В мире Бодлера есть Дьявол, но нет Бога. Его стихи – воистину «Цветы зла»: они изысканно прекрасны, как цветы, но в них – смерть и ад, без конца и без края. Даже когда Бодлер взывает к Господу, он не получает ответа и шлет ему проклятия, полные боли и отчаяния, в надежде, что хотя бы они будут услышаны.
В мире Уайльда, напротив, Бог есть, а вот Дьявол, по-моему, отсутствует. Это кажется странным: ведь Уайльд много писал – и с каким восторгом и сочувствием! – о грехе, о преступлении. И при этом в его мире нет зла, все «добро зело». Как это может быть? Видимо, Уайльд в глубине души верил, что нет такого греха и такого преступления, которые Господь не мог бы сделать никогда не бывшими. «И даже если будут ваши грехи как кровь, Я убелю их паче снега». Уайльд буквально повторяет эти слова в «Балладе Рэдингской тюрьмы», но еще раньше он написал об этом в финальной сцене «Портрета Дориана Грея». Портрет Дориана – его душа – после смерти героя вновь становится прекрасным, чистым и юным. Значит, все грехи его умерли вместе телом, старым и уродливым, а душа, бессмертная и очистившаяся от всякой скверны, продолжает жить в портрете. О «Саломее» Бальмонт писал, что в ней Уайльда показал нам «лик Дьявола в любви». Но и здесь то же самое: есть грех, есть преступление, есть ужас, рок, страсть – а Дьявола нет. Думаю, тезис о том, что у любви есть только лик Бога и лик Дьявола, неточен. Там, где Дьявол, там нет любви – вообще никакой любви. А вот то, что у любви есть лик Бога и лик зверя – это правда. Или, говоря словами Достоевского, «идеал Мадонны» и «идеал содомский». В Саломее нет зла, в ней просыпается голодный зверь, жаждущий крови любимого. Все в этой драме исполнено греха и сопутствующего ему страха, но в этом мире Бог – есть, Он ходит по земле и воскрешает мертвых. Любовь, преступление во имя Любви, трагедия и гибель – это вехи на пути Саломеи к Нему. Уайльд полагал, что приблизиться к Богу могут лишь святые и грешники и, думаю, был прав. Он прожил жизнь грешника, но сохранил душу ребенка, не ведающего зла. Ненависть, убивающая все живое и отравляющая землю своим ядом, была ему совершенно чужда. Он – один из тех, кто, несмотря ни на что, благословил этот мир.