенок – верю,
Ласкаюсь рыжею
Челкой в плечи. Доверчиво тыкаюсь в пальчики
В ожиданьи голоса.
Ну, объясни, как тебе нравятся рослые мальчики?
Какими позами
Ты любишь любить их? Во сколько вернуться мне
Чтоб с ними не встретиться?
Разве есть смысл звонить утром в твою дверь
Пока выветривается
Запах их тел, мускатных и жарких
с облепихой загаровой?
Как любая дворняга – держу марку:
С телефонного провода каркаю:
«Слишком старая
Я Для Тебя»...
слишком старая
***
Ритмы не совпадают...
Веришь?
Зря…
Тебя разбудит закат.
Меня – зоря.
Мне будут стволы деревьев
спину держать,
а я перестану пытаться
отсюда сбежать.
Какой смысл в моих перебежках
От меня ко мне?
Если нужна поддержка
Не только спине,
А еще комочку дрожащему
В моей груди?
Говорят же, не бей лежачего,
Уходи!
Перестань мне звонить вечером –
Я уже сплю.
Даже если шепну доверчиво,
Что люблю -
Лучше взглядом мне в спину выстрели-
Бей насквозь.
Все равно мои песни вызреют
Вкривь да вкось.
А на свой счет не принимай меня –
Чай не яд…
Телефонный мир облаками дня
Пухнет – рад –
Но никак он тебя не выплюнет
В мой приют…
Изойдусь в полвторого письмами:
«И ты, Брут…»
***
мне снились львы... И ночь на дне бокала
холодным языком плелась в хрусталь.
Мне снились Вы. Перонностью вокзалов
Мне было вас неизмеримо жаль.
Ломали дверь, влезали на балконы,
За суетой сует сжигали мост,
На кухне грудой гипса и картона
Меня пылили. Строили не в рост,
А поперек лежащего на сердце
В моей груди. Дымили. Пол часа
Мне дали чтоб проснуться и одеться,
А после льдом засыпали глаза.
Сказали «поздно. Дверь, уйдя, закройте»,
Вы отвернулись к бархату стены…
И было нестерпимо жутко больно
Быть ВАШИМ львом из северной страны.
***
Самое сильное лезет наружу когда больно.
Звонки занялись миграцией на крайний Север.
Горло насквозь проткну голосовыми кольями
Чтобы сквозь рваные в тело входил ветер.
Окна светло-гуашево плакаться будут вечеру
Что я их бросила на попечение дыму.
я с косяком то ли рыбьим, а то ли птичьим
отправлюсь на юг - придумывать пантомимы
для одного актера. Роль дам первой встречной
девушке с улицы Роз с фиалковым взглядом…
Самое сильное (больное) хранится почти вечно,
Между затылком и лбом, с левым ухом рядом.
***
Мнительная. Язвительная. Кокаиновая твоя кукла.
В платьице с кружевами и бантом синим.
Хочешь, разбей мой фарфор, называй меня дурой,
Хочешь - можешь быть со мной агрессивным.
Говорят, мне сейчас очень многое можно делать –
Рвать цветы на газонах, прохожим грубить утром….
Только мне кажется, что ты не любишь меня смелой,
А любишь послушной тихой кокаиновой куклой.
Говорят, меня можно споить как водкой – кофе:
Такой же эффект – смеюсь, дурачусь, шатаюсь.
Только ты любишь, чтобы я спокойна и в профиль
С тобою рядом. Ну что ж, раз тебе я нравлюсь
В кружевных чулках – учусь носить кружевное.
Учусь не ругаться матом. Учусь не злиться.
Твоя рыжая кукла. Спокойная, как покойник.
Если меня поднять, я устою и на спице,
И на тонкой леске… Можешь сдавать в аренду
Мой звенящий голос – пускай он охрипнет дымом….
Мнительная. Язвительная. Я слишком вредная
Для тебя…
А ты все никак не пройдешь мимо…
***
Любишь меня такой, как есть.
Любишь меня во все мои шрамы.
Даже когда говорю тебе «месть,
Око за око» ты смотришь прямо,
Прямо в глаза, ты держишь взгляд
Колючий, как проволока на заборе
Даже когда я даю тебе яд
Ты говоришь «я для тебя выпью море»
Даже тогда, когда камни в лицо
Тебе бросаю, ты не уходишь,
Когда свиваюсь на шее кольцом,
Удавкой врезаюсь – ты терпишь тоже.
Ты меня любишь такой, как есть.
Мнительной дурой с ножом в кармане…
И натыкаясь на слово «месть»
Ты даришь в ответ мне круглые камни,
Чтобы могла бросать их вновь
в море, которое ты выпьешь после.
Это такая у нас любовь –
Злость, смех и слезы…..
***
все равно никому не надо -
голос свой отдам за бесценок
на базарной. в пестром наряде
зацыганю себя в застенок,
в казематы надежд и в россыпь
серебра по ладоням линий
и уйду по росе...а после
после скажут "ее лю-били..."
