Ренье прохладно-матовая грусть,
Изысканная лирика Верлена…
Французские поэты, откровенно
У вас я слогу лёгкому учусь.
И пусть ваш стиль не современен, пусть!
И лексика уже не современна.
Французскому изяществу замены
Отыскивать я даже не берусь.
Очарованью вашему дано
Быть стойким, как столетнее вино.
Букет с годами силу набирает.
Поэзия – шлифованный алмаз –
Чем дальше в глубь истории от нас,
Тем ярче всеми гранями играет.
ВРЕМЕНА ГОДА
Новый год
Наш южный Новый год такой капризный:
Где нужен минус, почему-то плюс.
И я сравнений жёстких не боюсь –
Сумбур такой же, как и в нашей жизни.
Ждём, чтоб сосульки на ветвях повисли,
Ан дождик томно выпевает блюз.
И, с ветром тайно заключив союз,
Повсюду лужи радостно раскисли.
Дел, видно, у зимы невпроворот,
Нас бросила. И всё наоборот:
Сейчас тепло, а в феврале завьюжит.
Махнул рукой на странности народ.
Пускай таким приходит Новый год
И вместе с нами шлёпает по лужам.
Хандра
Сплошная серость. День январский скучен,
Он от зари и до заката хмур.
У неба цвет овечьих грязных шкур,
И сонные не шелохнутся тучи.
Ну где же солнца благодатный лучик,
Чтоб нанизал улыбки, как шампур?
Пусть ветер, озорник и балагур,
Завьёт снежинки штопором покруче.
Пускай пролижет в тучах синеву,
Чтоб стало больше ярких светлых пятен.
Мне серый день до злости неприятен,
Я мутность эту не переживу.
И ангелам (уж вы со мной не спорьте!)
Бесцветный день всё настроенье портит.
Февраль
Почувствовать снег под ногой
И вихрем промчаться на тройке
Под звон колокольчика бойкий,
Звучащий под красной дугой.
Чтоб шлейф завивался пургой
За санками, лёгкий, нестойкий,
Спускаясь пушистой наслойкой,
Как белый платок дорогой.
Но мимо привычно мелькают
Тела разномастных машин,
И снег растворяется, тает
Под толстыми лапами шин.
А троек задорный полёт
Лишь в песне старинной живёт.
Март
Снова пахнет землёй от размякших газонов,
Снова голуби ходят по лужам пешком.
И в простуженный город влетел с ветерком
И пролился поток голубого озона.
Нет на ветках ни почек, ни листьев зелёных,
Все деревья пока ещё скованы сном.
Только тополь, который давно мне знаком,
В полудрёме сегодня кивнул потаённо.
Воробьи затевают галдёж о весне,
Серой стайкой усевшись на старой сосне,
Возражают вороне, ворчунье и злюке.
И на клумбах, где солнце пригрело едва,
Прорастает с трудом молодая трава
И к теплу поднимает застенчиво руки.
Цветочный базар
Какое обилие роз и тюльпанов!
Мимозы лежат золотистые груды,
Как будто цыплята сошлись отовсюду
Склевать до конца холода и туманы.
Как гномов головки в толпе великанов,
Фиалки уложены тесно на блюдо;
И ярко кричат в толчее многолюдной
Гвоздики кудрявые в шапках багряных.
Нарциссы, как барышни, томны и нежны,
Слегка горделивы, немного небрежны,
Спокойно взирают на всех свысока.
Но только к подснежникам, белым и робким,
Тихонько лежащим в картонной коробке,
С любовью протянется ваша рука.
Апрель
Прозрачный апрель баркаролу играет
На струнах эоловых звёздных лучей.
И с музыкой тихих апрельских ночей
На сердце ледок залежавшийся тает.
И в небе летящие звонкие стаи
По чётким пунктирам знакомых путей
Вдруг что-то в тебе отомкнут без ключей,
И взгляд твой по-новому всё принимает.
Вот дышит наш Дон, словно грудью широкой.
А рощи над ним, как глаза с поволокой,
И в розово-белом подростки-сады.
И кажется, что подошедшая старость
За дальним холмом навсегда потерялась,
И снова становишься ты молодым.
Пасхальное
Пасхальный звон церквушки недалёкой
Сегодня рано разбудил меня.
И небо, ради праздничного дня,
Невероятно сине и глубоко.
А солнце щурит золотое око
В густых ресницах белого огня,
И вертится, как будто бы дразня,
На ветке сидя за окном, сорока.
