Давным-давно, лет четыреста назад, в русском языке не было слова КОФЕ. Это неудивительно: раз не было кофе, так и слово для его обозначения не требовалось.
Потом, рассказывают, Пётр Великий, научившись в Европе обычаям иноземным, стал заставлять своих современников пить по утрам эту горькую гадость.
А называли зерна и напиток – кто во что горазд. В восемнадцатом столетии можно было, без опаски прослыть неграмотным, говорить и писать это слово в любом роде.
Например, КАФА.
А что: как и подобает молодой даме, КАФА будоражила сердце, заставляла блестеть глаза, сводила с ума пристрастившихся к ней.
Однако в девятнадцатом веке, особенно во второй половине, когда образование стало широко доступным и полностью на русском языке, слово разобралось, что с возрастом женская доля становится всё нестерпимей. И для всех стал очевиден его мужской род. Так появились КОФИЙ и КОФЕЙ.
А теперь попробуйте-ка сказать: выпьем кофейку или крепкий кофий.
Чувствуете? Никакого намёка на средний род! И кто это только придумал по заграничному заканчивать слово на букву Е?
Вот, например, КАФЕ – как и положено, среднего рода. Кстати, там, откуда привезли это слово, оно обозначало абсолютно то же, что и КОФЕ. Хозяева закусочных писали вывеску на своём заведении – мол, здесь можно выпить кофе. Так и у нас, иногда, вместо "Хлебный магазин", пишут коротко: "Хлеб".
КАФЕ сразу отказалось и от женских забот, и от мужских привилегий. А вот КОФЕ настолько привык к роли жгучего брюнета, что и с новым окончанием, и даже разбавленный сливками, не растерял своего мужества.
Благодарные потомки по достоинству оценили эту стойкость, и КОФЕ стал единственным исключением из правил грамматики.
Разумеется, единственным только в своём роде...
(Из цикла "Подражание Феликсу Кривину", 1996)