не прикасайся к коже -
я изойдусь на дрожь.
меня разбудят позже,
когда поспеет рожь,
когда в тугих колосьях
разнежится зоря...
меня разбудят. после.
но только вот меня ль?
***
с моей немотой бороться - глотать лоскутами солнце, наталкиваться на пальцы моих онемевших рук.....
а после - испить до донца глазных голубых колодцев мои шаманские танцы и выдохнуть теплым вдруг
на щеки и на ресницы, мы двое - почти что птицы, глазастые - на ладонях кружавчиками слова.
и хочется пульсом биться в районе твоей ключицы, коленями подоконник измерить(он два на два –
как раз уместиться крыльям) полосками светлой пыли ты чертишь меня на лицах прохожих, друзей, врагов...
и кажется - мир ванилен, из желтого воска вылит и вылеплен на карнизе ловцом твоих теплых снов.
и можно бороться даже - а кто-то потом расскажет, как мазались мы гуашью и пили рассветный грог...
и терпкая горькость сажи в мое подязычье ляжет - и станет легко и страшно любить тебя, юный бог...
***
Считается, что я уже вернулся…
Что можно мне звонить сквозь звезд кашицу,
И мне тогда положено проснуться
И перестать богам своим молиться.
Считается считалочкою ровной…
На облаках сквозь крупный почерк – клетки.
И кажется – родись я в знаке овна
Мне б непременно плакались в жилетку.
Считается, что там где мы – там хуже*,
А в Греции всегда все есть – как в сказке.
Считается, что я не буду мужем,
А лишь женой, и буду эту маску
Носить в себе. Считается, что крыльям
Не вырасти на человечьем теле…
Считается, что мы с тобой любили.
Вот только не уверен, в самом деле ль?
***
Отчего Коломбине больно?
У Пьеро нынче стальное сердце.
(Сделать бы ночью из сердца печку – чтобы погреться…
Подкинуть туда связку книжек -
Кажется это высшая
Математика…
Ну тогда проверить на практике
Как горят логарифмы с синусоидой сердца вперемешку
Во тьме кромешной –
Огонь сердечный не дает света…)
Коломбина раздета
Стоит на подоконнике
Рядом ее любимые восемь слоников
(не верьте, что счастье приносят семеро –
восемь. Только восемь. Проверено)
стоит и про себя делает выбор:
впустить в себя солнце либо…
дальше обрыв листа
(и пустота
в кривых ладонях моста
вылитых из сердца того самого Пьеро,
который вчера зачем-то улыбнулся Коломбине в метро)
***
Она умела любить, но потом все вышло
Наружу сквозь поры тела. И липким смогом
Приклеились к городу серые мысли-мыши
И окна сквозь осень плакались одиноко.
Она умела летать, но потом как в сказке
Одно мановенье руки – и сломались кости,
А ласковость перьев свалялась в комочек грязи
И небо удушливо кашляло первой злостью.
Она не умела лгать телефонным трубкам,
Прощала друзьям их ночные звонки некстати.
Она собирала фарфоровых нежных кукол,
И плюшевых мишек грела в своей кровати.
Она умела прощать, а к исходу тайны
Захлопывать двери губ и глотать сомненья.
Она мне встретилась пасмурным днем случайно
И оказалась моей единственной тенью…
***
Мне вырежут правое легкое острым скальпелем
Твоих посиделок ночных и гуляний с собакой.
Захочется ночи и будет вдыхаться кАпельно
Дым сигарет с ментолом. Под черным фраком
Спрячется сердце – чуть меньше зрачка влюбленного
В тебя тридцать пятого мужа. Улыбка красным
Прочертит чертиков в радужках глаз зеленых
И выплюнет боль наружу с горелой страстью.
Мне вырежут левое легкое нежным осколком
Твоих обещаний вернуться в пол-третьего ночи
А горло еще по привычке натянуто-долго
Вдыхать будет воздух, но сны на выдох короче
Сломают ладони в привычную чашку кофе
И нежность абриса упрется в небесный камень.
На память оставлю: горчащий размытый профиль
В проеме окна. Мне вырежут легкие. Амен*.
***
Не стучись, меня здесь нет, это только лица
Да скулеж ветра в пятом стылом углу квартиры…
Мне ночами снятся зеленоглазые птицы,
А мой маленький мир охраняют белые тигры,
Мне вскрыли форточку острым приступом осени
И на шею одели замок амбарного типа
Я пытаюсь смеясь оправдать потерю голоса
И глотаю горячий, лечебный медово-липовый.
Мне пришили небо к внутренней стенке сердца
И оно теперь красным сыреет на каждый выдох.
Не смотри на ветер – он просто пришел погреться,
А потом забыл, где в этом доме выход…
Не стучись – меня здесь нет, просто тени бродят
По обложкам книг иногда… Да белые тигры
По паркетной доске когтями… И птицы вроде бы…
Это только лица и …осень листьями – титры…
***
Как погружение в картины Босха:
Душа из воска, плоть из воска, сны из воска
И мир раскрашен в желто-синие полоски,
И встал на плоскость
Шестым коленом одиночества. Наброски
На черном теле белой краской. Слишком ноской
Вдруг мнится кожа, и стирается о горсти
Ладоней, сложенных к крещению под гвозди.
