Дивизион, примкнув штыки, вступает в город,
Центурион, сняв медный шлем (мешал обзору),
Глядит, глаза полузакрыв, как злая птица,
Вдоль улицы. А ветер стих, но пыль крутится.
Архитектура такова: глухие стены,
Глядят на улицу. Едва ль не скрыт кипенью,
Цветущих яблонь, впереди - шпиль ситихолла.
Пустынно, тихо. И блестит жестянка колы.
И звон подков уходит вглубь, в нагретый камень,
И солнце лижет влагу с губ, как белый пламень.
Фаланги сомкнутых щитов щетинят жала,
Дрожит берсерка молоток в руке капрала.
Ну, где же Враг? Ответа нет. Скрипит неловко,
Расщепленный в бою лафет пятидюймовки.
А узкой улочки труба, пугая, манит,
Эхма, солдатская судьба ужель обманет?
......
Через секунду станет здесь совсем иначе,
Подымут взрывы пыли взвесь. И адским плачем,
Завоет в дзоте пулемёт. И снайпер с крыши,
Уложит мигом целый взвод. Весь красным вышит,
С коня обрушится драгун. Ударив с тыла,
Спецназ замкнет огня дугу. Теряя силы,
В прорыв рванётся эскадрон. Но поздно! Поздно!
Металл уже со всех сторон... Упругий воздух,
Напитан ржанием коней, безумьем, сажей.
Кто тут трусливей, кто храбрей... Уже не важно.
Стихают крики... Тишина - аж уши колет...
Мертво и тихо. И блестит жестянка колы.