И пахнет ветер города не пылью,
А только сладко сдобой и ванилью
И терпким клейким запахом листвы.
В душе, как в море, радостно и зыбко.
И мир вокруг – единая улыбка
Людей, деревьев, неба и травы.
Май
За ветвями каштана морковный закат
Поджигает на дереве свечи.
Распластался оранжевый вечер
Над весенней землёй, словно праздничный плат.
Источает сирень на кустах аромат
Дуновению ночи навстречу,
Надевая на гибкие плечи
Из лиловых кистей театральный наряд.
Буйству красок недолгое время дано:
Скоро скроет их осень, как ставней окно.
Только память ревниво-живая
Средь снегов и дождей не устанет хранить
И плести этих образов прочную нить
До другого, до нового мая.
Белые ночи
Июньские белые ночи,
Извечный секрет красоты,
Жемчужного неба холсты
В сиреневых водах полощут.
И створки, как руки рабочие,
Устало разводят мосты,
На розовом фоне застыв
Контрастно чернеющим прочерком.
И город дивится во сне
Звенящей ночной тишине
И вздохам Невы потаённым.
И ангел за Зимним дворцом
Парит с просветлённым лицом
И смотрит на город влюбленно.
Летняя гроза
Часто проходят они полосой,
Эти короткие летние грозы,
Разлиновав каждодневную прозу
Мощным дождём по линейке косой.
Радужно высветлив капли-стрекозы,
Солнце по лужам, как мальчик босой,
Прыгает в завеси ливня густой
И беспричинно смеётся сквозь слёзы.
Шумная быстро умчится гроза,
Синь нестерпимая глянет в глаза,
Бисер дождинок на листьях и травах.
И, заполняя восторгом леса,
Птичьи опять заведут голоса
Песню великой природе во славу.
Метеоритный дождь
Как маленькие яркие кометы,
Сквозь августовской ночи черноту
Они летят, сгорая налету,
Посланцы убывающего лета.
И видит вновь притихшая планета
Космических скитальцев красоту,
И облекает в звёздную мечту
Их появленье старая примета:
В метеоритный дождь успеть заранее
Заветное произнести желание,
Пока горит летучий огонёк.
Как невозвратно август мой далёк,
Когда и я могла в примету верить,
Дождём метеоритным счастье мерить.
Сентябрь
Распожарились гроздья рябины оранжевым жаром,
Тонким веткам не выдержать, клонятся вниз.
А над городом медным начищенным боком провис
Солнца круг и кипящим парит самоваром.
На каштанах плоды, словно звенья нарядных монист,
Виноградные листья покрылись бордовым загаром.
Эту зрелую осени пышность, наверно, недаром
Взгляд восторженный с женщиной зрелой роднит.
Будто время своё уступать собираясь не скоро,
Горделиво идёт рыжекудрая щедрая Флора,
Из корзины своей рассыпая бессчётно дары.
И, покуда палитра цветов удивлять не устала,
В хризантемах и астрах царицей плывёт карнавала,
Что продлится до будней дождливой поры.
Бабье лето
Бабье лето – тепло на прощание
Перед временем долгих дождей –
Ты в душе оставляешь моей
Горьковатую грусть сострадания.
И закаты багровые ранние
Красотою роскошной своей
Не вернут караванов гусей,
За моря уходящих за дальние.
Бабье лето – последний привет
Летней радости тающий след,
Отражение гаснущей страсти.
Но вдали, у зимы за плечом,
Улыбается вновь горячо
Молодое весеннее счастье.
Осень
Последние листья ещё не увяли –
В зелёных лохмотьях стоят тополя,
Но словно устало вздыхает земля
В ненастную пору осенней печали.
Последние птицы «прощай» откричали,
И скрыл горизонт силуэт журавля,
И тучи оплакать дождями сулят
Садов облетевших унылые дали.
И хлопает ветер подмокшим плащом,
Но хмурость ему не прогнать нипочём –
Всё серо: и небо и лужи.
И к людям не смея проникнуть в дома,
Утрами щекочет прохожих зима
Холодными пальцами стужи.
Декабрь
И снова город терпко пахнет хвоей,
Он выглядит и ново, и свежо.
И воздух густо на смоле настоен –
Хоть ложкой ешь его, хоть режь ножом.
И солнца взгляд по-зимнему спокоен.