Как выпадение из рамок душных правил.
Причастен свежей теплой кровью брата Авель
Клубком в трахее застревает острый камень
И каждый равен
С самим собой, когда наедине, вне правил..
Немного воздуха внутри себя оставить
И в двух зрачках два ярых пламени на память
Привычно давят…
Как погружение в картины Босха:
Душа из воска, сны из воска, плоть из воска
И разъедает пальцы теплая известка…
Мир встал на плоскость.
****
мне стыдно лежать в темноте
и, вслушиваясь в дыханье,
вплетать себя в мир людей,
зная давно и заранее,
что серому королю
не стать благородной пешкой,
что ранит мое «люблю»
привычно и неизбежно.
Мне стыдно лежать и ждать,
Что скоро сквозь стены дома
Проступит водная гладь
Моей морской полудремы,
И мир, припадая на
Израненные колени
Сделает вдох. Волна
Растащит две наши тени
По разным углам стола,
Приставленного к кровати
И в сердце сонная мгла
Уляжется горькой ватой.
Вплетаясь в твой мир людей,
Мне стыдно не быть в опале…
(в японском саду камней
я серый горчащий камень)
***
узоры медно-загарелых пальцев
на сквозняке.
Пугливость отражений постояльцев
В моей руке.
Диаметр зерна кофейной сказки –
Два стука в грудь.
И из папье-маше на стенах маски…
Уж как-нибудь
По росту, по окраске, по давленью
Дождя в окно
Я вылеплю из памяти все звенья
Твоих кино
Про счастье у подводного колодца
Прозрачных глаз.
Есть вера – все стеклянное не бьется.
Но всякий раз
На деле – хрупкость ранится о глухость,
А боль – о страсть…
Внутри меня дрожит живая хрупкость
И всякий раз
Для улицы о взгляды спотыкаясь,
На сквозняке,
Я в загорелых пальцах отражаюсь,
В твоей руке…
***
в черной коже белым бантом сомнений
две бумажных глухонемые тени
по цепному, цепочному… Хочешь, верь мне
я вчера узнала, что в теле есть двери
в иные миры. Воздух бьет гортанно
под третье ребро. Мне б луною - в камне
и
только небо в радужках – грозовое
в две холодных тени… Нас тоже двое.
Разорвать бы цепное, цепочное к черту!
Мое сердце становится слишком твердым
Для признаний в любви. Ноготь режет кожу,
Искривляются губы привычной ложью.
но
если хочешь, люби меня. Сердце треснет
от удара о слово. Мне слишком тесно
в нежно-шелковом омуте нежной злости…
если сможешь –
брось меня
в уголке своей теплой души…
Желай меня, слышишь? Дыши
На ладони, лопатки, горло -
Сердце больше не будет твердым:
Чуть нежнее оно, чуть мягче
Станет биться…. Я ночью плачу
И выходят наружу дрожью
Камни сквозь белую кожу…
***
По медным мостовым твоих сомнений
(в подлунном мире – только половина…)
гуляют две моих ненужных тени.
(а вместо сердца в теле – сердцевина
от яблока…)
Ты спишь и видишь море
в лучах светила. Город бьет поклоны,
(я не хочу и не умею спорить…)
благоговейно гнет свои колонны
коленями перед тобой – желанной
и небо пухом ластится к ключицам
(и мятой по губам моим «о, Анна!»)
чтоб слезной родниковости напиться.
***
холодом по губам...
башенки отражаются в крупинках льда…
никому не отдам -
ты моя живая вода.
можно тебя выпить одним глотком -
притвориться, что ты во мне - молоком
кормящей матери...
можно силой взять тебя
а можно нежностью.
за тонкой погрешностью
наших с тобой совпадений
я видела время
с мраморным ликом
оно, знаешь, так пронзительно тикает
и - тихо-тихо -
я в тебе - улиткой,
спиралькой
такой вот, совсем маленькой
вольфрамовой
догораю.
***
тебя не слышно. Вечер уткнулся в подушку
и ватными пальцами чешет мои косы.
по улицам бродят слепые нежные души
в поисках света. А я просыпала просо
на желтую копоть паркетной доски под пяткой
и дышу тихо, чтоб не сломать фреску
этого сумрака... (в луже листов тетрадных
сухие буквы отчего-то выглядят мерзко...)
Тебя не видно. Ты спряталась в теплой неге
одеяльной груды и смотришь на небо в клетку
с россыпью звездочек, думаешь: "вот бы снега
сугробик маленький в это душное лето..."
Ты смотришь в небо, а я собираю просо,
чернильный сумрак мои разъедает пальцы...
И вечер ласково гладит ладонью косы,
лопаток голых теплой щекой касаясь.