Я бреду по городу не трусцой резиновой,
А походкой гордою – в непогоду зимнюю.
Шарф по ветру стелется и снежинки сладкие -
Там, где вера теплится, тают – под лопаткою.
Боты кашу манную просят… шапка кроличья…
За витрин туманами цены слишком розничны,
Стройные красавицы в декольте фланируют
С лысыми мерзавцами – к кошелькам гарнирами.
О, коктейль безжалостный, Лувр и вальсы венские
Со щенячьей шалостью и тоской вселенскою,
Чопорными лицами в подростковых прыщиках,
Для моей милиции не по зобу пищею,
Шутками солёными, под вино фисташками.
Фри полусалонные только в блёве страшные!
С той же гордой позою, догоняя бороду,
Под руки с морозами я бреду по городу.
Машут бодро лапками, рассчитавшись по трое,
Мужественно гавкая, шавки подворотные,
Лают и не ленятся, прямо кривотолками,
Шерсть космато пенится, а глаза ребёнковы.
Дети – люди жадные, жрут варенье банками,
Смерды безлошадные перед ними ангелы.
Дети алчут зрелища, открывая пошлое,
Странно то, что мир ещё не теряет прошлого.
Вглядываюсь. Стоп, стена! Ледяное жжение.
То – пугаюсь, собственно, сына отражения.
В снежно-звёздном мареве стыло зреет радуга,
Радует – не зарево, пусть пожжёт ненАдолго,
Поисточит душеньку, да чуток останется.
Надо верить в лучшее, а не только в пятницу.