Ох, безделье, безделье. За что же платить тебе дань
в виде планов нарушенных, встреч, обратившихся в дым?
Третий день гриппованья. Со мной, никудышным, Казань
обмоталась навьюженной марлей до глаз - карантин.
Как уменьшился мир: потолок да четыре стены,
лишь о чем-то бормочет во сне балобол-попугай.
Взаперти поневоле. Не может быть, чтоб без вины.
Значит, грешен, - мне слышится голос, - сиди, размышляй!
Размышляю. А мыслей так много - навязчивый бред.
Черепушку вскрывает со скрежетом бензопила,
знаменуя кошмарами долгий, шершавый рассвет.
Из щелей-амбразур выползает крысиная мгла.
Да и небо какое-то грязное, - не подмели.
Дворник тоже, наверное, забюллетенил слегка.
Вон сплетение судеб зима, в непроглядной дали,
нарезает, как торт, острием ледяного клинка.
Надевает вериги Казань, искупая грехи,
да и я, круглосуточно делавший что-то не то,
в одиночестве вязну. Срываются чьи-то звонки,
и грядет тишина, в своем черном, до пола, пальто.