Для алма-атинского издательства "Книголюб"
(о стихах Бахыта Кенжеева)
Есть в казахстанской литературе персона, которая уже давно стоит, я бы даже сказал, высится, эдаким обособленным небоскрёбом. Собственно, некоторые совершенно напрасно её даже не считают казахстанской, руководствуясь мелкой, узкой, местечковой философией. Думаю, что в прекрасном будущем и памятники, и улицы в его честь неминуемо ждут этого гения современности на родине. Речь идёт о Бахыте Кенжееве, чье мировозрение сложилось на московском Арбате, но по рождению и по крови он конечно же, славный сын казахского народа, живущий по воле судьбы сегодня далеко от родины своих предков, чей зов, тем не менее, снова и снова заставляет его (как мне кажется не без удовольствия) приезжать к предгорьям Заилийского Алатау и дышать воздухом казахстанских степей и гор.
Сплав горячей азиатской крови, московской интеллигентности и западного космополитизма подарил нам в лице Кенжеева изумительное явление культуры мирового масштаба. Последние его стихи – прекрасное тому подтверждение.
Мглистый, чистый, колыбельный, переплётный ножевой,
каменистый, корабельный, перелётный, неживой,
дружба – служба, клык и око – спать в колонках словаря,
в мироедстве одиноком рифмы пленные зубря,
рифмы тленные вбирая, пробуя на вкус и цвет,
воскресая, умирая, чтобы вынести в ответ
самурайское ли просо звёзд (отрады для щенка),
иль хорей для эскимоса? или ямб для ямщика?
Божественная вселенскость – вот как я для себя определяю поэтическое слово Бахыта Кенжеева. И по своим человеческим повадкам, и по печатному слогу - всё в нём выдаёт небожителя. Говорят, что Ахматова и Пастернак производили похожее впечатление на современников. Легко, как у себя дома, чувствует себя Бахыт на самых высоких уровнях сознания, аллюзивно привлекая в свои тексты примеры из высокой политикии, культуры и т.п.
Разумеется ты права. Мы утратили божий страх. В нашей хартии далеко не сорок
вольностей, а восьмёрка, уложеная, как фараон, на спину,
забальзамированая в пирамиду
встроенная, невыполнимая, как резолюция Ассамблеи ООН. Мне хорошо – я научился виду
не подавать, помалкивать, попивать портвей. А тебе? Мёрзлое яблоко коричневеет
на обнаженной ветке. Запасливый муравей спит в коллективной норке, и если во что и верит –
то в правоту Лафонтена, …
Процитирую пассаж Евгения Степанова, предваряющий его интервью с Бахытом Кенжеевым на страницах литературно-художественного журнала Фотурум АРТ : С тех пор, как я прочитал первую книжку Бахыта Кенжеева, живущего в Монреале, я стал внимательно следить за его творчеством. Уже этот сборник, выпущенный, кстати, в престижнейшем эмигрантском издательстве "Ардис" в 1984 году, показал: в русскую литературу вошел новый поэт. Со своим видением мира, со своим словарем, со своей судьбой. Кажется, сейчас и у нас в стране это начинают понимать. Опубликованы обширные подборки стихов Бахыта в журналах "Знамя", "Дружба народов", "Клуб", "Огонек", "Студенческий меридиан", еженедельнике "Семья". Другие издания проявляют интерес к незаурядному, высоко реалистичному творчеству Кенжеева.
Хочется цитировать как можно больше, поскольку не совсем понятно как скоро до широкого читателя дойдут стихи Бахыта. Хорошо если быстро, а если нет? Ведь даже, если их в скором времени напечатает какой-нибудь толстый московский журнал, – это не означает, что широкая публика в Казахстане прочитает их наверняка из-за нашей изрядной в последние годы обособленности.
Напрасно рок тебе немил –
есть света признаки повсюду,
и иногда смиренен мир,
как Пригов, моющий посуду.
