Гольфик в гульфик засунувши, Фокс обдумывал убийство Ларисы.
В углу продолжал грызть фундук неприметный мышонок.
Кот Котофеич в костюме Лисы (Патрикеевны ли? Лисы-Алисы?)
Предавался раздумьям о сложном устройстве кошачьих мошонок.
Пирр во время чумы оставался невозмутимым Пирром.
Мир после 3-й мировой войны зализывал раны, замазывал мирровым жиром.
Слюни до полу, на гамбургер глядя, пускал нищий юродивый культуртрегер.
СловA из испуганного камердинера вытрясывал полицейский по имени Шварценеггер.
Гопники, выпив, плясали (лезгинку ли? гопака ли?)
На свежеокрашенной поверхности весеннего луга.
Яблоки с согнувшейся под их тяжестью яблони падали, падали и упадали
В место, где когда-то сидел Ньютон, а теперь гудела промышленная центрифуга.
Типун вскочил, как разбуженный заключённый, на сАмом кончике языка.
Под языком назревали ещё два типунчика.
Поллитру, как гадину, давили великие новые поэты русского языка,
Пока стрелочник виновато моргал глазами, зажав рельсами ногу самого лучшего лучника.
Шишка под носом алжирского бея
Была срезана бритвой в ретивой руке турецкоподданного брадобрея.
Китай же распространил свои геополитические притязания вплоть до Ямайки.
По ту сторону северного ветра доживал свой век последний известный нам гиперборей,
А на завьюженном полустанке Боря Оле рассказывал байки
Из жизни самого человечного из людей.
На Южном полюсе построили для пингвинов пансионат
Имени Игоря Северянина.
Их там кормили, словно коров на убой, примешанным в бикарбонат
Молоком из вымени Григория Филистимлянина.
Семь Симеонов стонали, сардонически хохоча над формой немецких сарделек.
Внимания слушателей требовал вскарабкавшийся на трибуну старый пердун.
Авалокитешвара выключил из розетки набивший оскомину телик,
В который грозил ударить молнией потерявший терпенье Перун.
Яблоки падали, падали и упадали
В траву недалеко от яблони, согнувшейся под их тяжестью.
Натянувши легионерскую юбку и потрёпанные сандалии,
Дед Пихто любовался в зеркале своей заскорузлой кряжистостью.
Конец этого лирического отступления "ложит начало"
Дальнейшему развитию событий в 99-ти стихотворениях, и не только.
Персональный теплоход Карла Либкнехта сладко попукивал у причала...
Город снедала проказа, а Карла снедала
Застрявшая между зубами силлабо-тоническая архитектоника.