Пустая площадь. Бронзовый А.С.
Сентябрь. Прохладно. Угольное небо
не многоглазо. Месяца надрез
плюется тусклым светом, ибо невод
сезонных туч свеченье свел на нет.
Безлюдно. Лишь слегка ссутулив плечи,
уныло курит юноша - поэт,
что крови не сумел противоречить.
А что - поэт? Шельмец и полубог,
ловец иллюзий голыми руками…
Как на духу: нашел казах на камень,
иной дорогой, видимо, не мог:
и занемог - купился на басах,
сорвался на глухой (не фистуле ли?),
теперь он сумасшедший, в самом деле,
и слышит неземные голоса…
Его тревожит только чернота
предутреннего, вязкого мгновенья,
знать, истина, похоже, где-то там -
в пространстве между сном и пробужденьем.
Теперь он раб случившегося до,
поскольку память жизни не короче -
и стелется под влажную ладонь
конвертных тюрем пробовавший почерк.
И он поет с упорством дурака
о том, что будет время золотое,
и капающих звуков с языка
уже не испугаешь немотою…
Густые звуки падают на лист
суглинком кириллического чуда,
сквозящим, непосредственно, оттуда,
где нас придумать некогда взялись…
И он стоит на площади один,
а жизнь трещит по швам аппендицитным
его судьбы, которой он был сыт, но
пустая клетка много позади…
И он стоит, мусоля словари,
над ним застыло птичье безголосье,
и все, что есть - способность говорить,
выкашливая душу в эту осень;
строчить, не поднимая головы,
о том, что нынче (выспаться бы надо)
сотрудничество грифеля с бумагой
приводит к слову - мертвому, увы…
18.09.03, полночь, Пушкинская площадь