Тихий плач изнемог,
И в комедии вечной
Я устал быть Пьеро,
Тяжкой долей отмечен.
Лучше быть мне шутом,
И в трагедии мрачной
Вызывать смеха гром,
Мудрецов озадачив:
«Что он делает здесь,
Среди слёз и стенаний?
Что за наглый протест
Беспардонных кривляний?
Изгоните шута
Из обители скорби,
Чтоб не стало следа
От острот его стёртых!»
Шут в душе – что дитя,
Столь невинный и кроткий.
Нож в него – вот пустяк,
Тут не нужно сноровки.
И, нарвавшись на сталь,
Обагрив её кровью,
Я пойму, кто играл
В этом действе героя.
Здесь своя красота:
Нет печальней финала,
Чем убийство шута,
Чья улыбка пугала.