Блестит ледок, его лучом зажжён.
А чистый снег? Как это хорошо!
Он чувство детской радости утроит.
Покажется, что снял полсотни лет.
И хворей нет, и огорчений нет,
И снова шаг по-юношески строен.
Сложи в копилку опыта года,
Ведь мир вокруг - загадка, как всегда.
И ты её разгадывать достоин.
Рождественское
В мишуре серебряной стволы,
Звон морозный голубых шаров.
Гнутся от рождественских даров
Самобранкой крытые столы.
И в зеркал блестящее стекло
Хмурый лес глядится до поры,
Кружевной накидкой принакрыв
Тёмных елей сонное чело.
Праздник стелет радости ковры:
Рождество Великое пришло!
И любовь, объятия раскрыв,
Всех приемлет щедро и светло.
И без колебаний, до конца
Входит мир в открытые сердца.
Покров
I
Во Влахернском во храме звонят,
На молитву сзывают народ;
Над Царьградом тревожный набат –
Под стенами враги у ворот.
От лачуг, теремов и палат
Люд поспешно ко храму идёт.
Страшно, страшно! Что завтра их ждёт,
Коль враги окружили Царьград?
В золотом облачении клир
Пред святыми иконами пал
И, подобно рыданью, воззвал:
«Христианский в опасности мир!
Божья Матерь, на Небе еси,
Чад смиренных услышь и спаси!»
II
Во храме молитвы звучат покаянно…
И робко стоит у церковных дверей
Царьградский юродивый, нищий Андрей,
Босой, полуголый и в рубище рваном.
Вдруг видит блаженный: грядёт осиянна
Пречистая Дева в венце из лучей,
А следом святые во Славе своей.
И хочет он крикнуть: «Осанна, осанна!»
Но голоса нет, будто в обруче горло…
Меж тем, под молящий о милости хор,
Пречистая, сняв с головы омофор,
Его над склонённой толпой распростёрла.
Во славу Творца и в защиту Царьграда
По вере дана христианам награда.
Воспоминание о ночной Праге
Словно сцена, узкий остров,
Впереди река, как рампа.
Остров Кампа, остров Кампа,
Позабыть тебя не просто.
Мельницы старинный остов
Под лучами лунной лампы
Убедил сыграть в молчанку
Стайку ив длинноволосых.
Кринолины клёнов пышных,
Чёрной Влтавы плеск притихший
Возле Карлова моста.
Хмурит брови Прашна брана*…
Как в театре, ночью странны
Все знакомые места.
*Прашна брана (чешск.) - Пороховая башня
Старые улочки нашего города,
Старые, севшие в землю, дома.
Матушка-старость им, видно, кума –
Гладит их ржавые рыжие головы.
Щели калиток в досчатых заборах
Чьих-то секретов хранят закрома.
А над домами ветвей кутерьма,
В кронах столетних таинственный шорох.
Здесь и в июльский расплавленный зной
Храмом тенистым восходит покой
Свода резного из клёна и дуба.
С улиц в крикливом разгуле афиш
В провинциальную сонную тишь,
В старые улочки выйти мне любо.
Дорожная песня
Невольно рождает тревогу
Размеренный говор колёс,
И ждёшь, чтобы ветер принёс
Дороги мелодию строгую.
Мне сердце до жалости трогают
Кудрявые купы берёз;
Мелькнёт левитановский плёс,
Где цапля стоит одноного.
Плывут, изменяясь слегка,
Лебяжьих тонов облака.
И вот всё ясней и чудесней
В ушах сквозь колёс перестук
За звуком рождается звук,
Сливаясь в дорожную песню.
Как две неструганных доски,
От жажды спёкшиеся губы,
И каждый звук гремит, как трубы,
Гремит в стучащие виски.
Вода, оазис не близки.
Песок и зной надежду губят,
Мираж обманывает грубо
Людей видением реки.
Пусть за барханом вновь бархан,
Но караванщик знает свято,
Что скоро в край, водой богатый,
Придёт усталый караван.
Вода, - ты мудрости сродни,
Твой образ – нашей жизни дни.
¡O, Espaňa!
Из глубин несосчитанных лет,
Из спиралей былых воплощений
Возникает испанки виденье,
Кисти Гойи знакомый портрет.
Память больно пронзит озаренье
И прольёт на забытое свет.
Слышу вкрадчивый звук кастаньет
И монахинь суровое пенье.
