Каэтана
Одежду сбросила ловко -
Небрежным движением плеч.
- Пиши портрет, полукровка!
Скажи, как мне лучше прилечь.
Пылает огонь в камине,
Как рыжих кудрей разгул,
Как жар ее губ карминных.
-Ты туп и замедлен, как мул!
Легла. И рука капризно
Прикрыла низ живота...
А он рисовал пол-жизни -
Искал, где она - Красота!
Уснуть бы в объятиях Махи,
Коснуться б волос её чуть -
И что ему дыбы и плахи,
Когда разрывается грудь
И сердце - трепещущей рыбой...
Она - наслажденье и рок.
И нежен, как тела изгибы,
Надежды последний мазок.
Tsar (псевдо-исторический плач)
Эх, да на Руси как всё переменилось!..
Онеметчил земли новый царь;
Он кукуйской девке дарит милость -
Видно, опоили молодца!
Попритихли древние палаты,
И юрОдивых не слышно по щелям...
Лишь преображенские солдаты -
Свято верят в юного царя.
Длинноногий взбалмошный подранок
Цепко ухватился за престол -
Удалых стрелецких атаманов
Выбор - только плаха или кол.
И разбудит подмосковный ветер,
В расписные ставни колотя.
- Богом мазаны романовские дети,
Но забыл Господь одно дитя.
Русь - кресты да беспросвет могильный,
Да лихие бороды бояр...
Пахнет от тебя почти Россией -
Терпким запахом одеколона "Tsar"
Тэдди
Повесил нос сегодня мишка Тэдди -
Его ласкать хозяйка не берёт.
Ей подарили нового медведя
На странный зимний праздник
Новый Год.
И он вздыхает тихо и глубОко
И вспоминает сказочные дни
До появления пахучей чудо-ёлки,
Завёрнутой в блестящие огни.
Так просто в дом проникли перемены -
В коробочках и свёртках. По углам
Предновогодние забившиеся тени,
Невписанные в этот шум и гам.
Вчера в мешок хозяева собрали
Весёлых замечательных друзей,
Назвали почему-то старым хламом
И унесли в распахнутость дверей.
Тоскливо как без зайца-одноуха,
Лохматой Долли, мягкого Кота,
Проказливого друга Винни Пуха...
И в доме поселилась пустота.
Притихший Тедди, сидя на диване,
Мечтает о заманчивом "вчера"...
И думает, что и ему желание
Придумать до полуночи пора.
Екатерина
Как стали дни коротки и сонливы.
Смотрю на чужестранку в зеркалах
И ей не верю. Зеркала ли кривы?
Замерзли стрелки на моих часах;
Разложенные веером картонным
Семёрки льнут к изнеженным тузам
Суля дорогу. Вдаль от речки чёрной,
Такой же чёрной, как его глаза
Под мягким покрывалом снегопада...
Десятка треф - прощания печать;
Зачем же все так больно и неладно.
Быть может, я смогла бы удержать,
Остановить убийственную руку
Январского кровавого утра...
Обречены на вечную разлуку.
Простишь меня, Наташенька? Сестра?
Генрих IV
Когда мужчине ровно пять десятков,
И не в новинку больше седина,
Не удивляют женские загадки,
Не беспокоит умная жена.
Когда играть в мальчишку надоело
И тяготит наследственная роль.
Хоть шпага долго не лежит без дела,
Пушистость париков побила моль...
Когда привычно слуги тапки греют
И перед сном - молитва с молоком...
А лилии уже совсем хиреют...
Ворчит привычно старый мажордом,
В ногах свернулась верная борзая
И егеря загнали кабана...
Застыл, быть может снова вспоминая
Об игрищах безумных Валуа -
Варфоломеевские страсти откипели
И Сена в Лету воды унесла
Кровавой католической купели...
Неблагодарней нету ремесла,
Чем королевское... И тыщи бедолаг
Кричат "Виват" - Париж достоин мессы...
Но нож уже направил Равайльяк,
Открыв дорогу для бурбонской пьесы.
Cолоха
В постыдное тёплое марево
Из чувств и загадочных вздохов...
Ты так горячо уговаривалась,
Волшебница ночи - Солоха.
И нежных висков серебристость,
Как серп новогоднего месяца,
Сиянием снежным лучистым...
Работает чёртова мельница,
Всё смелет - в муку перемелется...
В платочек расшитый батистовый -
Такие лишь тоненьким паннам -
Не спрятать глаз ясных искристость...
Любовь - всетелесная манна,
А жизни - сгорают как спички...
И ягодкам - тоже желательны
С царицыных ног черевички!
Как в сорок мечтаешь старательно,
Соблазн - козлоногий мечтатель . Но...
Чудесна к любови привычка.
Ведьма
Распустив по спине зазмеившихся локонов стаю,
Затяну крылья шали натужно тугим узелком...
Улетаю... Туда, куда ветер спешит, улетаю...
Мне весь мир непонятен, заманчиво так незнаком.
Одиночке несладко в потоке времён и событий.
Надо выбрать свой путь, ведь не радостно стало ничуть
По тропинкам идти за лучом размотавшейся нити -
И клубок отложу... Я во всём разобраться хочу,
Выбиваясь из нежно-хрустящих скорлупок младенца,
Пробираясь наощупь среди незнакомых миров,
Улетев далеко из лесного счастливого детства
В неизвестность чужих городов и чужих языков.
Ведьма - та, что всё ведает. Как это странно и горько -
Понимать подноготную мыслей, поступков и слов.