Идёт тепло от батарей,
напрасо я тебе не нравлюсь –
я подошьюсь ещё, исправлюсь,
я подарю тебе сирень,
а может ландыши какие…
В Алматы Бахыт Кенжеев приезжает с удовольствием, он сам мне в этом признавался не раз. По его словам, алматинская интеллигенция не утратила ещё своего изначального сияния, в отличие от, скажем, московской, уже гораздо более приспособившейся к рыночным отношениям и, видимо, по этой причине кажущейся более прагматичной и, так сказать, приземлённой. Не будем сейчас оспаривать его точку зрения, тем более, что для нас, алматинцев, она весьма лестна. Как бы там ни было, Бахыт с упоением читает свои стихи в южной столице и на больших публичных выступлениях, и в более тесных, интимных, частных собраниях. Читает он удивительным, редким по красоте тембра голосом! Обязательно попрошу его в ближайший мартовский приезд прочитать из последних стихов вот этот:
Пылись, конверт, томись с друзьями под
латунным идолом смеющегося будды
в прихожей… средь рождественских хлопот
не до счетов, и не до счетов, - чудо,
что деревянный ангел над столом
покачивает крыльями, что вены
ещё пульсируют, и темному палом-
нику ешё не время от безвредной веры
отказываться от её наград: …
Приятно было видеть разнообразие поэтических приёмов, употребляемых Бахытом в предшествующих стихах. Но в своих последних этот его талант расцветает ярчайшими красками. Мы видели выше и витиеватые, расчитанные на эстетов формы, и выдержанные в довольно традиционном ритме строки. Но во всём – глубина, изысканность, а для меня в особенности – ещё и особенной музыки звукоряд, акустическая красота его стихотворений. Размер газетной статьи не позволяет сказать многого, спешу показать ещё одну цитату, живущего с нами божества, совершенно свежую, можно сказать, выхваченную с письменного стола:
Не заснуть. Мороз по коже. Это горе – не беда.
Неужели я такой же легковерный, как всегда?
Что же треснуло? Давно ли я брал с прилавка, что хотел,
словно ветер в чистом поле песни светлые свистел,
взламывал чужие двери, горькой страстию палим,
как дурак последний верил в Новый Иерусалим, -…
Одна из характерных черт Бахыта Кенжеева - его пронизывющая практически все произведения ирония. Этой стороне его творчества можно посвятить не одну страницу исследовательской критики. Мне представляется такое отношение Бахыта к литературной деятельности очень гармоничным, естественным. И если уж быть до конца откровенным - такой подход правомочен не только по отношению к литературе, хотелось бы видеть его не только у литераторов. Ирония у Кенжеева не самоцель, а как бы общий стиль, образ мышления. Ненавязчиво, порой вскользь, проскакивают в его строках искорки смеха на порой весьма грустном и печальном фоне общей фабулы призведения.
Майору заметно за сорок - он право на льготный проезд
проводит в простых разговорах и мертвую курицу ест –
а поезд влачится степями непахаными, целясь в зенит,
и ложечка в чайном стакане - пластмассовая – не звенит.
Курить. На обшарпанной станции покупать помидоры и хлеб.
Сойтись, усомниться, расстаться. И странствовать. Как он нелеп,
когда из мятежных провинций привозит, угрюм и упрям,
ненужные, в общем, гостинцы печальным своим дочерям!
В издательстве Книголюб готовится уже давно выпуск сборника стихов Бахыта Кенжеева, который он сам лично составил для нашего казахстанского издательства. К сожалению, из-за финансовых затруднений дело постоянно тормозится, но всё же смутные надежды шаг за шагом всё явственне обретают черты реальной книги. Хочется пожелать издателям как можно скорее осуществить наконец этот проект. Ждём с нетерпением.
В заключение приведу строки (одна из которых стала заглавием для данной газетной публикации), которые ещё раз иллюстрируют нам божественную иронию Бахыта-философа:
…как обычно, один среди снежных заносов -
засиделся не помнящий дней и часов
мой обиженный, бывший коллега философ,
а точнее сказать – философ.
Он отчетливо знает, что окунь не птица,
что уран тяжелее свинца,
коктебельский рапан не умеет молиться,
а у времени нету лица.