Из цикла "Блатная песня: далёкая и близкая"
С середины 20-х годов советское общество захлестнула волна шпиономании. Кампания эта была организована сверху, умело направлялась и регулировалась властями. Одной из распространённых тем литературы и средств массовой информации становится нелегальное прибытие белоэмигрантов из-за границы. Чуть ли не ежедневно в газетах появляются рассказы о поимке шпионов, террористов и диверсантов. А уж писатели вовсю дали волю своему творчеству. Рассказ Михаила Булгакова «Ханский огонь» (помещик возвращается в усадьбу, где при новой власти организован музей), пьеса Бориса Ромашова «Конец Криворыльска» (бывший врангелевский офицер вместе с профессиональным шпионом приходит к своему отцу с вредительским заданием), повесть Алексея Толстого «Василий Сучков» (похождения шпиона, ставшего уголовником), повесть Н. Чуковского «Княжий угол» (эсер, прибывший из-за кордона, пытается организовать антисоветский мятеж) и множество других произведений формировали у обывателя подозрительность и неприязнь по отношению к «бывшим», доходившую до ненависти. Не грех, впрочем, вспомнить и роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев», где высмеяны доверчивые «контрреволюционеры», которых дурачит ловкий мошенник Остап Бендер.
Одновременно в сознание обывателя внедрялся образ ГПУ как «первого друга и защитника» рабочих и крестьян. Провозглашалась необходимость сотрудничества с этим учреждением как дело чести и доблести каждого гражданина. ГПУ - Главное политическое управление при НКВД (Народном комиссариате внутренних дел) - заменило в 1922 году печально известную ЧК. Перед ГПУ ставилась цель: борьба с контрреволюцией, шпионажем и бандитизмом. Чтобы ярче представить атмосферу тех лет, процитируем отрывок из «Ненаписанной книги» Михаила Кольцова:
«Представьте себе белогвардейца, приехавшего осуществить заговор в Советской стране. Пускай даже он прибыл со всякими предосторожностями и поселился у своего друга, белогвардейца же; пусть ГПУ о нём не подозревает... Но ГПУ теперь опирается на самые широкие круги населения... Если белый гость покажется подозрительным, им заинтересуется фракция жилтоварищества. На него обратит внимание комсомолец-слесарь, починяющий водопровод. Прислуга, вернувшись с собрания домашних работниц, где стоял доклад о внутренних и внешних врагах диктатуры пролетариата, начнёт пристально всматриваться в показавшегося ей странным жильца. Наконец, дочка соседа, пионерка, услышав случайно разговор в коридоре, вечером долго не будет спать, что-то, лёжа в кровати, взволнованно соображать. И все они, заподозрив контрреволюционера, шпиона, белого террориста, - все они вместе и каждый в одиночку не будут даже ждать, пока придут их спросить, а сами пойдут в ГПУ и сами расскажут оживлённо, подробно и уверенно о том, что видели и слышали. Они приведут чекистов к белогвардейцу, они будут помогать его ловить, они будут участвовать в драке, если белогвардеец будет сопротивляться... Во время последней полосы белых террористических покушений целые группы ходоков из деревень приходили за двести вёрст пешком в город, в ГПУ, сообщить, что в деревне, мол, появилась политически подозрительная личность».
К 1927 ГОДУ ТЕМА «ПОЛИТИЧЕСКОГО БАНДИТИЗМА» ДОСТИГАЕТ АПОГЕЯ. В это время в обществе витает призрак надвигающейся войны. На международной арене обстановка всё более накаляется. Полицейский налёт на советское торгпредство в Лондоне, разрыв по инициативе британского министра иностранных дел Остина Чемберлена дипломатических отношений Англии с СССР, убийство советского полпреда в Варшаве П. Л. Воейкова, постоянные сообщения о диверсиях и террористических актах... В мае исполком Коминтерна публикует тезисы «О войне и военной опасности». 4 июня Николай Бухарин на пленуме МК ВКП (б) заявляет прямо: «Все мы сейчас абсолютно единодушны в том, что... необходимо в упор поставить вопрос о возможном нападении на СССР» («Правда», 18 июня 1927 г.).
В июле Менжинский и Ягода в интервью рассказывают о том, как подлые белогвардейцы, организовавшие взрывы в Москве, попали на территории Белоруссии в красноармейскую засаду и были уничтожены. (Что тут же использовали в своём бессмертном творении Ильф и Петров, заставив Остапа Бендера, создателя «Союза меча и орала», разразиться тревожной тирадой, рассчитанной на бубличных дел мастера гражданина Кислярского: «За нами следят уже два месяца и, вероятно, завтра на конспиративной квартире нас будет ждать засада. Придётся отстреливаться... Я дам вам парабеллум»).
Пресса нагнетает напряжённость, постоянно публикуя репортажи о военных манёврах и массовой подготовке населения на случай боевых действий, в том числе уличных боёв и газовых атак.. Один из распространённых лозунгов тех лет - «Готовьтесь к борьбе против газовой войны». В газетных и журнальных статьях часто можно встретить фотографии трудящихся в масках, на парадах отряды Осоавиахима маршируют в противогазах... (Позже дуэт Ильф-Петров в эпицентр учебной газовой тревоги поместит своего Великого Комбинатора, от которого в этот момент сбежит подпольный миллионер Корейко. «Гражданский пафос» авторов довольно своеобразен: «На великого комбинатора смотрела потрясающая харя со стеклянными водолазными очками и резиновым хоботом...»).
В ТАКОЙ ОБСТАНОВКЕ ПОИСКОВ КОВАРНЫХ ДИВЕРСАНТОВ И ШПИОНОВ уголовный мир не мог оставаться равнодушным наблюдателем. «Шпионскую» тему отразил и «блатной» фольклор в известной песне про Марсель:
Стою я раз на стрёме,
Держу в руке наган,
Как вдруг ко мне подходит
Неизвестный мне гражда/н.
Он говорит мне тихо:
«Позвольте вас спросить,
Где б можно было лихо
Эту ночку прокутить?»
А я ему ответил:
«На Лиговке вчера
Последнюю малину
Завалили мусора».
Он предложил мне деньги
И жемчуга стакан,
Чтоб я ему разведал
Жиркомбината план.
Он говорил: «В Марселе
Такие кабаки,
Такие там бордели,
Такие коньяки!
Там девочки все голые,
А дамы - в соболях,
Халдеи носят вина,
А воры носят фрак!»
Советская «малина»
Держала свой совет,
Советская «малина»
Врагу сказала «Нет!»
Мы взяли того фраера,
Забрали чемодан,
Забрали деньги-франки
И жемчуга стакан.
Потом его мы сдали
Войскам НКВД,
С тех пор его по тюрьмам
Я не встречал нигде.
Нам власти руки жали,
Жал руки прокурор,
Потом нас посажали
Под усиленный надзор...
Понятно, что уголовные поэты не упустили случая отметить, что "менты" как были, так и остаются «неблагодарной сволочью». И всё же усилия официальной пропаганды не пропадали даром. Они сказывались на формировании мировоззрения «социально близких» советской власти людей - уголовников-«уркаганов», босяков, беспризорников... Их врагами становились «бывшие», «белая кость», всевозможные «враги родной Советской власти» – шпионы, «вредители», «троцкисты» и прочая «гнилая интеллигенция». Как на воле, так и в лагерях.