А Гранадос гитарой своей
Растревожит в груди моей пламя.
¡O, Espaňa! С младенческих дней
Я к тебе устремляюсь мечтами.
Не фантазия это, не сон.
¡O, Espaňa! Tu eres mi corazon!*
*О, Испания! Ты - моё сердце!
Джаз
Звучит с пластинки неуёмный джаз
И хрипловатый негритянский голос.
И тишины пространство раскололось,
И стёкла-звуки в уши, в бровь и в глаз.
Импровизаций блюзовых запас
Разбрасывает саксофона соло,
Окутывая тело темы голое
В полотна мелодических прикрас.
Ну надо же вот так играть и петь,
Свою для всех вытряхивая душу!
И можно только каждой клеткой слушать,
Чтоб пресс энергий огненных стерпеть.
И ставить вновь пластинку много раз,
Чтобы звучал неугомонный джаз.
Концерт
За звуком протяжным рождается звук
И волнами сцену качает, как палубу.
Из душ полированных вздохи и жалобы
Исторгнуты волей взметнувшихся рук.
И чуткое ухо, наверно, устало бы
От боли со струнных струящихся мук,
Но входит рояль в обозначенный круг,
Сверкнув независимо фрачными фалдами.
А медные спорят о завтрашнем дне,
Восторгом грудных голосов прозвенев
Над стуком упорным сердец барабанных.
И вот, рукотворный, встаёт пред тобой
Гармоний бессмертных кипящий прибой –
Концерт для оркестра и для фортепьяно.
К Музе
И опять улетела ты, Муза моя легкокрылая,
И опять за собой затворила заветную дверь.
И сижу я безмолвная, словно немая, теперь
Безнадёжно лишенная радости творческой силы.
Воротись, глубину отуманенной грусти измерь.
Без тебя и весны солнцеокой мне время не мило.
Нет, я мир удивительный так же люблю, как любила,
Но немного устала страдать от бессчётных потерь.
Воротись! Я прошу у тебя только самую малость –
Помоги мне, как прежде, в поэзию душу вложить.
Я не всё рассказала, а что рассказать мне осталось,
Пусть в стихах нелукавых надолго останется жить.
Воротись, воротись же прекрасная Муза ко мне!
Без тебя одиноко в безмолвной густой тишине.
Считается – сжигает нас дотла
Любовь, пришедшая к нам в юности впервые.
А у меня ранением навылет
Любовь моя последняя была.
Всё, кажется, она давно прошла,
Воспоминанья – ковыли седые.
А что любовь? Как в годы молодые,
Полынью горькой в сердце проросла.
И пусть ведёт холодный разум спор
Чтоб доводов водой залить костёр.
Что возразить ему? И вряд ли стоит -
Там, под золой всё так же жжёт огонь.
Чуть-чуть копни, чуть-чуть рукою тронь,
И рана старая саднит и беспокоит.
Шёпот моря
Утихающий шум городской
Сонный слух принимает не споря
За накаты негромкие моря,
За шуршание гальки морской.
Лунный след бесконечной доской
И прожектора вспышки в дозоре
На серебряно-чёрном просторе
Вдруг проявятся мягкой тоской.
Я ракушку возьму со стола,
Поднесу её к уху несмело
И услышу в нутре её белом
Шёпот моря… Любовь не прошла…
Даже если бы я захотела,
Всё равно позабыть не смогла.
Птичий посвист на закате,
Стрелы быстрых птичьих крыл…
Луч последний озарил
Графику стрижиной стати.
Колесо ночное катит
В спицах звёзд. Восток закрыл
Дверь за днём. Черней чернил
Небеса надели платье.
Лёгкий ветер тихо точит
Звуков острые края.
Их всё меньше. Что-то ночи
Лишь слегка листва лопочет.
Мир задрёмывает. Хочет
Отдохнуть Земля моя.
На закате
Над морем, малахитовым простором,
Над валунов лиловым табунком
Развесил вечер в небе голубом
Закатные карминовые шторы.
Тускнеют засыпающие горы,
Смежив ресницы леса перед сном.
И с их вершин выносит сквозняком
С востока темноту и звёзд узоры.
В такие вечера люблю сидеть –
В пылающей волне нога босая.
Мне щедро солнце тонущее медь
Последнего сиянья в дар бросает.
И нас с тобой невидимая нить,
О, мать-Земля, спешит соединить.
