В газелях метафора подобна красавице в гареме –
чуть-чуть прикрыта затейливыми украшениями
и пряными ароматами,
возлежит на атласном ложе
в окружении диковинных даров
деспотичного супруга.
Но шаг за ворота сказочного сада (рубаи) –
и она уже странница в парандже,
доступная лишь взорам посвященных.
Терцины: метафора упакована
в звучно бряцающие латы рифм,
неумолимо влекущие ее
вечными тропами крестовых походов.
В катренах она покорно влачит бремя
корсета и кринолина,
в полуобмороке делая реверансы
то в одну, то в другую сторону.
Впрочем, оба костюма с равным успехом
могут сохранять форму,
будучи совершенно пустыми.
В одах метафора заживо бронзовеет,
пустотело звеня при постукивании.
В сонете так тесно, что метафора
вынуждена сворачиваться кольцом,
от досады покусывая себя за хвостик.
В хайку метафору не застать –
лишь отпечатавшийся в песке
след легкой ножки.
А куда другая ступит – поди догадайся.
В богатых анжамбманами текстах постмодерна
метафора подобна
распиленной ловким фокусником ассистентке:
лежа по частям в лакированных ящиках,
все же умудряется синхронно
шевелить конечностями.
В верлибре метафора отдыхает,
непринужденно загорая нагишом
на укромном, скрытом от глаз
диком пляже.