По одной набирала росу на малиновой горке,
Ускользая от жёлтого взгляда соседей-волков
И лечила дрозда - он, бедняга, простыл перед Пасхой,
В благодарность мне славные песни поёт по утрам...
Даже ведьмы хотят хэппи энда для собственной сказки...
И со всеми зайти в воскресенье в предпраздничный храм.
Фельдшерица
Фельдшерица из царского дома
Прикорнула у входа в палату...
С регулярностью метронома
Стонет в дальнем углу солдатик.
Он еще пока слишком кроткий,
В щёчках-ямочках детский каприз,
Ему снятся девки-молодки...
Он пока не взглянул ещё вниз -
Место, славным и добреньким богом,
Отведённое крепким ногам...
Он еще и винтовки не трогал
И ни разу пока не стрелял,
А пристроен был старым майором
Порученцем при штабе полка...
Передёрнуть застывшим затвором
Не придётся. Одна лишь рука,
Да убогое белое тело
Без привычных натруженных ног.
Фельдшерица сквозь сон захотела,
Чтоб солдатик проснуться не смог...
Нико Пиросмани
В запутанные улочки Тбилиси
Гортанные базарные смешки
Привычным фоном ласковым вплелись и
Излечат от назойливой тоски...
Заложен дом, отцовская лавчонка -
Всё пущено на россыпи цветов.
Карочохели из-за глаз девчонки
Вдруг превратился в вечного Кинто...
Закончен праздник - будни стали серы
И голодны и холодны порой.
Ему недоставало сил и веры,
Но, будто крылья за худой спиной
Ему служили вылезшие кисти,
Полуистертые мелки и карандаш...
И много раз покрыло снегом листья,
И загородных гор густой мираж.
Пусть пэри с невесёлыми глазами
Уехала на вечные века,
Еще продаст художник на базаре
Законченную линию мазка...
И облаков наполненные чаши
Готовы расплескаться дождь- вином...
Спускается в седой Тифлис вчерашний
Туманный и крутой Мтацминды склон.
А нищета вписалась в одиночку,
Как искренняя верная жена.
Картины, как души больной кусочки,
Распродаются плохо. Пей до дна!
Склоняются и сильные чинары
Под гнётом нескончаемых ветров...
А вывески Армянского базара
Горят палитрой тех её цветов...
Сезонное
Начинается зимний волшебный сезон -
Золотая пора для модисток!
Как неистов и звонок к предутренней звон
Как в сугробах лучи серебристы,
А края занесённых навек мостовых
Проминают полозьями сани...
Первый бал, первый вальс и в альбом первый стих -
Незабвенное время мечтаний.
И застывший оскал охранителей-львов
У ворот псевдо-графского дома,
Где каминный уют и безумства балов -
Так манящи и книжно-знакомы.
Мягкий матовый блеск оголившихся плеч,
Шорох шелковый смявшихся юбок,
С елисейских полей принесенная речь
Отчего-то ей кажется грубой...
Петербург к бесприданницам холодно-строг -
Офицерскою белой перчаткой
Отчеканит изысканно 'под козырёк':
Но мечтанья заманчиво-сладки.
La dupe les femmes. Мадригал для
Велеречивый безобразный мот,
Оценщик тела и ценитель слова,
Источник наслаждений и острот,
Блистательнейший бАстард - Казанова.
Бретёр и закулисный интриган,
Картёжник и неутомимый сводник...
Сегодня Вам поётся мадригал,
Изысканный и пламенный любовник
Красоток из трущоб и из дворцов
Бесстыже-напомаженной Европы.
Прокрадываясь в будуары снов -
Фантазий мессалин и пенелоп, и
В со-амплуа 'заботливый жених'
Невест и вдов - исход из жизни пресной...
О, сколько раз Вы заново для них
Исполнили святую Песню Песней.
В старом замке
В старом замке, тёмном замке
Время смотрит сквозь бойницы,
Осыпается в кусочки
Штукатурки со стены...
Больше нет дорожек в парке
И таинственные птицы
Беспрерывно, что есть мочи,
Голоса вплетают в сны -
Им былого тоже жалко...
Замирает жилка жизни,
Лишь случайный редкий путник
Здесь найдёт себе ночлег -
И развалится в качалке,
Разведя огонь в камине,
Будет греть сухие руки
И смотреть в окно на снег
И на бывшие фонтаны,
На поблекшие газоны
И разбитые дорожки
Под пятою долгих лет...
И вздохнёт о донне Анне,
О ночах своих бессонных
Хромоногий, невозможный
Лорд - бродяга и поэт.
Три поэта
СобрАлись три грустных поэта на чашечку чая в кафе.
Один был охоч до куплетов - писал их всегда 'под шoфе',
Читал терпеливо и долго смиренным привычным друзьям,
Туда приплетал он и бога и местных застенчивых дам
На фоне всемирного счастья... А после слюняво рыдал,
В несвежий платок утыкался - и шёл на далёкий причал,
Смотреть на волнистую воду, что билась в волненьи у ног...
Потом бормотал про природу и как человек одинок.
Другой был холён и наглажен заботливой ручкой жены -
Писал про царевен из башен в плену у глухой старины,
Про троллей и диких кентавров. Стеснялся друзей - и молчал,
А жаждал признанья и лавров. Но дома его ждал скандал
За вечер, прошедший в кафешке с друзьями-поэтами. Ну,
А Третий был гением - Кешкой и все подражали ему.