ЗВЁЗДНАЯ ДОРОГА
I
Что видится больному долгой ночью,
Когда слились едино явь и бред,
Событий прежних искажённый след,
И точит душу грусть, как древоточец.
Невольно убеждаешься воочью, -
Между мирами чёткой грани нет.
И тонкий мир тогда даёт ответ,
Когда наш, плотный, отвечать не хочет.
И с высшим Я безмолвный диалог
Тогда выводит личность за порог
Условностей, нагромождённых майей*.
И, приоткрыв незапертую дверь,
Ты забываешь цепь своих потерь,
Грядущее спокойно прозревая.
II
Теперь я не спешу. И каждый стих –
В открытый мир открытое окно.
Эмоций камни канули на дно –
К реке судьбы пришли мои пути.
И я плыву, и плеск от вёсел тих,
И медлит чёлн. Иного не дано.
И только одиночество одно
Со мной грустинку делит на двоих…
О тех краях, где вечно даль светла,
Где каждый взгляд – прозрачное стекло,
Где то, что больно, сожжено дотла,
Где то, что горько, навсегда ушло.
И в эти заповедные края
Плывёт в челне судьбы душа моя.
III
К вам обращаю молитву с утра,
К вам обращаю её на закате:
- Славься, Изида, Вселенская Матерь,
Славься, Великий Сверкающий Ра!
С нами вы вновь на Земле, как вчера,
Силу энергий божественных тратите,
Чтобы сплавлялось в кармическом кратере
Больше сердец для любви и добра.
Станут глазам человеческим видимы
Древний Египет и Древняя Индия.
В каждом откроется дверь тайника.
В жёлтые тоги свои облачённые,
Учеников поведут Посвящённые
Звёздным путём в Золотые века.
IV
Я на Земле несчётно тысяч лет.
И мне теперь нетрудно догадаться, -
Пройти спираль нелёгких инкарнаций
Дала я Вседержителю обет.
К прародине забыв межзвёздный след,
Мне в этом мире суждено скитаться.
И к Истине упорно подниматься,
Чтоб вновь постичь космический секрет.
В созвездий абрис всматриваюсь я:
Как далеко ты, родина моя!
Но, если честно, то теперь не знаю,
Что мне дороже – Лебедь вдалеке
Или синица скромная в руке,
Моя Земля, прекрасно-голубая.
V
Я – берёзовый лист и зелёный кузнечик прыгучий,
Я – песок у реки и полёт журавлей в вышине.
Если ветку сломили, вы рану наносите мне,
Если сохнет земля, я дождём проливаюсь из тучи.
Я – раздолье степей, что глазам открывается с кручи,
Я – ночная звезда, отражённая в тёмной волне.
Я – одно с этим миром, всегда, наяву и во сне,
И повязана с ним, и чем дальше, – теснее и круче.
И опять ожидают меня незнакомые ветры,
И опять незнакомые реки и долы вокруг.
Я опять возвращаюсь, частица природы бессмертной,
Описав по спирали законов космических круг.
И в разумном потоке своих бесконечных рождений
Я живу, я расту, я учусь, чтобы стать совершенней.
VI
Дорогой тысяч звёзд проложен Млечный Путь.
Он – колыбель планет, он – солнц первооснова,
Он – пластилин в руках божественного Слова.
Я тоже по нему пойду когда-нибудь.
Светящийся туман, как мать, не даст задуть
Мой малый огонёк, к Огню идущий снова.
Я посвятить себя служению готова
И людям Истину забытую вернуть.
Сверкает Млечный путь алмазными лучами,
Серебряной рекой в агатовых волнах.
Натянут кармы лук. Я не лежачий камень,
А выпущена в мир стрелой из колчана.
Дорогой тысяч звёзд проложен Млечный Путь.
Я тоже по нему пойду когда-нибудь.
Не надо в зеркало правдивое смотреть,
Морщинки новые подсчитывать не надо
И, строго двойника окидывая взглядом,
С досадой о прошедшей юности жалеть.
Вот дикий виноград свою развесил плеть.
Он людям подарил зелёную прохладу.
Но лето отойдёт, и встанет осень рядом,
И листьям суждено пожухнуть и истлеть.
А глаз среди зимы вдруг воскресит умело
Резную тень листвы и гроздья ягод спелых.
Не сгинет никогда бесследно красота.
Вот потому меня давно ведёт мечта:
Я в памяти людей строкой ожить готова,
Я оставляю им отточенное слово.