Так долго пил, что зеркало устало,
Растаял снег и снова выпал снег.
А легче становилось, но не стало;
Лишь стала тяжелее кожа век.
Таилась память, как удав на ветке
И дождалась, и нежно обвила,
И стиснула в своих обьятьях цепких,
Как пятый литр крепленого вина.
Шипела память: «Помнишь…помнишь…помнишь…
А голос…? а улыбку…? а глаза…?»
И ласково оказывала помощь,
Отматывая хронику назад.
Смеялась память: «Всё прошло без толка,
И никогда уже не выйдет толк,
А время, вот такой паршивый доктор:
Ему бы пациента сразу в морг.
И ни тебе менять мироустройство,
Всё задано и продано давно,
Где безучастность – основное свойство,
И равнодушье – сущностью его.
В него уходит всё, как корни в землю:
Азарт, надежда, вера и друзья.
Да, то что пропадает – не смертельно,
Но с тем, что остается – жить нельзя».
И я кивал, и зеркало кивало,
И старый тополь на ветру кивал,
И пили мы на брудершафт с удавом,
Пока совсем он с ветки не упал.