Тогда средь ночи непроглядной
Пищал ребёнок, ветер жадный
С гумна травинки разносил,
И колокольчик брякал стадный,
Ребёнок снова голосил,
И мать звала, лишаясь сил,
Праматерь. Белый хвост кометы
Пугал людей, и все приметы,
Как смоль прикормленного пса,
И подкуп с помощью монеты,
Волхвам внушали чудеса,
И искривляли горы небеса.
Когда утихло всё, легла роса,
И поднялось поспешное семейство,
Привычное сменилось действо
На вонь каналов, обжиг кирпича,
На храмов чуждое злодейство,
А страх верёвки и меча
На суму с нищего плеча.
И вот опять пейзаж волнистый,
И маргариток золотистых
В траве высокие снопы,
И запах серных вод душистый,
И слабый след крутой тропы,
И рыб блестящие серпы:
От Ма Гадана до Ярмука
Скользит рыбацкая фелюкка,
И невод - ежедневный хлеб,
Помимо - только блажь и скука,
И всяк давно отсюда грёб,
Кабы науками наскрёб.
Поддавшись общему волненью,
Навстречу людному стеченью,
Собрав своих учеников,
Он поднялся; по наущенью
Двоих из них, не скрывших слов,
Был предан устный богослов.
Так, после трапезы пасхальной,
К сырой пещере погребальной
Снесён; следы верёвок на груди,
Кровь на запястьях; нет печальней
Дороги той, что позади,
Но воскресенье впереди.